Евгений Прошкин - Слой Ноль

— А?..-спросил он.

— Что "а"?

— Ты что, Витя, глухой? Мы о чем тут спорим-то?

— Не тормози! — прикрикнул Ренат. — Скажи, как все было.

— Вы про Люду?..

— Ты где был-то? Ты... а-а-а! — протянул Петр. — Поня-атно... Я сразу и не понял... Значит, этот слой не твой.

— Да, похоже, я в другом прописан, — ответил Мухин.

— Вторую таблетку сожрал? Худо тебе будет, Витька!

— А Что здесь было? Пока я... отсутствовал. Что я делал?

— Да ничего особенного. Вот когда Костика туда-сюда кидало... когда мы с ним еще друзьями были... так пот, когда его кидало, он прямо с ума сходил. Вторая личность возвращалась на место и давай: «Ой, меня похи-итили!.. ой, отпусти-ите!..»

— Мы его на такой случай к батарее пристегивали. А кормушку — пластырем! — поделился Ренат. — Он с собой и пластырь, и браслеты везде таскал, как сердечник — валидол. Мы ему еще апельсины под нос совали. Как он дергался! Умора...

— Зачем апельсины? — не понял Мухин.

— Не любит он их. Он от них чешется.

— А ты вроде нормально... — сказал Петр. — Притих, да и все. Я решил, что ты слушаешь.

Виктор задумался. Параллельную жизнь в теле ботаника он помнил весьма обрывочно, или точнее — схематично, но последние несколько минут восстановил достаточно легко. Эти воспоминания — как полз к тумбочке и как сидел в незнакомой машине — были для него равны, разделить их на «свое» и «чужое» вряд ли удалось бы.

Сейчас ему уже казалось, что он это делал одновременно — и кусал ампулу зубами Мухина-оператора, и трясся от страха Витюши-ботаника.

А страх Витюша испытывал — будь здоров! Потому и помалкивал, что даже спросить не решался — где он, с кем он и куда это его везут. Что же еще должен чувствовать простой человек, непонятным образом очутившийся в «Лендкрузере», в компании с такими типами, как Ренат и Петр? Это в кино они, простые, враз делаются непростыми: находят под сиденьем чью-то брошенную заточку, элементарно втыкают ее в главаря, ну а мелкота бандитская, стало быть, разбегается самостоятельно. Ботаник же ничего под сиденьем не искал, а только с дрожью ждал минуты, когда ему объявят, сколько и в какой срок он должен уплатить. За что — это уж вопрос пятый. Это у владельцев «Лендкрузера» не заржавеет.

Вместе с Витюшиным страхом Мухин на удивление легко вспомнил и каждую реплику двух неприятных пассажиров неопознанного джипа. Лысый — тот, что находился рядом с ним, очень дотошно выяснял по-дробности происшествия с некой Людмилой, а курчавый хмырь на переднем сиденье клялся всеми матерными словами и постоянно апеллировал к какому-то джентльменскому соглашению.

— Ну скажи ты!.. — обратился к нему Ренат. — Никто ее не истязал, не мучил. Никто не подержался даже! Благороднейше завели во дворик и кокнули. Какие тут претензии?! Все по этим... по морально-этическим понятиям.

— Так было? — свирепо спросил Петр.

— Так, так, — подтвердил Виктор. — Одежда нетронута, лицо в порядке. У Людмилы шрам был, но ему уже год как минимум.

— Ты пацан реальный! — обрадовался Ренат. — Твое слово недорого стоит, но где правда — там правда.

— Только я не пойму, что это у вас за понятия такие, — сказал Мухин. — Женщину убили... по соглашению. По какому соглашению-то?

— По джентльменскому, — отозвался Петр. — Иногда приходится... Что поделать? Дико, да? Но лучше так, чем позволить Ренатику подкатить к тебе с набором напильников... Ты же ему тогда все расскажешь.

— Расска-ажешь! — заверил кадыкастый.

— Ну. А потом ты его начнешь ловить — тоже с напильниками или уж как фантазия сработает... И будем друг за другом гоняться. Зачем это нужно?

— Странная у вас какая-то мораль получается...

— Нет у нас никакой морали, — искренне произю Петр. — Нет и быть не может. Откуда ей взяться? Bся мораль держится на страхе смерти и на априорной ценности жизни. Выходит, на суевериях. Ты ведь пушки моей не боишься уже, так? И Людмилу на твоих глаза убили. Ну и что? Кстати, привет ей от меня передавай... — Он пошарил по карманам, но вспомнил, что сигареты кончились, и раздосадованно крякнул. — А если фундамента не существует, если его размыло давно? Что тогда? Нету ее, морали. Сплошное недоразумение.

— Остаются же какие-то абсолютные категории...

— Ну-ка перечисли! Затрудняисси? Вот и я затрудняюсь... Я Костика за последний год два раза убил, а он меня — три. Значит, три — два в его пользу. Или в мою?.. Или так: его вина передо мной к моей вине перед ним соотносится как три к двум. А завтра я его опять мочкану, и счет сравняется. Тебя-то он вообще раз двадцать завалил, так что, если ты его, допустим, живьем сожжешь, он даже губки надуть не вправе... Чего же здесь абсолютного?

— Не знаю, — сказал Виктор. — Но так тоже не бывает.

— А ты придумай, как бывает. Глядишь, я и соглашусь.

— Тв-вари! — выдавил Ренат, косясь в боковое зеркало.

Мухин обернулся и увидел широкий милицейский «Форд» с включенной мигалкой. Приблизившись, «Форд» коротко тявкнул сиреной. Одновременно что-то пролаял мегафон — текста никто не разобрал, но смысл был ясен.

— Ренатик... — обреченно сказал Петр.

— Готов уже!

За широкой спинкой клацнул затвор. Виктор снова посмотрел назад — метрах в пятистах, раздувая утренний туман, по пустому шоссе неслась колонна дальнобойщиков.

— Не газуй! — бросил Ренат водителю. — Не в догонялки играем.

— Может, им денег дать? — предложил тот.

— Им хозяин тачки больше обещал. И Петя здесь уже в розыске. У нас столько нет, чтоб за все расплатиться.

— Смешное у нас положение, — сказал Петр. — Мы я них вроде как волшебники, чуть ли не боги, а общаться с ними можем только на их языке. Они от своих ценностей и установок никогда не откажутся. Наши чудеса им не нужны, наши заботы для них — бред сумасшедшего. Как будто мы и правда уже не люди... А отличаемся от них всего-то тем, что помним лишнее, но это не преодолеть никогда... Ренат, чего канителишься? Москва уже скоро.

Кадыкастый высунулся в окно и, вскинув автомат на левое плечо, дал серию коротких очередей. Виктор отстраненно наблюдал за тем, как лобовое стекло милицейского «Форда» покрылось дырками и стало матовым от трещин, как колеса резко вывернулись под сорок пять градусов, и машина, не изменив направления, споткнулась, взлетела в воздух и рухнула на крышу. «Форд» продолжал ехать за ними — вертясь волчком, рассыпая оранжевые искры и все не останавливаясь, точно асфальт был намылен. Крыша полностью вдавилась в салон, образовав прямую линию от капота до багажника, отчего машина стала напоминать лодку. Каких бы касок и бронежилетов ее пассажиры ни надели, это едва ли могло им помочь.

— Вот теперь жми, — приказал Петр.