Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн

Конечно, скоро она перерастет это состояние, но пока она точь-в-точь как картинка из премиленького пособия под названием «Чудо жизни» (предыдущие картинки из этой серии еще менее аппетитны). Хорошо, что мы не видим детей, пока они не оформятся для дебюта, иначе бы род человеческий пресекся.

Может, лучше было бы откладывать яйца. Наш процесс размножения далеко не совершенен, и женщины понимают это лучше прочих.

Я пошла вниз посмотреть, не пригожусь ли детишкам постарше. Выяснилось, что нет: их только что покормили, и теперь в изоляторе дежурили одна из стюардесс и молодая женщина, которую я раньше не встречала. Они клялись, что работают всего несколько минут. Но я все равно осталась с ними, лишь бы не лезть на свою полку. Потом попыталась помочь: проверяла младенцев, передавала мокреньких, как только освобождался столик.

Это немного ускорило дело. Потом я достала из люльки маленького кривляку и начала укачивать.

– Я готова, давай его, – повернулась ко мне стюардесса.

– Он сухой, – ответила я. – А может, она. Просто ему одиноко и он хочет, чтобы его приласкали.

– Перебьется.

– Это еще неизвестно. – Самое гадкое в этих яслях – шум. Детишки будят друг друга и децибелы растут в геометрической прогрессии. Конечно, все они были напуганы – я бы на их месте наверняка испугалась. – Ласка детям нужна больше, чем что-либо другое.

– Им всем давали по бутылочке.

– Бутылочка ведь нянчить не умеет.

Она не ответила, просто стала проверять других детей. Я знала, что права: ведь малыш слов не понимает, не знает, зачем он здесь и что случилось. Он кричит, и его нужно успокоить.

Герди появилась как раз во время.

– Могу ли я помочь?

– Конечно, можешь. Вот… держи этого.

Минут через пять я завербовала еще троих девушек примерно моего возраста и зацепила Кларка – вместо того чтобы спокойно лежать на койке, он таскался по проходам. Энтузиазма он не проявил, но и не удрал – лучше уж что-то делать, чем скучать.

Больше помощников искать не стоило – им будет негде стоять. А работали мы так: две няньки отступили на шаг в изоляторы, а управляющая всем процессом (это я) стояла на крошечном пятачке у трапа, готовая шарахнуться в любой момент и в любом направлении, впуская людей в туалеты и выпуская, конечно. Герди, самая высокая из нас, стояла чуть сбоку и передавала самых плаксивых мне для вынесения вердикта: мокрых – пеленать, а сухих – укачивать.

В деле разом были, самое малое, семь малышей, а иногда и целый десяток, потому что при 0,1 "g" ноги совсем не устают, а ребенок почти ничего не весит. Можно держать по малышу на каждой руке, что мы, кстати, и делали.

Через десять минут наших стараний крик и плач затихли до уровня отдельных всхлипов.

Я и не надеялась, что Кларк выстоит до конца, но он держался молодцом. Может, потому что Герди была в той же комнате? Никогда раньше я не видела у него такого лица – сурового и благородного одновременно. Он стойко нянчил малышей и вскоре даже начал приговаривать «баю-бай» и «спи, малышка, спи», словно всю свою жизнь только этим и занимался. И вот ведь чудо: детишкам он очень нравился, у него на руках они затихали быстрее, чем у любой из нас. Может, он их гипнотизировал?

Время от времени мы перегруппировывали силы: подходили свежие добровольцы, а те, кто уставал – отдыхали. Меня тоже разок подменили. Я быстренько перекусила, часок полежала в своей ячейке и снова приняла вахту.

Я пеленала детишек, когда из динамика раздался голос Капитана:

«Прошу внимания. Через пять минут корабль перейдет в режим свободного полета и наступит невесомость. Искусственное тяготение будет восстановлено, как только мы закончим ремонтные работы на внешнем корпусе корабля. Все пассажиры должны пристегнуться. Экипажу занять места согласно вахтенному расписанию для режима свободного полета».

Я продолжала пеленать малыша – это дело нельзя бросать на полпути. Тем временем убаюканных младенцев разложили по люлькам, а команду баюкальщиков разогнали по ячейкам. Вращение корабля заметно замедлялось.

– Подди, беги наверх и пристегнись, – сказала мне стюардесса.

– Глупости, Биргит, – ответила я. – Здесь же дел невпроворот.

– Подди, это же приказ. Ты ведь пассажирка.

– А кто будет возиться с малышней? Одна ты? А куда девать четверых из женского изолятора?

Биргит хлопнула себя по лбу, подхватилась и понеслась в изолятор. Других стюардесс поблизости не было – все они проверяли ремни у пассажиров – и загонять меня в ячейку было некому. А когда Биргит вернулась, на нее навалилось столько хлопот, что она больше не напоминала мне о приказе. Она закрепляла люльки, а я застегивала полог каждой. Честное слово, это не легче, чем закрепить ремни на взрослом. Пологи держат детишек плотно, но мягко, только головки остаются свободными.

Я еще возилась, когда завыла сирена, и Капитан остановил двигатель.

Мамочка моя! Вот когда начался сущий шабаш! Сирена разбудила спавших малышей, перепугала остальных, и все они заорали во всю мочь, а один, над которым я еще не застегнула полог, невесть каким образом выскочил из люльки. Я ухватила его за ножку, но сама оторвалась от пола, и мы поплыли в воздухе, пока не ткнулись в стену. Правда, теперь она была не стеной, а просто препятствием. Невесомость все здорово путает, если вы к ней еще не привыкли.

Стюардесса ловко схватка нас обоих, водворила пискуна в люльку и застегнула полог, а меня подвесила на ремень. Тем временем выпростались еще двое.

На этот раз я управилась получше: цапнула одного и держала, пока Биргит разбиралась со вторым. Она-то чувствовала себя как рыба в воде, двигалась плавно, словно балетная примадонна, только вдвое медленнее. Я отметила для себя, что и мне нужно этому научиться.

Я сочла было, что кончились наши муки, но не тут-то было, Младенцы не любят невесомости. Мало того, что она их пугает; главное – у них совершенно отказывают сфинктеры.

Кое– что впитывают пеленки, но далеко не все. К тому же шестерых малышей недавно покормили.

Вот тут– то я и поняла, почему стюардессы обучаются на курсах нянь: в следующие минуты мы вдвоем спасли от удушья пятерых малышей. Биргит прочистила горлышко одному малышу, я, посмотрев, как она это делает, помогла второму, она привела в порядок третьего… И так далее.

А потом мы вооружились чистыми пеленками и кое-как почистили воздух. Вот что я вам скажу, милочка моя: если вы думаете, будто пережили самое худшее, когда маленький братик стравил на ваше новое вечернее платье, попробуйте того же самого в невесомости, где все это нигде не оседает, а вольно летает, словно дым на ветру. Словом, или вы достанете это, или оно достанет вас.