Евгений Прошкин - Слой Ноль

На шоссе окончательно рассвело, и водитель выключил фары. Приборная панель тоже погасла, и его лицо из нежно-зеленоватого превратилось в землистое. Все черты были крупные, рубленые. Мухину почему-то показалось, что извилины у него в голове такие же — мясистые и ровные.

— Ты только не подумай, что я конкурентов огованиваю, — произнес Петр после паузы.

—Не подумай! — поддакнул Ренат.

— Какие они мне конкуренты? Утописты, мелочь...

— Веселая семейка, маму их в костер! — высказался ренат.

— Какая еще семейка? — нахмурился Виктор.

— Ну, дядя с племянницей. А этот в зятья ему набивается. Костя.

— Да кому в зятья-то?

— К Немаляеву, к кому!

— Людмила — племянница Сан Саныча? — сообразил наконец Мухин.

— Ты и этого не знаешь?! Да тебя там за Буратино держат...

— Убили-то вы ее зачем?

— Кого? — спросил Петр. При этом Ренат неловко подвигал шеей, точно был в рубашке с крахмальным воротничком, и, уставившись за окно, принялся там что-то озадаченно пересчитывать. — Ренатик! — позвал Петр.

— Ну так... — буркнул тот. — Ну сделал, сделал, да!.. Сделал, что теперь?.. Убил, да. Надо было, и убил... И все.

— Ренатик!.. — грозно повторил Петр.

— Все культурно, по-джентельменски. Бля буду.

— Я же тебе велел...

— Мешала она мне, ясно?! — перебил Ренат. — Она этого нашла, химика вонючего, как его...

— Пушина? — подсказал Петр.

— Ну да, Пушкина... Я сам его искал, а она первая... А после Люсиных допросов ловить уже нечего.

— Надо было побыстрее дергаться.

— Да на фиг он нам сдался, этот Пушкин, маму его!..

— Знаешь, как бензин из нефти получают? Как самогон из браги. А Пушин какой-то там порошочек изобрел... И он был мне нужен! — Петр треснул кула-м по колену. — Но раз ты пустой вернулся...

— Она его ликвидировала. Успела, зараза! А я — ее. Да нормально, все по-честному! Я соглашения не нарушал. Одним выстрелом, у меня больше-то и не было. В левую сиську, как договаривались, а то...

Его голос внезапно пропал. Ренат продолжал раскрывать рот, но слова до Виктора не доходили. Еще через секунду Мухин с ужасом обнаружил, что не слышит вообще ничего — ни звука.

Ренат нарисовал в воздухе какую-то фигуру и, хлопнув в ладоши, забился затылком о подголовник. Водитель отвлекся от дороги и что-то быстро проартикули-ровал. Даже мрачный Петр позволил себе улыбнуться — видимо Ренат сказал что-то до крайности остроумное.

О том, что он оглох, Мухин и не думал. Это была совсем другая тишина, слитая с постепенной потерей зрения, обоняния, ориентации — с потерей тела как такового.

До сих пор его выдавливало только после смерти или, во всяком случае, в бессознательном состоянии. Теперь он видел, как это происходит, когда просто кончается таблетка. Скверно это происходит. Единственное, что его утешало, — он все же здесь не останется. Хотя что, собственно, в этом хорошего, Виктор так и не понял. Не успел.

Глава 10

Он не ботаник... Тьфу... не зоолог. Ну и ладно... Мухин перекатился на бок и открыл один глаз. Кремовые стены качались и плыли, вместе с ними плыли телевизор, кондиционер и пустой гардероб. Даже кровать, на которой он лежал, казалась неустойчивой, словно он был на маленьком корабле.

Испытывать пол Виктор не отважился. До тумбочки он добирался ползком — еще хуже, чем на четвереньках, по крайней мере медленней. Приступов тошноты не было — больше ничего положительного о своем самочувствии Мухин сказать не мог, все остальные ощущения были сугубо отрицательными.

Он заставил себя распахнуть дверцу и взять новый пенал.

Не замечать головной боли... Не зацикливаться на ней, не принимать ее в расчет. Ее нет — ни боли, ни головы...

Ух-х-х...

Это смахивало на суицид — лежать на животе посреди комнаты, загибаться от шибановской капсулы и разгрызать зубами стекляшку, чтобы принять вторую.

Он должен... должен вернуться в тот слой и дослушать Петра. Даже если это вранье. Кто еще расскажет про его президентство? Про могилу Немаляева в Эквадоре? Он обязан это знать, иначе как верить? Как тогда им всем верить?.. Ухм-м...

Залезть обратно на кровать Мухин и не пытался. Угол с отвисшим матрасом виделся с пола преградой не только непреодолимой, но и опасной. Виктор испугался, что лишнее усилие разбудит тошноту, и решил не рисковать.

Он не помнил момента, когда отключился, точнее, не зафиксировал его в памяти. Но все, что было после, казалось гораздо реальней, чем сама жизнь.

Виктор парил — это был именно полет, ничто иное. Внизу разворачивалась бесконечная книга с бесконечным количеством страниц. Мухин понимал, что всему есть предел, и слоям-страницам тоже, но пересчитать их не смогли бы все перекинутые мира. Их было так же много — полулюдей-полупризраков, выдавленных в чужой слой, но не забывших родины, однако лишь единицы осознали себя и научились с этим жить.

Мухин обескураженно наблюдал за перебегающими листами и силился отыскать среди них тот, что был ему нужен. Как?.. Эти листы ничем не отличались...

Выше... или нет?.. Да, пожалуй, выше... Выше он отметил чье-то присутствие, чье-то физически ощутимое внимание. Кто-то следил за ним сверху — без злорадства" но и без сострадания.

Мухин выдержал еще секунду этого невидимого взгляда — ничего не изменилось, но теперь он уже сомневался: за ним наблюдают.

— Борис?.. Ты Борис? Где ты? Помоги мне... помоги! прошу!..

Никто не ответил, но веер на мгновение застыл, и из него лениво откинулся один лист. Мухин его узнал. Действительно узнал, хотя и не представлял, по каким признакам. Лист выделялся — это все, что было доступно его пониманию. Это был тот самый слой, куда он стремился.

— Старайся... перейти... в мегатранс... — прозвучало в его мозгу, но уже под конец, когда Виктор почти обрел новую плоть. Он даже не понял, действительно ли что-то услышал или это были его грезы. Мухину хотелось думать, что он опять общался с Борисом, но мешало дурацкое слово «мегатранс». Оно смахивало на имя робота из японского мультикомикса и было чересчур легковесным.

— ...да что за беда! — взмолился Ренат. — Не веришь — спроси у кого хочешь! Вот у этого спроси, если он знает! А то с немаляевскими стрелку забьем, только я предупреждаю: глупо будешь выглядеть, Петя! Глупо и несолидно. Уронишь себя — потом не поднимешь. Петр долго посмотрел на Мухина.

— А?..-спросил он.

— Что "а"?

— Ты что, Витя, глухой? Мы о чем тут спорим-то?

— Не тормози! — прикрикнул Ренат. — Скажи, как все было.

— Вы про Люду?..

— Ты где был-то? Ты... а-а-а! — протянул Петр. — Поня-атно... Я сразу и не понял... Значит, этот слой не твой.

— Да, похоже, я в другом прописан, — ответил Мухин.