Наталия Мазова - Ведьмин рыцарь

Над площадью повисло мрачное напряжение - толпа, как серебряный меналийский тигр, ждала, когда жертву бросят ей на забаву. Ни огонька - ни в самой толпе, ни в окнах домов на площади, за которыми тоже ощущалось присутствие нетерпеливых наблюдателей. Лишь последний луч солнца одиноко горел на позолоченном шпиле.

Мало-помалу напряжение передалось и Джарвису - сначала как неясное ощущение нависающей угрозы, как вибрация незримой мощи, пронизывающей толпу. В какой-то момент оно стало почти материальным, протяни руку - коснешься... А затем клинок на боку у принца ответил на эту вибрацию едва уловимой дрожью принюхивающегося пса, который предвкушает добрую драку.

Джарвис закусил губу. В последний раз меч Индессы _вел себя_ полтора года назад, в Анатаормине, когда целая орава черных жрецов с пением боевых заклятий перла на них с Сонкайлем, приняв их за расхитителей гробниц (каковыми они, по сути, и являлись). И не кончилось это тогда абсолютно ничем хорошим...

"Ну что тебе не сидится в ножнах, сумасшедшая железка?" с тоской мысленно обратился к мечу принц. "Жрать хочешь? Или просто нервы расшалились?" Меч разумеется, не ответил, да Джарвис и не рассчитывал на ответ.

У меча было свое имя - Зеркало. Согласно поверью, когда-то в незапамятные времена он принадлежал Непостижимому по имени Индесса - Левой руке Менаэ, воплощению хитрости, в то время как Правая рука, Налан, олицетворял силу, и меч его был одним из атрибутов королевской власти Меналии. Мечом же Индессы по традиции владел наследник престола. По официальной версии, сей клинок обладал тремя свойствами: не мог сломаться в руке истинного владельца, не позволял нанести тому смертельную рану, а также в определенной ситуации мог подать умный совет. В первых двух достоинствах Зеркала Джарвис убеждался неоднократно и именно поэтому не менял его ни на что другое. Третье же свойство, похоже, являлось выдумкой от начала и до конца. И было еще нечто, о чем не говорила ни одна легенда, и даже старый Сехедж, узнав об этом, лишь развел руками в полном недоумении. А именно - время от времени меч ни с того ни с сего начинал проявлять явные признаки свободы воли. Джарвис замечал за ним такое дважды, плюс еще один случай, в котором он был уверен не до конца.

Сегодня же, судя по всему, вполне мог случиться четвертый раз, и от одной мысли об этом принцу стало тошно. Он дорого дал бы за то, чтобы оказаться как можно дальше от вожделеющей толпы, но было поздно - людское море уже сомкнулось за ним, и пройти по нему, аки посуху, не представлялось возможным.

Внезапно главные врата храма распахнулись, пропуская процессию. Четыре воина, с головой закованные в черную сталь доспехов, между ними - вереница монахов в длинных серых хламидах, с факелами в руках. За ними шли трое в одеждах побогаче. Голову одного из них венчала золотая двойная митра, усыпанная крупными драгоценными камнями, и эти камни словно светились в полумраке сами собой. Пурпурная ряса с черносеребряным шитьем казалась отсветом пламени на фоне серых одежд свиты. Джарвис понял, что видит перед собой самого архиепископа Кильседского, легендарную личность новейшей истории Лаумара. Видимо, дело было и вправду значительным, раз столь важная персона почтила своим присутствием заштатный Шайр-дэ...

Замыкали процессию два стражника с лицами, скрытыми глухими капюшонами. Они-то и вели ведьму. Точнее, тащили, потому что несчастная упиралась изо всех сил, яростно билась в руках конвойных. Низкий тягучий вопль ворвался Джарвису в уши:

- Не виновата я, люди добрые! Слышите? Не ви-но-ва-та-а-а!!

Она была довольно молода - угадать возраст точнее не позволяли следы побоев, спутанная масса темных волос, кое-где слипшихся от крови, и бесформенный балахон из грубой грязной мешковины. Ноги ее были босы и тоже грязны. Пронзительный весенний ветер без всякой жалости трогал ледяными пальцами обнаженную плоть под драной рогожей.

Но Джарвис почти не замечал этих деталей, ибо видел лишь ее глаза. Темные, огромные - почти на половину бледного лица они были странно тверды и спокойны, словно совсем не она, а кто-то посторонний исходил сейчас криком в руках стражей. И в какой-то миг Джарвис осознал, что глаза эти глядят - на него. На него одного из всей посыпанной песком толпы, жаждущей ее боли.

Холод, исходящий от Зеркала, стал почти невыносим. А затем Джарвис испытал уже знакомое ощущение, словно энергии, пронизывающие мир, неотвратимо скручиваются в водоворот - и в этот водоворот затягивает его сознание. Вот только сегодня это было намного сильнее, чем когда бы то ни было. Принц из последних сил удерживал себя на краю черной воронки, где бесновались волны безумия. И со дна этой воронки глядели, глядели на него темно-серые, цвета воды северных морей, глаза ведьмы...

Архиепископ ступил на помост, воздел руки к меркнущим небесам - и хрустальные шары на фасаде храма вспыхнули ослепительно-белым, режущим глаза колдовским светом. Толпа в едином благоговейном порыве рухнула на колени. Архиепископ начал размеренную молитву на языке, неизвестном Джарвису - не лаумарском и не вайлэзском. Голос его звучал жестко и неожиданно сильно, произносимые слова наполнили пространство между каменными стенами, их ритм постепенно подчинил себе все вокруг - и меч Индессы словно беззвучно взвыл, пытаясь противостоять этому ритму.

Рука в плотной кожаной перчатке с накладками из серебряной чешуи легла на эфес Зеркала. Джарвис уже не воспринимал эту руку своей. Снова, как тогда, в Анатаормине, а еще раньше в Лурраге, меч вел его туда, куда считал нужным. Расчищая дорогу грудью коня, принц против воли начал пробиваться к помосту. Люди уворачивались, грозили кулаками, кое-кто даже обругал святотатца гневным шепотом, но возвысить голос во время молитвы архиепископа не посмел ни один.

Едва глава лаумарской церкви умолк и отступил в сторону, стражи с закрытыми лицами вытолкнули вперед ведьму. Та продолжала молча упираться, но стражи, словно не обращая на это внимания, стали неторопливо и основательно привязывать ее мокрыми веревками к столбу. Тут же засуетились более мелкие служки, выволакивая откуда-то дрова и вязанки хвороста. Гаснущим сознанием Джарвис отметил, что настил вокруг столба весь обит листами железа, как пол перед камином, чтобы пламя не перекинулось на доски помоста.

Закончив свое дело, служители расступились, оставив ведьму выгибаться на веревках. Один из двух значительных спутников архиепископа взял факел из рук какого-то монаха и поднес огонь к дровам. Толпа, снова в едином порыве, исторгла пронзительный вопль - крик ужаса или радости, а скорее всего, ритуальные слова...

Джарвис был уже совсем рядом с эшафотом. И в тот момент, когда пламя, раздутое очередным порывом ветра. лизнуло хворост у ног ведьмы, меч Индессы, рванув руку хозяина, покинул ножны.