Свет над океаном - Евгений Михайлович Закладный
Ли обвёл глазами танцующих.
— Ну, а остальные? Кто этот патер?
Генрих встрепенулся, откинул со лба выгоревшую прядь волос.
— О, я совсем забыл рассказать тебе о нём! Не скажу точно — в какой именно области знания работал этот человек, но лет пять-шесть назад его имя гремело. Это — Френклин Брук. Слышал о нём?
Ли удивлённо посмотрел на человека в чёрном.
— Френклин Брук? Если не ошибаюсь, он опубликовал несколько замечательных исследований о влиянии радиации на живую клетку, доказал возможность переноса простейших форм через космическое пространство с планеты на планету! И теперь…
— Теперь — это патер Брук. Ни больше, ни меньше. Мне неизвестно, как и почему это случилось, но ты, по-видимому, знаешь о нём больше, чем я. Да, теперь это уже не учёный. Стоит только послушать, что он говорит! Сейчас, кажется, он читает свою очередную проповедь — видишь двух этих девчонок? Им скучно — у них нет партнеров, вот они и решили «разыграть» патера… Его постоянная волна — девять ноль — три, а микрофон включён для всех желающих. Хочешь послушать?
Ли торопливо повернул диск настройки на одной из «кнопок», предложенных Генрихом, прижал её к уху, прислушался. Ему удалось поймать только несколько последних фраз, сказанных патером для девушек:
— …окружили себя вещами, которые сделали ненужными собственные физические и умственные усилия, сделали ненужной дружескую помощь. Люди отгородились друг от друга вещами, незаметно сделались рабами вещей, объединяя усилия только для того, чтобы производить вещи, а потом растаскивают их к своим очагам, — как можно скорее, как можно больше. Уже не радость молитвы объединяет их души, а злая, ими же выдуманная необходимость направляет их нечестивые помыслы и поступки… Отбросьте ненужное — всё, что мешает вашим сердцам объединиться в бедности неимущих, ищите себе братьев и сестёр по духу, чтобы в годину грозных испытаний черпать в любви их великую силу.
Ли взглянул на Генриха, который внимательно вслушивался в каждое слово, улыбнулся одними глазами.
— Из всех проповедей, которые мне доводилось слышать, эта — наиболее оригинальная.
— Да. Это проповедь человеколюбия.
— В которой нет ни слова о боге или дьяволе.
Генрих удивлённо поднял белёсые брови.
— Ты думаешь, что патер Брук — это…
— Патер Брук. Ни больше, ни меньше. Кажется, так?
Ли пожал плечами, снова взглянул в сторону патера.
— Пожалуй. Брук — это прежде всего философ. И, быть может, чуточку патер. Как бы там ни было, в этой обстановке он избрал наиболее верный способ для общения с душами паствы. Но я уверен, что ему никогда не удалось бы издать ни одну из своих проповедей в контролируемых церковью издательствах. Смотри, что это?!
Казалось, будто кто-то огромный, сильный, набрав в лёгкие воздух, дунул в зал — на весь этот блеск, суетливую, праздную весёлость. Фигуры сделались ниже, движения стали вялыми, погасли бессмысленные улыбки, опустились головы… Только одна голова осталась высоко поднятой — патер Брук к чему-то напряжённо прислушивался.
Люди недоумённо оглядывали зал, смотрели друг на друга и сразу же оказывались под властью какого-то неясного, тревожного чувства. Они торопились покинуть ставшее вдруг неприятным место, избегали смотреть в глаза друг Другу, смущённо отворачивались от всего, чем любовались всего несколько секунд назад.
— Кажется, не мы одни слушали эту проповедь, — высказал предположение Генрих. Он заглянул в тёмные глаза Ли и с удивлением обнаружил в них выражение глубокого беспокойства.
— Нет, они не слышали проповеди, — убеждённо возразил китаец. — Они танцевали. Кажется, это какая-то разновидность массового гипноза, но я никогда не думал, что кто-то или что-то может проявлять себя с такой силой. Идём наверх.
Но здесь ничего не изменилось.
Среди звёзд медленно, осторожно пробирались огоньки освещённых косыми солнечными лучами спутников. Задрав подбородки, Генрих и Ли молча следили за их движением, силясь проникнуть, схватить чувством то, с чем давно уже смирилось сознание, — там за десятки и сотни тысяч километров мчатся в космической бездне с огромными скоростями гигантские сооружения. Экипажи одних ведут астрономические и метеорологические наблюдения, изучают законы движения материи в космосе, поведение живой клетки в условиях невесомости; другие…
2. Космос
«Всё, что бегает, ходит, ползает, прижатое к поверхности планеты силой тяжести, обречено на биологическую смерть. Будущее принадлежит сильным и смелым, вырвавшимся в космос, в третье измерение, сбросившим с себя путы гравитационных полей. Нужно только суметь приспособиться к новым условиям, найти в себе силы и дать импульс к возникновению новой расы — расы покорителей космоса…»
Да, именно так говорил шеф, отправляя в пространство, в «третье измерение», экипаж спутника-базы «Игрек-2». Джон Саммерс до сих пор помнит каждое его слово. Слишком значительны были те последние минуты, слишком напряжённой была обстановка, словно струны, натянулись нервы астронавтов, отправляемых в этот необычный рейс.
Легко сказать — «приспособиться»! Мыслимо ли это? Невесомость!
Джон до мельчайших деталей вспомнил вдруг опыт на лекции по высокомолекулярной химии: к нити из поливинилового спирта подвешена десятиграммовая гирька… Вот лаборант высоко поднимает руку, опускает груз в прозрачный сосуд с водой. Нить продолжает выдерживать груз до тех пор, пока гирька не коснулась дна. Но как только натяжение ослабло, связь между молекулами, их ориентация по оси напряжения оказались утраченными, нить почти мгновенно растворилась в воде…
А человеческий организм? В конечном счёте и он представляет собой сложнейшую конструкцию ориентированных гравитационными силами молекул — высокомолекулярное соединение. Он чувствует себя нормально только в привычных условиях тяжести и сравнительно безболезненно, без тяжёлых последствий может переносить лишь кратковременные отклонения от нормы — и перегрузки, и невесомость. При длительном воздействии первые приводят к деформации органов, тканей, вторые… К развалу, распаду твёрдых тканей, к «растворению» их в лимфе, в крови? Бр-р-р…
Привыкнув к определённой нагрузке, к проделыванию той или иной работы изо дня в день, организм болезненно переносит всякое изменение — лишите пожилого человека возможности трудиться, и он умрёт: его организм уже не сумеет приспособиться к новым условиям, найти что-то новое. Это давно известно… Нет, шеф требовал невозможного: одной только силой воли, сознанием необходимости заставить эволюцию совершить громадный скачок, сотни миллионов лет втиснуть — нелепо даже надеяться на это! — в несколько суток полёта в космосе, предоставив невесомости расправиться с людьми по своему усмотрению!
Разве могли бы в такие сроки рыбы стать земноводными, земноводные — сухопутными, потом — птицами? Из воды — в атмосферу, из атмосферы — в космос. Каждый такой переход — это дьявольски
