Око небесное - Филип Киндред Дик
Перед ним простиралась архаичная и давно отвергнутая геоцентрическая Вселенная, где гигантская неподвижная Земля являлась единственной планетой. Сейчас он уже различал Марс и Венеру, крохотные кусочки материи, почти несуществующие. И звезды. Они тоже были невероятно маленькими… частички не имеющего большого значения для покрова небес. В одно мгновение вся ткань его космологии треснула, обратилась в уродливые развалины.
Но так было лишь здесь. Именно тут реальностью была античная птолемеева Вселенная – не в его мире. Крошечное солнце, совсем крохотные звезды, гигантский распухший пузырь Земли, торчащий в центре всего. Здесь оно являлось правдой – именно так была устроена эта Вселенная.
Но все это не имело никакого отношения к его собственной Вселенной… слава Богу.
Осознав это и приняв, он уже не особенно удивился, заметив глубоко за серостью некий внутренний слой, красноватую пленку под поверхностью Земли. Казалось, что на самом дне этой Вселенной ведутся какие-то примитивные горные работы. Печи, плавильные тигли, а чуть подальше еще и нечто вроде грубого вулканического кипения, посылавшего еле видимые вспышки недоброго алого цвета, чтоб окрасить ими бесцветную серую среду.
Это был Ад.
А над ним… он задрал голову. Сейчас было уже отлично видно. Небеса. Конечная точка телефонной связи: именно здесь была та телефонная станция, к которой электронщики, специалисты по семантике и коммуникациям и психологи подключили Землю. Это была исходная точка гигантской космической сети связи.
Серость над зонтом наконец понемногу истаяла. Какое-то время не было вообще ничего, даже холодного ночного ветра, промораживающего до костей. Макфайф, судорожно стискивая ручку зонта, с растущим благоговейным ужасом разглядывал приближающуюся обитель Господа. Лишь небольшая часть ее была видна. Некая плотная субстанция формировала стену вокруг нее, защитный слой, что не давал возможности рассмотреть детали.
Над стеной реяло несколько светящихся точек. Они пикировали и взмывали вновь, словно заряженные ионы. Как живые.
Судя по всему, это были ангелы. Точней сказать было трудно – они были еще далековато.
Зонт поднимался, и любопытство Хэмилтона все разгоралось. Как ни удивительно, он сохранял полное спокойствие. В сложившейся ситуации просто испытывать эмоции было бы невозможно; можно было либо контролировать себя полностью, либо столь же полностью поддаться невероятным впечатлениям. Одно или другое, третьего было не дано. Скоро, буквально через пять минут, он поднимется над стеной. И они с Макфайфом узрят Небеса.
Долгий путь, подумал он. Долгий путь с того момента, как они стояли лицом к лицу в холле здания Беватрона, сцепившись из-за какого-то неважного пустяка…
Постепенно, почти незаметно скорость подъема зонта стала снижаться. Сейчас они уже поднимались совсем медленно. Это был предел. Дальше просто уже не было никакого вверх. Хэмилтон от нечего делать задумался, что же случится дальше. Начнет ли зонт опускаться столь же старательно, как поднимался? Или просто сложится и оставит их посредине Небес?
Что-то вплыло в поле зрения. Они двигались параллельно поверхности защитного материала. В голову закралась глупая мысль – а что, если защита стоит здесь не для того, чтоб помешать прохожим заглядывать, а чтоб помешать обитателям выпасть наружу? Удержать их от падения обратно в мир, из которого они вот уже столетия появлялись тут?
– Мы… – Макфайф чихнул. – Мы почти на месте.
– Угу, – подтвердил Хэмилтон.
– Надо… сказать, оказывает… влияние… на мировоззрение.
– Без сомнения, – снова согласился он. Он уже почти видел что-то. Еще секунда… полсекунды… неясный пейзаж представал перед глазами. Странное зрелище, нечто вроде замкнутого кругового пространства, окутанного туманом. Пруд? Океан? Огромное озеро, бурлящие воды. Горы в дальнем конце, бескрайние заросли кустарника.
Внезапно космическое озеро исчезло, некий занавес скрыл его. Но очень быстро занавес поднялся вновь, и озеро было на месте – безбрежный простор жидкости.
Это было самое большое озеро, что он когда-либо видел. Достаточно большое, чтоб вместить в себя целый мир. Он сомневался, что когда-либо в жизни увидит озеро бо́льших размеров, чем это. Попробовал прикинуть его объем.
В центре находилась более плотная матовая субстанция. Нечто вроде озера в озере. Неужели все Небеса и представляли собой это невероятное озеро? Куда бы он ни бросил взгляд, ничего больше видно не было.
Это было не озеро. Это был глаз. И глаз смотрел на них с Макфайфом!
Ему не нужно было объяснять, Чей это был глаз.
Макфайф захрипел. Лицо его почернело, дыхание стало судорожным кашлем. Дыхание абсолютного страха коснулось его; на мгновение он беспомощно забился на конце зонта, тщетно пытаясь отцепиться, скрыться из поля зрения. Пытаясь бешено и безуспешно отползти куда-нибудь из-под этого глаза.
Глаз сфокусировался на зонте. Со звучным хлопком тот вспыхнул. В то же мгновение горящие фрагменты, стержень с ручкой и два визжащих человека полетели вниз, будто камни.
Опускались они вовсе не так, как поднимались. Они летели со скоростью метеоров. Оба были без сознания. В какой-то момент Хэмилтон смутно ощутил, что поверхность уже недалеко от них, внизу. А затем последовал ошеломляющий удар; его вновь подбросило вверх, почти на ту же высоту. В этом гигантском первом отскоке он почти долетел до Небес вновь.
Но не совсем. Он снова падал. И снова удар. После неопределенного количества отскоков его физическая оболочка лежала без движения, тяжело дыша, цепляясь за поверхность Земли, отчаянно держась за пучок высохшей травы, что рос из сухой красной глины. Осторожно, с болью он открыл глаза и огляделся.
Он лежал ничком на огромной равнине – пыльной и выжженной. Было раннее утро следующего дня, и оно было довольно холодным. Скудные домишки виднелись вдалеке. Поблизости лежало недвижное тело Чарли Макфайфа.
Шайенн, штат Вайоминг.
– Думаю, – смог выдавить из себя после долгой паузы Хэмилтон, – что сперва мне надо было посетить это место.
Макфайф не отвечал; он был глубоко без сознания. Единственным звуком в округе было пронзительное чириканье птиц, облепивших чуть живое дерево в сотне метров от них.
Со стоном поднявшись на ноги, Хэмилтон склонился и обследовал своего товарища. Макфайф был жив и даже не имел очевидных травм, но дыхание его было неглубоким и жестким. Из полуоткрытого рта по подбородку стекал тонкий ручеек слюны. На лице его застыло все то же выражение страха и изумления – и всепоглощающего ужаса.
Но откуда ужас? Неужели Макфайф был не рад увидеть своего Бога?
Еще один непонятный факт в копилку. Еще один фрагмент сумасшедших данных в этом сумасшедшем мире. Ну что ж,
