Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные
– Ну… – вновь начала Тиффани.
Все это очень мудрено. Она не могла сказать: «Да, подруга, ты права». Не позволяется гордиться своим телом. Женщины воспринимают эту тему настороженно.
– В девятнадцать лет – да, была.
– Тебе это нравилось? – спросил Сэм у Тиффани.
Клементина бросила на него взгляд.
– Что? – Сэм поднял руки. – Я просто спрашиваю, нравилось ли ей предыдущее занятие. Правомерный вопрос.
– Нравилось, – ответила Тиффани. – По большей части. Как в любой работе, там были свои хорошие и плохие стороны, но мне в основном нравилось.
– Хорошие деньги? – продолжал Сэм.
– Большие деньги. Вот почему я этим занималась. Я писала диплом и могла заработать гораздо больше денег, чем кассирша в супермаркете.
– А вот я работала кассиршей, – сказала Клементина. – Кстати, мне не особо это нравилось, если это кого-то интересует.
– Какая жалость! – произнес Сэм. – Ты была бы чудесной стриптизершей, дорогая.
– Спасибо, любимый, – невозмутимо проговорила Клементина.
– Крутясь вокруг шеста, ты могла бы изображать гримаски, как при игре на виолончели. Хорошие получала бы чаевые.
Сэм откинул голову назад, закрыл глаза и задергал бровями, вероятно подражая мимике Клементины, когда та играет на виолончели.
Клементина опустила глаза на стол и прижала ко лбу кончики пальцев, дрожа всем телом. Тиффани уставилась на нее. Она плачет?
– Она смеется, – пренебрежительно проговорила Эрика. – Теперь от нее несколько минут не добьешься толка.
Оливер откашлялся:
– Недавно я читал статью о том, что танцы у шеста предлагают сделать олимпийским видом спорта. Очевидно, это очень спортивное занятие. Нужна хорошая физическая подготовка.
Тиффани улыбнулась тому, как бедняга изо всех сил старается направить разговор в безопасное русло бесед, привычных для вечеринок среднего класса.
– О да, Оливер, очень спортивное, – выразительно произнес Вид, подняв бровь, и Клементина вновь залилась смехом.
Тиффани подумала, насколько проще был бы мир, если бы люди разделяли чуть ли не детский подход Вида ко всему, связанному с сексом. Вид любил секс точно так же, как классическую музыку, сыр с плесенью и гоночные машины. Для него это было равнозначно. Приятные моменты жизни. Всего-навсего красивые голые девушки, танцующие в клубе. Что тут такого?
Эрика многозначительно бросила взгляд через плечо, туда, где сидели дети.
– Значит, твоя дочь… – начала она.
– Дакота знает, что я была танцовщицей. – Тиффани вздернула подбородок. Нечего учить меня воспитывать детей. – Когда она подрастет, расскажу ей более подробно.
Старшие дочери Вида и его бывшая жена тоже не знали. О господи, какую критику услышала бы она в свой адрес от его дочерей, которые одевались, как Ким Кардашьян, но вели себя рядом с Тиффани так, словно намного выше ее в моральном плане! Если они узнают, то набросятся на нее, как бешеные собаки.
– Правильно, – сказала Эрика. – Конечно. Правильно.
Клементина подняла голову и вытерла глаза кончиками пальцев. Ее голос все еще дрожал от смеха.
– Извините меня, потому что я, наверное, веду весьма пресную жизнь.
– Вот уж не знаю, – сказал Сэм. – Что ты имеешь в виду? Вот я, например, прочитал «Пятьдесят оттенков серого». И весьма внимательно. Потом пытался обставить кабинет в стиле «Красной комнаты пыток».
Клементина ткнула его локтем в бок.
– Я просто поражена. Ты не находила это… ну, не знаю, с чего начать! Мужчины, которые смотрели на тебя, были… порочными?
– Конечно, некоторые были, но большинство просто обыкновенные парни.
– Я не был порочным, – сказал Вид. – А-а, ну, может быть, совсем чуть-чуть. Порочным в хорошем смысле!
– А ты часто ходил в такие места? – спросила его Клементина, и Тиффани уловила, что она пыталась говорить без осуждения.
Вот чего Вид никогда не понимал и о чем Тиффани обычно забывала: людей обуревали такие сложные чувства, когда они узнавали, что она танцевала в ночном клубе. Все это перемешивалось с их отношением к сексу, который, к сожалению, для большинства неразрывно связан со стыдом, шиком и моралью; некоторые считали, что она признается в каком-то правонарушении. У женщин это вызывало зависть к красивому телу, а также ощущение ненадежности и боязнь потерять то, что имеют. Мужчины не хотели показать своего интереса, хотя в целом были весьма заинтригованы, и у некоторых появлялся этот сердитый, оборонительный взгляд, как будто она пыталась заставить их проявить слабость. Большинство людей, мужчины и женщины, едва сдерживались, чтобы не захихикать. Настоящее минное поле, блин! Никогда больше, Вид, никогда!
– Конечно часто! – с легкостью ответил Вид. – Когда у меня распался брак, друзья стали выводить меня в свет, и, знаете, мои друзья не ходят на концерты и типа того, они ходят в клубы. И когда я увидел, как танцует эта женщина, то был сражен наповал. Просто сражен наповал. – Он поднес к голове воображаемый пистолет и изобразил звук выстрела. – Вот почему я сразу узнал ее на аукционе. Несмотря на то, что она была одета.
Вид хлопнул себя по колену и загоготал. Клементина с Сэмом немного испуганно захихикали, Эрика нахмурилась, а бедный Оливер покраснел.
– Ну ладно, – сказала Тиффани. – Пожалуй, хватит об этом.
Вдруг раздался пронзительный вопль:
– Мама!
Глава 36
Шел такой сильный дождь, что Клементина не услышала, как открылась входная дверь. И подскочила, увидев, как на пороге комнаты Холли материализовался Сэм, в совершенно мокрой рубашке в тонкую бело-голубую полоску, прилипшей к телу.
– Ты до смерти меня напугал! – сказала она, прижимая руку к сердцу. – Почему так рано пришел?
Она понимала, что это прозвучало как обвинение. Может быть, следовало сказать: «Какой приятный сюрприз!» А потом ласково добавить: «Почему так рано, милый?»
Она никогда не называла его «милый».
Сэм подергал свою мокрую рубашку.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Да вот ищу кое-что. Как обычно.
Она сидела на кровати Холли, разложив перед собой ворох одежды и пытаясь найти земляничную кофточку Холли – белую футболку с длинным рукавом и огромной земляничиной спереди, которая прямо сейчас понадобилась Холли и которую, разумеется, было никак не найти.
Она ощущала странную скованность. Не могла вспомнить, как у них бывало прежде – вскакивала ли она на ноги при виде Сэма, целовала ли при встрече? Удивительно, что она даже соблюдала этикет при встрече с мужем.
Ей не слишком хотелось обнимать его, такого мокрого. Никого в Сиднее дождь уже не удивлял. Надо было быть идиотом, чтобы попасть под дождь. Тема дождя обсуждалась всеми и повсюду. Продажа зонтов возросла на сорок процентов. Однако с начала затяжных дождей Сэм каждый день шел к парому без зонта или плаща. Каждое утро она наблюдала из окна кухни, как он бежит по тропе под дождем, подняв кейс над головой. При виде его удаляющейся вприпрыжку фигуры ей хотелось и смеяться, и плакать. Может, это была разновидность мазохизма. Он считал, что не заслуживает зонта. Возможно, он считал также, что и она не заслуживает зонта.
– Почему ты так рано пришел домой? – повторила она.
– Ну, я получил твое сообщение. – На его лице отражалось беспокойство, смешанное с агрессивностью. – Поэтому я рано ушел с работы.
– Сообщение о том, что с Холли все хорошо? Что беспокоиться не о чем?
– У нее уже второй раз что-то с животиком.
– Ты ведь видел ее в гостиной. Довольная, играет на айпаде как ни в чем не бывало.
– Думаю, надо ее обследовать. Может быть, это аппендицит или что-то еще. Болит, а потом проходит.
– Ага, болит, когда она в школе, и проходит, когда играет на айпаде. Она нас дурачит. Как только я посадила ее в машину, у нее все прошло. Она всю дорогу домой болтала о своем дне рождения. Между прочим, она хочет пригласить Дакоту. – Последние слова Клементина произнесла быстро, не глядя на него.
– Дакоту, – повторил Сэм, выпрямившись, словно почуял опасность. – Ту самую Дакоту?
– Да, ту Дакоту.
– Ее нельзя приглашать. Это же очевидно. Иисусе!
– Я сказала ей, что Дакота, пожалуй, слишком взрослая для ее дня рождения. Ей только шесть. Она очень расстроилась. Сказала, что мы разрешили ей приглашать кого угодно, и так оно и было.
– Угу, мы имели в виду кого угодно, кроме Дакоты.
– Холли была безутешна.
– Она даже толком не знает Дакоту. – Сэм вытащил рубашку из брюк, собрался выжать ее, но потом передумал. – Она видела ее всего один раз. Ты правильно сказала, что она слишком взрослая. Она не захочет пойти на день рождения Холли!
– Ну я, во всяком случае, сдалась. Она была на грани истерики, и я испугалась.
– Ты только что сказала, что она притворяется насчет живота. Так и с Дакотой она тоже притворяется. Клементина, она тебя дурачит. – Он произнес это с насмешкой. Прежде он всегда подтрунивал над ней, но никогда не высмеивал.
