Юрий Нестеренко - Приговор

"пожалуй, здесь не прорваться", подумал я. Отступив на пару десятков

ступеней вниз, я оказался напротив выхода на очередной этаж (не знаю

точно, какой именно, но трупов на лестнице за время восхождения я

насчитал восемь). Некоторое время я стоял, упершись рукой в стену и

пытаясь восстановить дыхание; затем сделал шаг в погруженный во мрак зев

коридора — и чуть не столкнулся с человеком, выскочившим мне навстречу

из темноты.

В первый миг я не понял, на чьей он стороне, но рефлекторно

приставил огнебой к его груди. Он выронил меч, зазвеневший возле моей

ноги, и отступил к стене, поднимая руки. Теперь я понял, что это один из

защитников замка. Его потное лицо под круглым открытым шлемом было

перепачкано сажей, глаза в ужасе смотрели на мое оружие. Дышал он не

менее тяжело, нежели я.

— Где тюрьма? — коротко спросил его я, упираясь стволами в

кольчужную грудь.

— На самом верху, — торопливо ответил он, всем своим видом

демонстрируя готовность к сотрудничеству.

Иногда легенды все-таки не врут. Я слышал целых два объяснения

такого необычного расположения. Согласно первому, один из предков

нынешнего герцога распорядился оборудовать казематы на верхнем этаже

после того, как кому-то из важных пленников удалось сбежать из

подземелья; спуститься с сорока ярдов, преодолев кордоны на этажах,

сложнее, чем просто выбраться из здания, находясь внизу. По второй

версии, тот древний Лангедарг просто перенес тюрьму поближе к

собственным покоям, потому что любил лично пытать заключенных.

Сторонники этой гипотезы неизменно добавляли, что ту же привычку

сохранили и его потомки. Впрочем, не поручусь, что за этой версией не

стояло то же ведомство, что и за песнями о небывалой доблести Ришарда.

— Здесь не пройти, — добавил грифонец, спеша показать мне свою

полезность. — На шестом этаже пожар.

— А где пройти?

— Через другое крыло еще можно. По этому коридору если, потом за

угол направо… выйдете на галерею, по ней вокруг центрального зала… и

там от угла другой ход будет, по нему уже до лестницы…

— А не врешь? — грозно осведомился я, поднося факел к его лицу.

— Святым Жозефом клянусь, моим покровителем! — он дернулся было

перекреститься, но я ткнул его огнебоем, чтобы не опускал руки, — чтоб

мне спасения души не видать, чтоб меня черти в аду…

— Ладно, — смилостивился я, решив, что он и впрямь слишком напуган,

чтобы врать. — Проваливай, не вздумай только оружие подбирать. И

кольчугу сними.

— Сей момент! — он ухватился обеими руками за низ кольчуги и

потянул ее вверх. — Сапоги тоже снимать?

— Не нужны мне твои шмотки, — брезгливо поморщился я. — Просто без

доспехов, глядишь, сойдешь за просто слугу.

Дав ему этот бесплатный совет, я нырнул во мрак коридора, едва

разгоняемый светом моего факела. Пробежав пару десятков ярдов, я вдруг

поскользнулся в луже свежей крови; возможно, я бы еще сумел сохранить

равновесие, если бы под ноги мне не попало то, что было ее источником.

Грохнувшись с размаху на каменный пол, я сильно ударился левым локтем;

его пронзила острая боль, а мышцы руки на миг лишились всякой силы. Я

выронил факел, и он, зашипев в луже, погас. Впрочем, он в любом случае

должен был уже скоро догореть, но еще как минимум минут на десять я

рассчитывал. Теперь же я оказался в полной темноте.

Огнебой я не выпустил; оставалось лишь надеяться, что он не

пострадал при падении. Выбравшись на четвереньках из кровавой лужи (судя

по ее размерам, здесь смешалась кровь нескольких человек, но я уже не

мог сосчитать тела), я поднялся и, вытянув руки, двинулся в сторону

стены.

Некоторое время я шел ощупью, скользя рукой по холодным камням;

затем впереди забрезжил слабый свет. Он падал из перпендикулярного

прохода справа. Видимо, как раз в него мне и следовало свернуть. По

этому проходу я вновь припустил на свет бегом и вскоре выскочил на

галерею, едва успев остановиться перед низкими перилами.

Деревянная галерея опоясывала изнутри на высоте примерно пяти ярдов

большой квадратный зал — по всей видимости, главный зал Греффенваля. Его

стены были отделаны панелями красного дерева, поверх которых висели

впечатляющих размеров гобелены (лошади на них были в натуральную

величину, а то и больше) и длинные, практически от галереи до пола,

лангедаргские знамена. Зал освещала громадная кованая люстра со

множеством свечей, свисавшая с потолка на толстых цепях; она приходилась

немного выше уровня галереи и, таким образом, не загораживала мне обзор

вниз. У противоположной от меня стены несколько широких ступеней

уступчатой пирамидой вели на возвышение, за которым высились на добрых

четыре ярда украшенные резьбой двустворчатые двери. Двери были закрыты,

и их, похоже, никто еще не пытался штурмовать; других следов боя в зале

также не было, равно как и людей — ни мертвых, ни живых.

Впрочем, последнее обстоятельство изменилось прямо у меня на

глазах. Пока я осматривал зал, внизу, практически прямо у меня под

ногами, послышались голоса и лязг железа, а затем распахнулась невидимая

мне под полом галереи дверь, и помещение стало быстро наполняться

народом. Впереди всех шагал Ришард Йорлинг — в сияющих доспехах и с

мечом в руке, но без шлема; со своей позиции я не видел его лица, но

узнал его по латам и золотым волосам. Да и кто еще, кроме него, мог так

гордо шествовать во главе победителей? По обеим сторонам от герцога, но

все же на шаг позади, шли двое знаменосцев с львиными штандартами. С

боков их прикрывали двое гвардейцев из личной охраны герцога, один — с

обнаженным мечом, другой — со взведенным арбалетом. Следом шеренгой

шагали четверо генералов львиной армии, также в латных доспехах, с двумя

арбалетчиками по бокам. За ними уже без всякого ранжира входили

вперемешку солдаты и младшие офицеры, по-разному облаченные и

вооруженные; где-то в этой толпе затесались оруженосец Ришарда с его

шлемом, а также хронист, которому надлежало запечатлеть свершающееся в

этот великий день для истории. Огнебойного оружия, однако, я ни у кого

не видел. Победив благодаря ему, теперь Йорлинг, как видно, не желал,

чтобы это "подлое" и "дьявольское" изобретение пятнало красоту древних

рыцарских традиций.