Эрнст Бутин - Лицом к лицу

Теперь же, побывав в будущем, зная, почем сотня гребешков, он с неприязнью наблюдал за местным чиновничеством и подумал с непонятным злорадством: вот эти люди и не подозревают, что рядом, в подвальной комнатенке, сидит перед матерью и умоляюще глядит на нее очкастый мальчишка, который через десятка два лет растормошит Староновск, принесет ему мировую известность. И эти важные, уверенные в незыблемости сущего, местные значительные лица будут только покряхтывать, когда неизвестный им земляк Борзенков взбаламутит тихую благостность Староновска, швырнет, словно камень в болото, в вялые и привычные заботы горожан – о женитьбах, сметах, дефиците в магазинах, отчетности перед вышестоящими – новые, непредставимые, дикие идеи, за которые его почему-то вознесут и за которые они, отцы города, ничего не понимая в делах и проблемах товариш,а Борзенкова, должны будут восхищаться, восторгаться, гордиться им. «Кажется, я стал совсем уж злым и несправедливым, – недовольно поморщился Юрии Иванович. – Люди как люди…»

Калитка скрипнула, и он похвалил себя за то, что убрался от ворот, – Владьку вышла провожать мать.

– Я понимаю вас, Юра, и все-таки мне кажется это несколько, несколько… – она так и не нашла нужного слова. – Ведь будет же выпускной вечер, для чего же эта – как ее назвать? – вечеринка?

Голос был встревоженный, и хотя мать Владьки, женщина интеллигентная, старалась следить за интонациями, слышно было, что она недовольна и огорчена.

– Ну, мама, ну договорились же, – стыдясь за нее, устало сказал Владька. – Выпускной – это официально, а тут – в последний раз вместе.

Он вышел почему-то с велосипедом, и Юрий Иванович, поднатужив память, вспомнил, что именно в конце десятого класса Владька сварганил какую-то сверхмощную динамо-машину, которая давала свет, как прожектор.

– Хорошо, Владислав, хорошо, больше не буду.

– Я обещаю вам, что все будет пристойно, – с достоинством заверил Юра, и Юрий Иванович насторожился: голос опять был бархатистый, и даже с покровительственными нотками.

– Я верю вам, Юра. Вы такой прекрасный товарищ моему сыну.

У Юры хватило ума не окликнуть Юрия Ивановича, и тот, выждав, когда мать Владьки уйдет, неспешно направился за приятелями. Они, поджидая, остановились на улице Ленина. Счастливый Владька, смущенно поглядывая на Юрия Ивановича, улыбнулся, дернуя головой, изображая поклон, – поздоровался.

– Значит, договорились? Я покатил. Ты обязательно приходи, а то я не знаю, что там делать. До свидания, – еще раз дернул головой, прощаясь с Юрием Ивановичем.

Вскочил на велосипед. Электросистема оказалась действительно мощнейшей: габардиновые и шелковые плащи шарахнулись от луча фары – подумали, наверно, что их бесшумно настиг мотоцикл…

– Где вечер? – Юрий Иванович искоса глянул на довольное лицо Юры, – У Шеломовых? У Лидки?

– Будто не знаете.

– Конечно, нат. Это для тебя кажется таким значительным – последний раз вместе с классом, а я… – Юрий Иванович увидел, как потускнело лицо собеседника. Хотел извиниться, сгладить впечатление, но решил остаться до конца честным: ведь он-то на эту вечеринку не ходил, не позвали. – А я, если помнишь, был приглашен к Тонечке и, если помнишь свое настроение до встречи со мной, быть с классом и не собирался.

– Помню, – Юра совсем перестал улыбаться, даже натянуто, – У Лидки встречаемся.

– Можно проводить тебя?

– Я не пойду! – отрубил Юра.

– Не изрекай, а главное – не делай глупостей. Ты обещал Владьке, обещал его матери. Старайся не быть трепачом, – Юрий Иванович говорил вяло, будто нехотя. Помолчал и добавил с неожиданной для самого себя грустью: – Кроме того, как ни крути, вы встречаетесь действительно в последний раз. Десять лет жили, худо-бедно, но вместе… Это будет вспоминаться, поверь, – и убоявшись, что выглядит или нравоучительным, или сентиментально-смешным, закончил грубо: – Не ломайся! Я не хочу, чтобы ты ради меня корчил из себя жертву.

– Не кричите! – так же резко ответил Юра. – Это вы жертва, а не я. Не поняли, что ли? У вас вса позади, у меня – впереди…

– У тебя впереди я! – привычно, не особенно-то и вдумываясь в эти слова, заметил Юрий Иванович.

– Исключено. Не дождетесь, – сдерживая себя, постарался как можно спокойней ответить Юра.

И все-таки реплика Юрия Ивановича испортила ему настроение. Он, ссутулившись, наклонившись вперед, словно боролся со встречным ветром, пошел вверх по улице. Юрий Иванович, посмеиваясь, посматривая по сторонам, двинулся следом.

Юра поджидал его у входа в скверик напротив церкви – там, где утром ошеломленный Юрий Иванович на цыпочках крался к своему дому.

– Хорошо, я пойду, если вы считаете нужным, – глядя в сторону, сказал юноша. – При условии – вы отправитесь со мной!

– Ни за что! – Юрий Иванович понимал, чего стоило предложить такое: наверняка Лидка упросила мать уйти, чтобы одноклассники веселились без помех, а тут явится Бодров со стариком. Вот так номер! – И не выдумывай. Я поброжу по городу, а потом мы встретимся…

– Еще чего! – возмутился Юра. – По городу, ха! Нечего по нему ночью бродить, – и Юрий Иванович догадался, что тот боится за него из-за Цыпы. – Я тоже тогда не пойду.

– А-а, была не была, – Юрий Иванович махнул бесшабашно рукой. – Ты ведь ночуешь сейчас в сарайчике. Давай я тихонько прокрадусь туда и буду тебя ждать?

– Идея, – обрадовался Юра, но тут же сник. – Только…

– – Мать не догадается, я буду тише мыши,- – опередил Юрий Иванович и почувствовал, как опять заныло, заболело сердце. – Шагай вперед!

Они прошли сквериком, миновали дерево, возле которого Юрий Иванович нынче затравленно озирался, пролезли в дыру, и опять Юрий Иванович был близок к обмороку – в кухне дома его детства горел свет и даже скользнула-один раз по занавеске неясная тень.

– Дома, – почему-то шепотом сказал Юра. – Значит, так, когда я зажгу в комнате свет, идите смело в сарай. Пока мать расспрашивает меня да поздравляет, – он усмехнулся, – вы вполне устроитесь.

Юрий Иванович крадучись подошел к калитке, вцепился в ручку и замер.

Вспыхнул в комнате свет. Юрий Иванович рванул калитку, быстро шагнул во двор и чуть не упал. В грудь ему с силой ударились собачьи лапы, теплый язык обслюнявил лицо, и Юрий Иванович, отшатнувшись, увидел блестящую шелковистую шерсть, восторженно приподнятые пятнышки над глазами пса, радостный оскал.

– Тихо, тихо. Молодец, умница, – -зашептал Юрий Иванович и вспомнил кличку. – Место, Рекс!

Ухоженный, барственного вида сеттер отскочил, упал на спину, перевернулся. Поскуливая, заюлил, заизвивался вокруг ног, заколошматил по воздуху хвостом. «О, господи, вот чудо-то! Узнал безоговорочно. – У Юрия Ивановича защекотало в глазах, запершило в горле. – Как он, бедный, не сошел с ума, когда любимый Юра раздвоился…» – - а сам уже тяжело и неуклюже подбежал к сарайчику, распахнул дверь и ввалился внутрь. Вытер лицо, привалился к стене, чтобы отдышаться. Заранее пугаясь, что опять накатит расслабляющее, обезволивающее воспоминание, открыл глаза и сразу узнал в тусклом свете маленького оконца железную кровать, заправленную голубым одеялом, стол с керосиновой лампой, табурет, карту мира на стене, но, оказалось, все выглядит незнакомым, чужим,