Юрий Нестеренко - Приговор

опаской озирал уцелевшие стены, где еще вполне могли укрываться не

сложившие оружие грифонские стрелки. Однако все было спокойно. На камнях

двора тут и там валялись трупы; судя по разбрызганной крови и разбитым

черепам, большинство из них были сброшены со стен — в самом дворе, как

видно, сражения практически не было. До моего слуха доносились отдельные

выстрелы, но эхо отшвыривало их от одной стены к другой, и я не мог

понять, откуда они звучат.

Четырехгранная громада донжона, площадью не уступавшая иному

баронскому замку, а в высоту достигавшая более сорока ярдов, возвышалась

практически прямо передо мной; донжон был сильно смещен к западной,

самой неприступной из стен, и вход имел также с западной стороны. Таким

образом, враги, даже ворвавшиеся через восточные ворота на территорию

замка, все еще вынуждены были бы под обстрелом пересечь двор, обойти

главное здание кругом и буквально протискиваться в щель между донжоном и

стеной, поливаемые стрелами, смолой и кипятком и оттуда, и оттуда; места

для тарана, чтобы высадить дверь, в этом узком проходе не было

совершенно, а ширина самого входа позволяла проникать внутрь лишь по

одному — притом, что внутри, очевидно, места для защитников было

достаточно. Однако уже со своего места я видел валявшиеся перед входом

куски разломанной взрывом двери. Не помогло ни толстое дерево (скорее

всего, мореный дуб), ни оковывавшие его бронзовые листы.

"Жди меня", — сказал я Верному, потрепав его по шее; по кратком

размышлении, я решил не привязывать коня. В его гриву была вплетена

сине-желтая лента, дабы никто из йорлингистов не перепутал его

принадлежность (похожая повязка была и на моем рукаве), однако я

предпочел предоставить Верному побольше свободы на случай непредвиденных

ситуаций. Покосившись с сомнением на кольчуги и бригантины мертвецов -

все-таки какая-никакая, а дополнительная защита — я решил, тем не менее,

не возиться с переодеванием и, бросив еще один подозрительный взгляд на

западную стену, с огнебоем в руке бегом помчался ко входу в донжон.

Внутри было почти темно; несколько масляных светильников были

опрокинуты (но масло разлилось по каменным плитам и не вызвало пожара),

несколько — просто не горели. В полумраке передо мной открывался широкий

проход с дверями по бокам — скорее всего, за ними находились склады или

казармы. Большинство дверей было открыто. На полу прохода валялись не

менее трех десятков мертвых тел — большинство, похоже, были убиты

взрывами шаров, хотя кто-то застрелен или даже добит обычным мечом. На

первом этаже едва ли могло быть что-то, интересное для меня; но где же

здесь тюрьма — под землей, как обычно, или вверху, как утверждают

легенды? Я повернул голову и увидел справа коридор, который вел на

лестницу; на ступенях головой вниз лежал очередной мертвый защитник

замка. Я побежал туда.

Закрученная винтом лестница вела как вверх, так и вниз; первым

делом я устремился в подземелье. Сбежав по ступеням, я оказался в

очередном коридоре с покрытым инеем стенами; здесь, наверное, было

холодно даже летом, а сейчас ледяная сырость пробирала до костей,

несмотря на всю мою разгоряченность физическими упражнениями последних

минут. Выхватив горевший в стенном кольце факел, я побежал по коридору и

вскоре уперся в стальную решетку. Она была не опускного, а поворотного

типа, как обычная дверь; прутья были слегка погнуты, но решетка

оставалась запертой. За ней находилось квадратное помещение с дверями в

стенах; на полу, недалеко от решетки, валялись двое застреленных солдат.

Значит, штурмующие здесь побывали, но выломать решетку все-таки не

смогли — очевидно, у них к этому моменту уже не осталось взрывных шаров.

Позади мертвецов, в центре помещения, виднелось круглое отверстие, а над

ним — ворот с веревкой. Я слышал о таких; это называется "страшная

дыра". Узника сажают на доску, привязанную к веревке, и опускают в

глубокий каменный цилиндр, не имеющий выхода; выбраться наружу он сможет

лишь в том случае, если ему вновь спустят веревку. Даже без кандалов

бежать из такого места, не имея сообщников среди стражи, невозможно.

Так, выходит, я нашел темницу? Где может быть Эвелина — в "дыре"

или в одной из камер за дверями?

— Эвьет! — крикнул я. — Эвьет, это я, Дольф! Ты меня слышишь?

Лишь эхо, отразившееся от стен подземелья, было мне ответом. Я

крикнул еще несколько раз, надрывая связки — но, сколь я ни напрягал

слух, не услышал в ответ даже самого слабого отклика. Впрочем, если она

за одной из этих дверей, выглядящих весьма основательно, звук может и не

проходить ни в ту, ни в эту сторону.

Или же… о другом объяснении не хотелось и думать, но я не мог

отрицать, что оно вполне вероятно.

Стоп! Хоть кто-то же в этой темнице должен быть жив?!

— Эй, кто-нибудь! Отзовитесь! Армия Льва уже в замке! Я пришел

освободить вас!

Тишина. По крайней мере, в "дыре" точно никого нет. Никого живого,

во всяком случае. В камерах… да, возможно, что и не слышат. Но может

быть и так, что Карл, видя, что замок обречен, велел убить всех.

Так или иначе, мне надо открыть решетку. С дверями камер, возможно,

проблема решится проще — скорее всего, у одного из этих мертвецов на

полу есть ключи.

Я осмотрелся, нашел свободное кольцо в стене для факела, потом

просунул освободившуюся левую руку (правой было не подлезть) между

прутьями и нащупал замок, удерживающий засов. Затем повторил почти тот

же жест, но уже с огнебоем в руке. Слегка отведя верхний ствол от цели,

чтобы его не разорвало при выстреле, я нажал скобу.

С грохотом выстрела слился короткий визг металла. Я подергал замок.

Он был погнут, но по-прежнему крепко держал засов.

Я сделал еще три выстрела. Металл был искорежен и изрыт вмятинами,

но, похоже, это лишь спрессовало запирающее устройство и сам засов в

сплошной неразъемный монолит. Ч-черт…

Я перезарядил огнебой, одновременно приказывая себе успокоиться.

Общего количества порошка, которое было у меня с собой, хватило бы,

чтобы снести этот засов. Но для этого надо набить порошок в твердую

оболочку. Если я просто высыплю его на замок и подожгу, дело кончится

пшиком в прямом и переносном смысле.

Что еще я могу сделать? Самое простое, конечно — привлечь на помощь