Борис Каминский - Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Егор Филиппович, я, возможно, поступлю опрометчиво, но у нас в Южной Америке людей принято благодарить. Вы же нас выучили правильно чертить, - произнес Борис, кладя на стол десять рублей.

Он совершенно точно понимал, что эта сумма завышена, но у него были к Фролову и другие вопросы.

- Ну что Вы, Борис Степанович, лишнее, явно лишнее, - смущенно начал отнекиваться приказчик, отодвигая ассигнацию.

- А вот и нет, Егор Филиппович, совсем не лишнее. Как говорят у нас в Америке, любой труд должен быть оплачен.

- И кто не работает, тот не есть, - ввернул Ильич.

- Все верно, Егор Филиппович, - едва подавив улыбку, продолжил Федотов. - Вы же ничего не брали у хозяина, так и совесть ваша чиста. Кстати, а не могли бы вы немного показать нам ваш завод?

- Так вроде бы не положено, - стал отнекиваться Фролов. - Впрочем, если только токарный цех показать. А знаете что? Мы сейчас пройдем к моему шурину, он начальник цеха. Если кто по пути спросит, так я скажу, что вы пришли посмотреть заказ от Котовцева.

Вставая, Фролов как бы случайно прикрыл купюру папкой.

До токарного цеха шли около получаса. По территории завода телеги развозили какие-то заготовки, вдалеке слышался свисток маневрового локомотива. Цех произвел на посетителей сильное впечатление. Во всем чувствовались размах настоящего дела. В мрачноватом здании с четверть версты длиной вдоль стен стояли станки. Половина станков имела привод от одного вала, вторая часть от другого. Таким образом регулировалась загрузка. Паровой привод мерно пыхтел за стеной, неторопливо вращая правый вал. С него шкивами вращение передавалось на станки. Эти мастодонты даже математику показались допотопными и медлительными чудовищами.

Свет частью проникал через запыленные окна в стенах, а частью через окна в крыше. В целом освещенность была отвратительной. В воздухе пахло машинным маслом и горячей кожей ремней. У входа ухал паровой молот, а пылающий горн распространял едкий запах сернистых газов. Подле этого агрегата суетились три человека. Один из них, здоровяк в кожаном переднике, переворачивал клещами стальную заготовку. Глядя на него, Ильич в очередной раз поверг всех в недоумение:

- Расход калорий у молотобойца самый большой из существующих ныне профессий. За восьмичасовой рабочий день он тратит до двенадцати тысяч килокалорий.

Простите, не понял, за сколько часов? - изумился Сергей Никифорович. Так звали шурина приказчика.

- Сергей Никифорович, - вступился за товарища Федотов. - Владимир Ильич посчитал расход энергии молотобойца за восемь часов. А за одиннадцать часов расход будет на четверть больше.

Друзья уже знали, сколько здесь длится рабочий день.

- Не на четверть, а на тридцать семь с половиной процентов, - педантично поправил Бориса математик.

- Сергей Никифорович, а как вы регулируете загрузку цеха? - чертыхаясь, Федотов отвлек 'экскурсовода' от опасной темы.

Шурин приказчика с гордостью рассказывал о своих заботах, время от времени с почтительной опаской бросая взгляды на странного математика.

- Борис Степанович, а какие обороты делают ваши станки? - получил коварный вопрос Федотов.

- Честно говоря, не знаю, я же электрик. Электродвигатель дает полторы тысячи оборотов в минуту, а скорость резания регулируется редуктором.

- Вы хотите сказать, что у вас в Сантьяго-де-Чили стоят электрические станки? - изумился Сергей Никифорович.

- Не знаю, как в Сантьяго, но на медном руднике многое на электричестве работает, - уверенно врал Борис. - Его же недавно американцы построили. Наверное, это выгодно. А станки там небольшие. - Борис руками попытался показать станок в пару метров длины. - Это же не основное производство.

- А позвольте вас спросить, что за резцы применяют на тех станках? - не унимался начальник самого большого токарного цеха Москвы.

- Сергей Никифорович, а вот этого я совершенно не знаю. Стояли там какие-то углеродистые, а какие - одному богу известно. Читал где-то, что особо твердые детали режут алмазным инструментом, но это, кажется, применяют только при сверлении морских орудий.

В конце этой импровизированной лекции Федотов сумел уговорить заводчан после работы 'посидеть' за знакомство.

Увидев выходящих из проходной нанимателей, кучер было встрепенулся, но тут же уныло опустил плечи. Он догадался, куда повезет четверых пассажиров. Он уже не радовался дополнительному заработку.

***

Возвращаясь домой, Федотов перебирал в памяти детали вечера.

Первый тост 'за знакомство' оказался прелюдией к расспросам о жизни 'чилийцев'. Сегодня Ильич был в ударе. Все прочитанное в публичке и извлеченное из глубин его памяти превратилось в хорошо отрепетированные байки. Жизнь южноамериканских аборигенов, хоть и нищенская, но, на взгляд европейца, отдавала таинственностью. На главный праздник Fiestas Patrias (День родины), все непременно пили молодое вино, ели традиционные пирожки эмпанадас и лихо отплясывали куэку.

Их католическая вера оказалась своеобразной смесью католицизма и язычества. Остроты добавил Федотов, припомнивший физиономии киношных мексиканских бандитов. По Федотову, все бандюганы были плохо выбриты и беспробудно пили национальный напиток - виноградную водку писко.

На этом фоне жизнь переселенцев оказалась ничем не примечательной.

В завершение Борис решил блеснуть эрудицией, вспомнив о чилийском поэте Пабло Неруде. Знание-то Борис показал, но тут же получил чувствительный тумак от Доцента, который доподлинно знал, что Пабло родился в 1904 году! Ильич решил исправить впечатление, добрым словом помянув поэтессу Лусилу де Мариа дель Перпетуо Сокорро Годой Алькайяга, больше известную под псевдонимом Габриэла Минстраль.

Заводчане 'прониклись'. От фиаско друзей спасло то обстоятельство, что заводчанам была ближе поэзия токарных станков.

Вскоре переселенцы убедились в незыблемости российских традиций - после третьей разговор коснулся политики. О грозных событиях переселенцы знали и меньше, и одновременно много больше местных. Вот только затрагивать эту тему в присутствии слегка осоловевшего Доцента было безумием. Перевести разговор на 'промышленные секреты' Борису удалось только чудом. Зато 'производственное собрание' прошло на славу. Описания нюансов технологий перемежались сетованиями на снабженцев, а рассказы о точности обработки сменялись историями о легендарном Кузьмиче, который, приняв 'мерзавчик', точил, как бог.

Природу, однако, обмануть не удалось. После седьмой или восьмой рюмки политика заняла-таки свое почетное место. Стараниями Бориса математик к тому времени лишь беззвучно хлопал глазами. Был момент, когда он на мгновенье очнулся. К счастью, только для того, чтобы процитировать Экклезиаста: 'Все в мире суета и томление духа, но восьмое марта близко, близко'.