Георгий Попов - За тридевять планет

— Что ты, Эдя?

— Ах, извини, — засмеялся я, вспомнив, что деньги на этой планете давно упразднены за ненадобностью. — Привычка — вторая натура. — Я допил компот из сухофруктов, опрокинул стакан на блюдечке и вылез из-за стола.

— Ну, Эдя, ты и даешь! — только и нашлась сказать Настенька.

Читателю, наверное, интересно будет узнать, что слова: «Ну, ты и даешь!» — очень популярны на этой планете. А вот что они означают, эти слова, какой их, так сказать, глубинный смысл, мне так и не удалось выяснить. Когда я обратился к Кузьме Петровичу как чтецу-агитатору (он и здесь чтец-агитатор), тот лишь почесал в затылке:

— Ну, Эдя, ты и даешь! — И больше ничего не добавил.

II

Сосновый бор я уже знал немного. Теперь мне предстояло осмотреть Песчаное озеро. Я даже не стал спрашивать, как оно здесь называется, это озеро, так как был уверен, что иного названия у него и быть не может.

Я пересек площадь, потом луг, обычно затопляемый в половодье (я полагаю, он и здесь затопляется), и вошел в борок, совсем небольшой, за которым и начиналось озеро. «Вот оно, милое!» — мысленно произнес я и, подбежав к берегу, зачерпнул пригоршню воды и вылил себе за пазуху.

Потом я взял лодку и поплыл на середину, пугая уток.

Между прочим, утки здесь ведут себя по-разному.

Чирки и шилохвости, например, удивительно доверчивы и общительны. Позже я узнал, что под осень они прилетают на колхозный двор и кормятся вместе с домашними. Здесь-то их и отлавливают. Кряквы и чернети держатся с большей осторожностью. Завидев человека, они не шарахаются, как это бывает у нас на Земле, но и особенно близко не подпускают. Местные орнитологи установили, что самое близкое расстояние, на какое кряквы однажды подпустили человека, равнялось пяти метрам и тридцати семи сантиметрам. Цифра эта получилась в результате каких-то сложных операций, проделанных электронно-вычислительной машиной, и ни у кого не вызывает сомнений.

И тут, на озере, я опять столкнулся с мальцамиогольцами.

— Это уж слишком! — сказал я, выходя из лодки на гладко утоптанный песчаный берег.

Вчера они поставили меня перед трудной задачей.

«А дед-то Макар как в воду глядел!» — пришло в голову. Читатель, наверно, помнит эту сцену… Сашка кричит: «Оттуда! Оттуда! Я сразу догадался, что оттуда!» — и тычет пальцем куда-то вверх. А двое других Федька, брат соседа и друга Семена, и Гоша, тоже брат, но чей брат, убейте, не помню, — эти стоят не двигаясь и пялят шары.

Я тоже стоял и тоже не двигался. Только мозг продолжал лихорадочно работать. Я думал, как быть, как выйти из этого, можно сказать, чертовски трудного положения, и наконец придумал… Ребята охотно вступают в игру, если в ней есть хоть какая-то толика необыкновенного и загадочного, — они пойдут и на сговор со мною, рассудил я. И не ошибся.

— Да, оттуда… С планеты Земля, — сказал я и сделал долгую паузу.

Сашка перестал тыкать пальцем и впился в меня взглядом. Федька и Гоша переглянулись. Они готовы были подвергнуть мои слова сомнению. Но корабль…

Он стоял рядом, поблескивая боками, — факт налицо, как говорится. Словам можно верить и не верить. А фактам не верить нельзя. И мальцы-огольцы поверили. Поверили и пришли в восторг.

— Ну, это мы зовем планету Землей… А у вас она известна как Голубая звезда. Вот она, дорогуша, почти над нами… — И я тоже ткнул пальцем и принялся рассказывать.

И вот что любопытно в высшей степени. Известно, что мы, земляне, не жалуем свою планету. Мы ее топчем, режем, взрываем, изводим леса, загрязняем или уничтожаем начисто реки, отравляем воздух всякой дрянью, так что потом самим тошно бывает дышать тем воздухом, плюем на нее, как плюют на что-то такое, что не стоит нашего внимания… А там, в том царственном сосновом бору, перед теми чудесными мальцами-огольцами, — о, там я рисовал совсем другие картины.

Я сказал, что планета Земля лучшая из планет.

Лучшая из лучших, так сказать. Ученые произвели точный подсчет. Оказалось, во Вселенной сто тридцать миллиардов планет с высокоразвитой цивилизацией.

Я, Эдька Свистун, не сомневаюсь, что первое место среди них принадлежит нашей Земле.

Какие города — улица к улице, дом к дому, ну загляденье, да и только. А села — это настоящие оазисы современной культуры, и созданные-то, кажется, лишь для того, чтобы люди жили и радовались, особенно зимой, когда тишина и благодать разливаются по снежным равнинам.

Потом я говорил о равенстве и братстве, об успехах науки и техники, о замечательном согласии между людьми и народами. И приводил примеры, взятые из кинофильмов, и цитировал мудрые книги, то есть школьные учебники.

Когда я кончил, Сашка предложил:

— Об этом надо рассказать всем, всем, всем. Мы соберем на площади всех, всех, всех членов артели, вы подниметесь на трибуну и расскажете.

— Надо сообщить в Центр, пусть подключится и телевидение, — подал голос Федька.

— И пресса, — вставил Гоша.

— А вот этого…

Кстати, о мальцах-огольцах… Они заслуживают того, чтобы я рассказал о них подробнее. Тем более, нам и впредь придется иметь с ними дело.

Самым старшим был Федька, совсем не похожий на своего двойника-землянина. Многим доводилось видеть подсолнухи в пору цветения… Лицо Федьки чем-то напоминало такой подсолнух. Смотрел он исподлобья, набычившись, как бы сказали у нас, но вполне, вполне благодушно.

Впрочем, что касается благодушия, то в этом смысле его побивал Гоша. Он был на голову ниже Федьки и примерно на полголовы выше Сашки, но главное в лице… А лицо у него было если не совсем круглое, то определенно кругловатое — ну ни дать ни взять маска благодушия.

Зато Сашка… О, Сашка был настоящим человеком, как сказали бы у нас. Во-первых, он был смуглым и этим сразу отличался от своих дружков. Во-вторых, всегда носил какую-то сумку вроде планшета, набитую всякими книгами, главным образом, энциклопедическими словарями. А в-третьих, при всей серьезности и начитанности умел улыбаться, как Олег Попов. Как наш, земной Олег Попов, разумеется.

Но вернемся к рассказу.

— А вот этого как раз не надо делать, — сказал я и укоризненно посмотрел на мальцов-огольцов. — Пусть это останется нашей тайной… А? Ведь это здорово, когда у человека есть какая-то тайна. Представляете, никто не знает, а вы знаете… Здорово, правда?

— Дядя Эдуард, а это зачем? — спросил Федька.

— Как зачем? Да просто так. Чтобы интереснее было жить на свете. У нас на Земле тайнами, или секретами, владеют все люди, особенно девчонки. Каждая из них набита секретами, как огурец семечками.

— Но мы не девчонки, — заупрямился Сашка.

— Ну и что? У нас и мальчишки имеют свои секреты. И взрослые тети и дяди, даже министры и президенты… А у вас, то есть у нас, совсем особый случай. Нам с вами тайна не просто интересна, а прямо-таки необходима. Иначе…