Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
Тесный чудесный мир.
Прекрасное ощущение причастности.
– Остановись, урод!
Он решил, что ослышался.
Плато выглядело совсем пустым.
Травянистая тропа уходила в кусты.
Скорее всего, подумал Алди, тропа выходит на край берегового обрыва. Там, за бухтой, виден, наверное, Экополис. Сердце забилось. Он почти дома! Он вернулся. Рука инстинктивно прошлась по безобразным рубцам, коснулась изуродованного уха. Скоро ничего этого не будет. Несколько пластических операций, и он снова сможет смотреться в зеркало…
– Остановись, урод!
Главное, не терять контроль.
Три человека в хаки и с короткоствольным оружием.
Он сразу узнал Дьердя. Сотрудник Нацбеза располнел, но все еще выглядел спортивно. Патронташ на поясе. На груди – мощный бинокль. Странно видеть сотрудника Нацбеза в составе обыкновенного патруля, но ведь прошло два года… Целых два года… Наверное, многое изменилось…
Алди открыл рот, но его ударили в спину.
Он упал на колени. Он задохнулся. Но это ничего.
Он попытался встать, но патрульный с силой пнул его по ногам:
– Не дергайся, урод! Почему ты сразу не остановился?
Алди часто кивал. Он знал: сейчас все объяснится.
– Ладно, встань… – лениво разрешил Дьердь.
Как это ни странно, но именно в его зеленоватых глазах таилась какая-то особенная опасность. Вот он, настоящий Охотник на крокодилов. Во всех смыслах.
Сердце Алди пело.
Сейчас все объяснится!
– Да он еле стоит на ногах…
– Не скажи, – возразил патрульный, стоявший в стороне. – Это так кажется. А расслабишься, он тут же кинется к разделительной линии. Смотри, какие крепкие у него ноги. Если бы не эта ужасная морда, я бы не поверил, что он урод. Но если он тебе не нравится, – засмеялся патрульный, – пусть бежит. Завалишь его сразу за разделительной линией, пусть с трупом возятся такие же уроды.
Дьердь внимательно (но не узнавая) глядел на Алди.
Он рассматривал его как скульптуру, в которую можно внести изменения:
– У нас остался Язык? Дайте ему кусок. Больно уж истощенным он выглядит.
Алди машинально поймал промаслившийся сверток. Неужели это и есть Язык? Он целых два года мечтал его попробовать. Слабый запах непропеченного хлеба. Почему все говорят про вкус банана? С непонятным холодком в животе Алди вспомнил урода, попавшего в его флип два года назад. Он прыгнул с обрыва где-то здесь и ужасно много врал. Будто бы он работал живой мишенью… Будто бы его к этому принудили…
Алди незаметно повел взглядом. Нет, каменистое, кое-где покрытое сухими кустами плато ему не перебежать. Пули быстрее. Может, откусить от Языка? Соленый вкус крови во рту мешал Алди. Сейчас я съем весь кусок. Нельзя умереть, не попробовав. А уж потом…
Но я не умру, вдруг решил он.
Я почти добрался до Экополиса.
Я не позволю патрульным пристрелить меня.
– Ешь! – ухмыльнулся Дьердь.
Ему, конечно, в голову не приходило, что перед ним стоит не урод, не перебежчик, не лазутчик из остального мира, а настоящий опытный биоэтик, штатный сотрудник Комитета биобезопасности.
– Ешь!
Алди покачал головой.
«Ты уже пробовал Язык?» – вспомнил он голос сестры.
«Хочешь спросить, похож ли он вкусом на банан?»
«Значит, не пробовал, – пробормотала Гайя. – Если сможешь, и впредь воздержись от этого».
Почему? Что она имела в виду?
Алди устал от всех этих загадок.
Все в нем кричало: проглоти кусок!
Все в нем просило: откуси и проглоти!
Пока ты будешь рвать Язык зубами, в тебя ни за что не выстрелят. Им зачем-то нужно видеть меня крепким. Съешь весь кусок, а потом вступай в переговоры.
– Ну? – спросил Дьердь.
Красивая улыбка приподняла уголки сильных губ.
Дьердь даже засмеялся. Очень красивый, очень уверенный человек.
Так смеются над извивающимся червем. У червя ведь нет ни единого, даже самого завалящего шанса полететь к звездам, если, конечно, его не задействуют в каком-нибудь биологическом эксперименте. У червя нет мечты, у червя нет желаний. О чем ему мечтать? О жирном перегное и палых листьях?
– Ешь!
Патрульные улыбнулись.
Глядя на урода, они расслабились.
Даже стволы казались безопасными. А может, и не были заряжены.
Красивые рослые парни с тонкими черными усиками (наверное, это сейчас модно), в защитных рубашках-милитари с короткими рукавами. Сандалии на застежках. В таких удобно бегать по камням. Алди невольно перевел взгляд на свои голые, покрытые язвами и нарывами ноги. Если съесть кусок Языка…
– Ну!
Патрульные присели на камни.
Невысокое живое дерево распространяло над ними тенистую крону.
Наверное, заранее обработали это дерево специальным спреем, потому что ни бабочек, ни мошкары вокруг не наблюдалось.
Надо хотя бы надкусить Язык, тогда они отстанут от меня.
Вместо этого Алди запустил в Дьердя промасленным свертком.
– Не стрелять!
Видимо, Дьердь проводил учебную тренировку и хотел, чтобы все соответствовало инструкции.
Но кто-то все-таки выстрелил.
Алди упал, но сразу вскочил и побежал к обрыву.
Это успокоило Охотника на крокодилов. Бросившись к разделительной линии, урод имел шанс уйти. Пусть смутный, но шанс. Тень шанса, можно сказать, всего лишь намек на шанс, но мало ли что случается в этой жизни? А вот кинувшись к обрыву, урод сразу терял все шансы. Ведь бежать ему приходилось на фоне плотных диоритовых скал. Сплошная темно-зеленая стена. Ни трещин, ни расщелин.
Но Алди знал, что какая-то расщелина здесь должна быть.
Два года назад косоглазый урод бросился в бухту именно с этого обрыва.
Может, я не добегу, думал Алди, но расщелина должна быть. Он уже полз по расщелине, выточенной в камне водой и временем, но никак не мог поверить в удачу. Оказывается, урод не врал. Ударившись коленом о камень, Алди захрипел от невыносимой боли. Пуля больно обожгла лицо разбрызганной при ударе каменной крошкой. Змея, затрепетав раздвоенным языком, в ужасе выскользнула из-под руки человека. В лицо ударил простор.
Синяя дымка. Смутная толчея волн.
Чудесно размывались очертания бесконечных рифов,
