Контраходцы (ЛП) - Дамасио Ален

π Остается, что логично, двенадцатый. Эрг всегда умел считать. Двенадцатый на палубе, с остальными, но не получил в бедро стрелки, начиненной рвотным. Поэтому он снимает туфлю, похвальная идея, и запускает вскользь по полу в нашу сторону. Туфля мчится вдоль вощеного дерева...

— Внимание!

Быть может, потому, что по такой маленькой цели сложно стрелять под таким углом, но скорее по привычке, Эрг разворачивается, в движении отщелкивает трос гарпуна, взлетает по ветру — и стреляет. Первая стрелка вонзается в настил. Вторая пригвождает туфлю к месту. И все. Занавес.

— Эрг Макаон, мессиры! Боец-защитник при исполнении, фланговый Тарана и — в свободное время — любитель повозиться с безделушками!

(·) Ох уж Макаон, он меня до смерти пугает. Я могу только присоединиться к реакции рассерженных фреолов. От порошка рвотных орехов желудку приходится избавляться добрых три дня. Я уже не говорю о простреленных бедрах, мне стыдно за нас. Я, разумеется, вызвалась вылечить раны, но главный врач фреолов тактично дал понять, что он мне не доверяет. Атмосфера между нашими двумя кланами стала несколько прохладнее.

π Даа... Да, в товарищеской игре это все-таки чересчур. Эрг мог бы подлететь и оглушить несколько человек, вместо того, чтобы решетить матросов из заводного арбалета. Как будто от этого зависела наша жизнь! Коммодор и контр-адмирал выразили мне свое понимание. Они признают, что Эрг вряд ли мог бы что-то еще поделать. Они скорее винят Караколя в том, что он сознательно устроил этот неравный бой. На корабле устроят пирушку. Это снимет напряжение. На рангоуте повсюду развешаны фонари — освещение с привкусом интимности: тут и там лужицы света перемежаются темными нишами, способствующими более близкому общению. Камерная музыка прекрасно сочетается с деревянной отделкой мостика. Я, не подавая вида, прислушиваюсь, как за моей спиной Фирост беседует с человеком — я не уверен, из экипажа тот или нет. Его лицо мне знакомо, но я не могу припомнить... У него желтые глаза, очень темные. Лицо треугольных очертаний.

— Впечатляет, скажем так, ваш приятель, ваш воин-защитник...

— Защитник-боец.

— Он всегда такой? Что, просто позабавиться — не умеет?

— Дело не в этом. Эрг — его никогда не учили сражаться. Его учили убивать. Это совсем другое.

— Уж я представляю…

— Знаешь, парень, я, как опора и охотник, прошел бок о бок с ним сотню стычек. Против банд отребья, равнинных пиратов, орд пеших Косых, которые висели у нас на хвосте неделями, прежде чем напасть на нас посередь ночи. Против налетчиков с кайтами, метальщиков пропеллеров, которые могут раскроить броском тебе башку, швырятелей заточенных бу, понимаешь? Чуваков, которые в тебя в упор выпускают свои зазубренные диски… Мы сталкивались с психами — реально долбанутыми. Однажды, четыре года назад, мы оказались перед эскадрильей из восьми штурмовых колесниц, откровенно нешутейных, оборудованных гарпунными установками.

— Ну и?

— Ну и не припомню, чтобы бой длился дольше пяти минут.

— Кроме шуток?!

— Этот мужик, он не делает бесполезных движений. Улавливаешь? Дело даже не в том, что он быстр — Караколь, например, быстрее его. Он просто оказывается быстрее тебя. Когда он мечет свой бу, тот парень падает. Вот и все. Ты себе говоришь: кабер парень сейчас поднимется, внимание… Только тот не поднимается. Если Эрг вытаскивает диск, пропеллер, эта штука отправляется — и прямо в рожу. А напротив него тот парень может убегать, отпрыгивать, прятаться. Пускай. Но когда штука долетит, его прихлопнет. Эрг знает все смертельные точки, все уязвимости в человеческом теле, куда можно ткнуть и где точно подействует: нервные узлы, позвонки. Он перережет тебе шейную артерию наручем, ногтем, без оружия. Вжжих! Он никогда не сражается. Он устраняет. Его так учили. Так что не уговаривай его позабавиться: он не умеет.

— Почему тогда вы его называете «боец-защитник»? Зовите его «убийцей»!

— Послушай... В Кер Дербан защитники сначала обучаются технике обороны: как парировать атаку; как, прежде всего, защитить Стаю, которая не умеет сражаться — кроме двух или трех парней вроде меня, Голгота или нашего кузнеца Леарха… Это образование — самые азы, любой мало-мальски грамотный разбойник может с ними быть знаком.

— А есть техники атаки...

— Ну вот, ты все понял. А с этой техникой... С ней, как тебе сказать? Это другой космос! Сюда еще никто не ступал. Ордонаторы работают над личными качествами будущего бойца, чтобы он стал уникален. Они его вдохновляют развивать свою собственную тактику, свое личное снаряжение, свои удары, свои приемы, улучшать свое оружие, свою логику убийства. Начиная с детства, а потом переходя из деревни к деревне, за счет связей Ордена, к девятнадцати годам он построил секретную цельную систему атаки, с чистого листа — это нечто, взятое из ниоткуда, не знающее примеров! Эрг оттачивает ее качество на практике. Он валит всех свидетелей и всех партнеров — за исключением, конечно, осведомителей Ордена. И в конце концов мы получаем боевую машину, которой владеет лишь один человек на земле. Кто же он? Эрго-система!

— Но, раз ты видел, как он сражается, что же особенного в его системе? Что такого он изобрел? Если тебе разрешается говорить...

— Он использует третье измерение. Лучше всех.

— Воздушный бой?

— Он множит свои углы обстрела за счет тяги кайта, может поразить любую точку пространства. У него покрытие — вся сфера. Это шар огня. Стоит ему оказаться на подвеске, он становится чудовищно...

— Это все заметили! А что еще?

— А еще он очень осторожен и никогда не хвастается, — вставил я с легким раздражением.

Но Фироста уже понесло. Он сделал вид, что не слышит меня.

— Как-то раз я думал, что его убьют, а вместе с ним и всю орду. Стая мародеров, пиратов, человек пятьдесят, организованных, со стрелками во второй линии, хорошо укрытыми за глиссерами. Эрг поднялся в воздух, я держу лонжу, он начал стрелять из арбамеха, шквальный обстрел, отравленные стрелы, в рядах появились настоящие дыры! Ребята сзади ответили пропеллерами: четырехлопастная модель, суженные на концах, здоровенные как тарелки. Эрг увернулся, но залпом ему искромсало парус, и он рухнул на землю. Он распластался и застыл. Потом зашевелился. Нам пришлось несладко, клянусь тебе. На нас наступали человек тридцать ушлепков… строем. Таран встал в позицию, Леарх и Гот не дрогнули, но без Эрга, скажу тебе честно, у нас очко сыграло! Эрг просто применил тактику хорька, как он нам объяснил! Уже потом. Он оставался лежать плашмя, недосягаемым, только чуть выпятил грудь, и катился вытянувшись, непрерывно паля. С левой руки — на одной линии с предплечьем, по-прежнему из арбамеха; метая из правой по дуге пропеллеры, пропитанные стрихнином. Пять минут, я тебе не совру! Кто мог — сбежали на глиссерах! Остальные развлекаются с воздушными змеями там, на небесах...

Этот человек знает намного больше, чем по нему скажешь. А Фирост сильно разболтался. Описывать бой Эрга, какой бы то ни было, — это уже раскрывать тактику. Он напился в баре. Хмельная болтливость, немного бахвальства. Попозже уведу его. Что касается его собеседника — я на него напущу Ороши. У него рожа Гончей.

V

«Эфемерная эскадрилья»

¿’ Шутихи! Шумиха! Шалят вовсю фреолы! Гремят вовсю фанфары, пронзительно вопят духовые, как будто мое скромное представление Орды для них служило лишь подготовкой, шутовским сигналом к тому, чтобы теперь развернуть балаган на всю катушку! Парусный люд! Ничто не поменялось с тех времен! Та же страсть, та же необузданная тяга предков расправить крылья и скайты, раздуть стяги, метнуть бу во все подряд, неважно куда, хоть в небо! Никому не остаться в спокойствии на палубе, в синей круговерти изящных женщин, которые так счастливы — благодаря нам (тоже обрадованным нежданной удаче) — наконец обрести мужчин, которые ими бы заслушивались и с ними смеялись бы! Сущий бедлам из летучей всячины, парящей вокруг бизань-вант — пущенных в полет бутылок или летающих из рук в руки тыкв с пойлом, будто перебрасываются шарами! Даешь! Хвататься за реи, взбираться на фок-мачту, спрыгивать! выбрасываться в небо! Кто поднимется выше всех, кто перекроет канат другому, чтобы тот повернул вниз! Валяй! И, как я, поднести нарванные в степи пучки асфодели краснеющей женщине! И, как я, горланя, окроплять головы водой или вином! Ничто не поменялось. Забава обольщения завладела палубой; попозже она продолжится у центрального костра, на лугу. Те, кто вступил в игру, — самые нерешительные, молодые задиры, которых подзуживают собственные шишки, но они не отваживаются бесстрашно вступить на палубе в пикировку — эту тончайшую из любовных игр. Итак, они упархивают и хвастливо галдят в собственном кругу, постоянно оттуда пялясь, нервируют не оставивших поля действий закаленных соблазнителей, их ноги прикованы к стратегическим точкам корабельного настила... Во многих смыслах фреольская вечеринка всегда уходила в вертикаль и воздушность, не сводясь к этой плоской, как делают убежищные, структуре, сосредоточенной у полюса, вокруг которого вьются спиралями желания.