Свет над океаном - Евгений Михайлович Закладный

Евгений Закладный

Свет над океаном

1. Накануне

Океан спит.

Громадный корабль застыл неподвижно среди величавого безмолвия, и только белые струи рассекаемой форштевнем воды стремительно бегут к корме, напоминая о движении.

Облокотившись о фальшборт, два человека ведут неторопливую беседу — обо всём понемногу и ни о чём определённом. Они разговаривают как люди, которым некуда спешить, которые уверены в себе, в своем будущем. Собственно, мир их сосредоточен в этом корабле, но и он способен внушить уважение своими размерами, вселить уверенность в незыблемости и прочности всего, что было, есть и будет. Это плавучий город, где сконцентрированы все новинки современной цивилизации, — все чудеса техники, весь ассортимент достижений двадцатого века, предоставленный в полное распоряжение людей, уверенных, что они и часа не могли бы прожить без этого комфорта.

Шагах в пяти от собеседников — огромный мужчина в зюйд-вестке и реглане, какие носят обычно норвежские рыбаки, посасывает коротенькую трубку.

— Обрати внимание на эту глыбу, Ли, — кивает в его сторону один из собеседников. — Мой сосед по каюте, ихтиолог. За всю дорогу не слышал от него двух фраз, сказанных с интервалом менее полутора-двух часов.

Ли усмехается, смешно морщась.

— Национальная черта всех скандинавов. Тебе следует это знать, Генрих.

— Давай-ка попробуем расшевелить его… Алло, сэр! Добрый вечер, сэр!

Ихтиолог неторопливо поворачивается в их сторону, вынимает изо рта трубку, оглядывает небосвод. Потом так же не торопясь, суёт трубку обратно, важно кивает.

— Он не лишён остроумия, — шепчет Ли.

— А на мой взгляд — хамство: не ответить на приветствие!

— Ну, что ты! Он ответил, и очень обстоятельно. Только молча. После того, как ты поделился с ним своими впечатлениями от вечера, он прервал собственные размышления, перестал курить, оглядел пространство и, убедившись, что в твоих словах есть доля истины, выразил своё согласие поклоном… Ты ещё негодуешь?

— Шучу. Спустимся вниз?

— Подождём немного. Будем наслаждаться вечером. Слушай, впитывай…

Мужчина и женщина быстро проходят мимо.

— Я так счастлива, Эдвин!

— О-о…

— Мне хочется обнять океан.

— О-о…

— Пусть это продолжается вечно.

— С тобой, дорогая, я согласен на вечность.

Долговязый Генрих склоняется к маленькому Ли.

— Как, в сущности, немного нужно человеку…

Китаец медленно кивает головой. Он не согласен, но в полемику вступать не хочется: вечер слишком хорош, океан так прекрасен! Зачем портить настроение? И всё-таки он бросает куда-то в пространство:

— Для счастья нужно и много и мало. Нужно уметь быть счастливым.

Генрих улыбается — ему тоже не хочется спорить.

— Ли, почему ты не хочешь стать членом нашего клуба?

— Разве у вас там мало мебели? Я не умею спорить и громко смеяться.

— Мы не только ссоримся и смеёмся!

Ли пожимает плечами.

— Это не работа.

— Чем же мы должны заниматься?

— Думать. Творить.

— Молча? Послушай, пойдём со мной! Мы сядем где-нибудь в стороне, я покажу тебе наших парней и девушек, расскажу о них. Может быть, заинтересуешься? Там есть очень колоритные фигуры.

Тихонько вздохнув, Ли ещё раз оглядел безграничный простор океана, кивнул головой. И вдруг прямо перед собой увидел широко открытые голубые глаза девушки. Она смотрела на Ли, но обращалась, по-видимому, к стоящему позади рыжему парню в клетчатой рубашке.

— Знаете, Лоуссон, у меня такое чувство, будто вот-вот должно произойти что-то… Страшное… Что-то приближается к нам…

Откуда и когда она появилась? Ли поёжился — ему стало не по себе от этого странного, неподвижного взгляда огромных глаз.

Рыжий Лоуссон, улыбнувшись, вцепился крепкими пальцами в её руку выше локтя, властно потянул к себе.

— Оставь, Мари! Фирме Пьялетти не грозит банкротство, а ничего более страшного с тобой не может случиться. Вниз, вниз! Я хочу Танцевать с тобой!

Ли почувствовал, как рушится очарование безмолвия, как властно, тянет его туда, где ключом кипит жизнь.

И он с готовностью последовал за Генрихом.

«Клуб одиннадцати», основы и устав которого были выработаны ещё два месяца назад, когда «Везувий» стоял на внешнем рейде Неаполя, насчитывал теперь более пятидесяти человек. Устав ограничивал возраст членов клуба тридцатью годами, но первое нарушение пришлось сделать для капитана, второе — для Пьялетти, подарившего клубу легководолазные костюмы новейшего образца. Правда, фабрикант остался на берегу, уверенный в прекрасной рекламе подаренных изделий, а капитан очень редко показывался среди молодёжи, но эти два нарушения открыли двери клуба для всех желающих. Люди различного возраста, национальности, вероисповедания, имущественного положения и образования, различных политических убеждений вначале хотели только одного: развлечься, отдохнуть — молодежь легко и просто находит общий язык. Собираясь вместе, они стали обсуждать судьбы человечества, научные, философские и социальные проблемы, говорили о спорте, искусстве, спорили, сердились, ссорились, но…

Наступал очередной вечер, и снова все оказывались вместе: каждый находил новые аргументы в защиту своей точки зрения, каждый старался завоевать поддержку большинства.

Да, здесь были очень разные люди. Одни годами откладывали деньги на это путешествие, другие уже через несколько минут не смогли бы сказать точно, сколько они выложили за билет. Лишь несколько человек представляли исключение: в океане они должны были перейти на борт других кораблей, ведущих научные работы. Но и эти старались не отставать от большинства, и они стремились почувствовать себя просто путешественниками, туристами…

Остановившись у тяжёлой портьеры из какого-то синтетического материала, Ли внимательно оглядел голубой, отражённый десятками зеркал, залитый светом зал. Вдавив в ушные раковины миниатюрные радиоприёмники, настроившись на различные длины радиоволн, более двадцати пар в полной тишине старательно исполняли различные танцы — от старинной кадрили до рок-н-ролла. Было что-то неприятное в этой тишине, обнажающей нелепое движение фигур, лишённое единого ритма… Наука удовлетворяла капризным требованиям моды.

Ловкие, гибкие стюардессы, неслышно скользя среди танцующих, разносят напитки и фрукты, бесшумные аппараты нагнетают кондицированный, пахнущий весной и фиалками воздух… Туалет дам более чем откровенен: в белых платьях из ацетатного шёлка они кажутся обнажёнными. Блеск искусственных бриллиантов в причёсках и каблуках, сверканье украшений на платьях, жар золотых поясов — всё отражается десятками зеркал, всё возвращается в сотнях и тысячах лучей разнообразных оттенков… Подлинное царство ярких красок, света, лёгкой, бездумной радости! Но всё в нём продумано, взвешено, предусмотрено, всё призвано служить единственной цели: здесь человек должен забыть обо всём и быть счастливым!

— Кто она? — вполголоса спросил Ли приятеля, указывая глазами на девушку, которую они только что видели на палубе. Дождавшись, когда рыжий партнёр отвёл девушку к креслу, Генрих ответил:

— Мари Пьялетти. Отец