Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные

– Вряд ли. Послушай, Холли хочет ее пригласить, это ее вечер, и сейчас у нее непростой период. Так что, если она хочет пригласить Дакоту, пусть приглашает. Ничего страшного в этом нет!

Сэм стиснул зубы:

– Она не придет.

Клементина всплеснула руками:

– Нет, придет!

Они уставились друг на друга.

Как они выйдут из этой ситуации? Как супружеская пара может разрешить подобную ситуацию, когда невозможен компромисс, при котором один из них должен уступить? Что произойдет, если ни один не уступит?

– Сегодня я звонила Эрике, – сменила тему разговора Клементина. – Сказала ей, что стану донором яйцеклеток.

– Правильно.

Сэм принялся снимать рубашку. Клементина поймала себя на том, что едва ли не отводит глаза из деликатности, как это бывает, когда снимает рубашку чужой муж.

– Она разговаривала как-то странно, – добавила Клементина. – Думаю, она наверняка слышала то, что я сказала в тот день, когда мы были наверху. Те ужасные вещи.

– Мне надо переодеться, – рассеянно произнес Сэм, словно отмахиваясь от нее.

– Значит, ты не возражаешь, если я стану донором яйцеклеток? – поинтересовалась Клементина, избегая его взгляда, как будто вопрос неуместный.

– Это твое решение. Она твоя подруга. Это не имеет ко мне никакого отношения.

Его равнодушие уязвило ее, но эта боль была как нарыв, который необходимо вскрыть.

– Значит, ты точно не хочешь третьего ребенка? – спросила она.

Вот опять. Как на том ужине в ресторане. Желание столкнуть его с того края, на котором они держались.

– Третьего ребенка? – переспросил Сэм. Он повесил мокрую рубашку на ручку двери. – Нам? Завести третьего ребенка? Шутишь!

– О-о, конечно, – сказала Клементина, складывая одежду в стопку. – Ты не видел земляничную кофточку Холли? Пропала. – Она, чуть не плача, с досадой огляделась по сторонам. – О-о, это невозможно, почему вещи все время пропадают?

Глава 37

– Мамочка! – Холли настойчиво требовала маминого внимания.

– Холли! – вздохнула Клементина. – Ты меня напугала! Не надо каждый раз кричать, словно это вопрос жизни и смерти.

Она встала и вышла из-за стола, тщательно избегая взгляда Сэма. Поскорее бы остаться с ним в машине и обсудить события этого вечера. Они бесконечно будут обсуждать этот вечер. Происходящее становилось все «страньше и страньше». Они спустились вниз по кроличьей норе. Эрика, никогда раньше не хотевшая детей, теперь хочет их. Оливеру нужны яйцеклетки Клементины. Хозяйка этого вечера когда-то была стриптизершей.

– Ты когда-нибудь слышала про мальчика, кричавшего «Волк!»? – спросила она у Холли.

– Я не знаю никого по имени Волк. Я звала тебя миллион, триллион раз. – Холли с упреком взглянула на маму из кресла-яйца, где она сидела рядом с Дакотой.

– Извини, – сказала Клементина. – Что случилось?

– Почему у тебя такое красное лицо? – спросила Холли.

– Не знаю, – ответила Клементина, прижимая холодные кончики пальцев к горящему лицу. Становилось прохладнее. – Девочки, вы не мерзнете?

– Нет. Посмотри на игру, которую показала нам Дакота! Она такая страшная. – Холли ткнула в экран айпада в руке Дакоты.

– Ух ты! – воскликнула Клементина, уставившись на экран и не видя его. – Страшная. Спасибо тебе, что заботишься о них, – обратилась Клементина к Дакоте. – Скажи, когда устанешь, ладно? Когда надоест?

– Мы с Руби не надоедливые! – запротестовала Холли.

Дакота заговорщицки улыбнулась Клементине. Она казалась такой серьезной, хорошей девчушкой. Трудно было поверить, что она дочь столь колоритных людей, как Вид и Тиффани.

– У вас тут все хорошо? Девочки не скучают?

Рядом с ней стоял Сэм.

Клементина подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Глаза у него блестели так, как не блестели уже давно. Может быть, сегодня у них будет хороший секс, по-настоящему хороший, а не тот торопливый и бестолковый, который случался в последние пару лет. После рождения Руби что-то в их интимной жизни разладилось, или так казалось Клементине. Иногда она ощущала какую-то потерю, даже горевала из-за утраты их сексуальной жизни, а иногда думала, что все это только у нее в голове, что она излишне мелодраматично относится к чему-то естественному и неизбежному. Это случается со всеми, это называется утратой новизны. Это называется семейной жизнью.

Иногда во время секса у нее возникало ужасное ощущение неуместности, как будто она участвует в инцесте. Как будто они с Сэмом старые добрые друзья, которые по какой-то причине – религиозной, юридической или медицинской – раз в несколько недель обязаны заниматься сексом перед небольшой комиссией беспристрастных наблюдателей. Заниматься сексом с привлекательным давним другом было даже приятно, но как-то неловко, и, когда это кончалось, все испытывали облегчение.

Она никогда не говорила об этом с Сэмом. Как можно выразить это словами? «Сэм, иногда наша сексуальная жизнь кажется мне кровосмесительной или похожей на обряд и даже немного грязной. А тебе так не кажется? Есть предложения?»

Ей было не найти слов, к тому же она терпеть не могла говорить про секс. Это заставляло ее вспоминать о матери и, как ни странно, об Эрике. Все их откровенные разговоры в машине о контрацепции и самоуважении.

Она понимала: проблема отчасти состоит в беспокойном сне девочек. Это означало, что они с Сэмом все время были начеку, прислушиваясь к неизбежному крику, в любой момент способному нарушить кайф. Имея ограниченное время, невозможно растянуть удовольствие. Им приходилось сразу переходить к делу, к испытанным и проверенным движениям и позам, поскольку в противном случае пришлось бы в который раз «прервать выполнение задачи». Это означало, что в их действиях всегда присутствовали определенное напряжение и торопливость. Иногда она даже ловила себя на мысли: «Быстрей, быстрей!» Это означало также, что они не перестают быть мамой и папой. Что-то старомодное, банальное и лишенное очарования было в том, как мама и папа поспешно и тайно занимаются сексом, пока дети спят. В последнее время Сэм не так уж часто предлагал ей заняться сексом, и это немного обижало Клементину. Она считала, что он по-прежнему находит ее привлекательной. Легко было бы дать увлечь себя идеей об отвращении к телесным потребностям, но пока она твердо стояла на ногах. В то же время она часто испытывала облегчение, когда оба они перекатывались каждый на свою сторону кровати, поскольку кто стал бы волноваться? Она догадывалась, что он испытывал те же смешанные чувства обиды и облегчения, и мысль о том, что он испытывает облегчение оттого, что ему не надо заниматься с ней сексом, обижала ее еще больше, хотя и она чувствовала то же самое. И так продолжалось дальше.

Но сейчас между ними проскочила искра, и она здорово оживилась. Значит, это все, что им было нужно! Барбекю с приветливой бывшей стриптизершей и электриком, который любит серьезную музыку и похож на Тони Сопрано. Ей всегда нравился Тони Сопрано.

– Почему ты смеешься, мамочка? – спросила Холли.

– Я не смеюсь. Я улыбаюсь. И я просто счастлива. – Она заметила подозрительный взгляд Дакоты и попыталась взять себя в руки.

– Папа тоже красный, – заметила Холли.

– Розовый. – Руби вынула изо рта большой палец. – Папа розовый.

– Розовый, – согласилась Холли.

– Думаю, ему немного жарко и он волнуется, – сказала Клементина.

– Почему? – спросила Холли.

– Может быть, мне нужен холодный душ, – проговорил Сэм, осторожно ущипнув Клементину за предплечье. – Может, мне залезть в фонтан, а?

– Глупый папочка, – сказала Руби.

Глава 38

– С тобой все хорошо? – тихо спросил Оливер, положив руку на плечо Эрики.

На Эрику нахлынуло раздражение.

– Да. А что? Я плохо выгляжу?

Она прищурилась. В размытом вечернем свете все предметы имели неясные очертания. Слабая видимость влияла также на ее чувство равновесия. Она все время ловила себя на том, что ее покачивает, и ей приходилось хвататься за край стола.

Музыка в павильоне играла теперь очень громко, отдаваясь у нее в голове. Тиффани поставила «November Rain», видимо напоминающий ей о ее постыдном прошлом. Эрике это было неинтересно.

– Такое ощущение, что ты пьешь больше обычного, – сказал Оливер, и на миг Эрика возмутилась, потому что всегда, всегда была на любой вечеринке самой трезвой.

Часто она вовсе ничего не пила – вкус спиртного не очень-то ей нравился, – хотя вино в тот вечер показалось ей очень хорошим и мягким, просто восхитительным. И наверное, оно было чрезмерно дорогим.

– Ну нет! – возразила она.

– Прости.

Ее возмущение улетучилось: Оливер не виноват, что его родители были алкоголиками.

– Я в порядке, – сказала она, наклонившись к нему со смутным желанием обнять его, хотя они сидели на разных стульях.

Ей хотелось обнять мужа за его детство, за то время, когда ему, семилетнему, никак не удавалось разбудить пьяных родителей, которые должны были отвезти мальчика в школу. В то утро у него намечалась контрольная по математике, а он сидел на их кровати и горько плакал, а теперь его родители представляли все это как веселую историю: «В тот раз Оливер плакал, потому что пропустил контрольную по математике. Наш маленький бухгалтер в процессе становления!» И каждый раз, как они это говорили, Оливер услужливо хихикал, правда, глаза у него были очень грустные. И вот сейчас, когда она приподнялась и потянулась к нему, Оливер вытянул руки, чтобы не дать ей упасть. У него был потрясенный вид – он опасался, что она станет посмешищем, но она опять села на стул. Она не смогла обнять мужа, а вот Тиффани на семейном барбекю вскользь призналась, что танцевала у шеста, была стриптизершей, не больше и не меньше.