Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Получив багаж, Виктор с Мартиной отправились в бар, выпить.
– Этот старик уговорил меня попробовать бурбон «Уайльд Теки», – вспомнил Виктор. – Бурбон вправду изумительный. Он говорит, лучший на всей Земле… потому и прихватил бутылочку с…
Тут он, внезапно осекшись, умолк.
– Старик? Один из попутчиков? – уточнила Мартина, чтоб в разговоре не возникло заминки.
– Да… кажется, да, – подтвердил Виктор.
– Знаешь, по-моему, теперь-то ты смело можешь забыть о птицах и пчелах, – сказала Мартина.
– А секс? – неловко, вымученно рассмеявшись, сострил он.
– Укус пчелы, птица, изловленная кошкой благодаря твоей помощи, – все это в прошлом.
– Да уж, – задумчиво проговорил Виктор. – Та кошка мертва уж сто восемьдесят два года. Я подсчитал, пока нас размораживали… и может, так оно только к лучшему. Дорки. Дорки, кошка-убийца. Кот Толстого Фредди – дело совсем другое.
– Кстати, плакат мне в итоге пришлось продать, – сообщила Мартина. – Хочешь не хочешь, пришлось.
Виктор нахмурился.
– Помнишь? – продолжала Мартина. – Когда мы разъехались, ты оставил его мне. За что я всю жизнь была тебе благодарна.
– И много ли за него отвалили?
– О-о, кучу денег. По справедливости, тебе с меня причитается… – Задумавшись, Мартина подняла взгляд к потолку. – С учетом инфляции тебе с меня причитается около двух миллионов долларов.
– А может быть, – не слишком решительно заговорил Виктор, – вместо этого, вместо моей доли от продажи плаката, ты поживешь здесь, со мной? Хотя бы немного, пока я не привыкну к этой планете.
– Хорошо, – согласилась Мартина, ни капельки не кривя душой.
Именно этого ей и хотелось бы больше всего на свете.
Покончив с выпивкой и вверив багаж заботам робоносильщика, оба отправились в отель, в номер Виктора.
– Замечательный номер, – отметила Мартина, примостившись на краю кровати и оглядевшись. – Подумать только, даже голографический телевизор имеется. Включи.
– Без толку его включать, – вздохнул Виктор, распахнув платяной шкаф и принявшись развешивать, раскладывать по местам одежду.
– Почему же?
– Там, внутри, нет ничего, – пояснил Кеммингс.
Мартина, подойдя к телевизору, щелкнула клавишей. Четверть комнаты тут же превратилась в миниатюрную хоккейную площадку: игра в полном разгаре, стук клюшек, скрежет коньков, рев зрителей на трибунах, буйство шума и красок…
– Все в порядке. Работает, – заметила Мартина.
– Но я-то знаю, – возразил Виктор. – Знаю и, мало того, могу доказать… Есть у тебя пилка для ногтей? Отвинчу заднюю панель, сама все увидишь.
– Однако я прекрасно…
– Вот, погляди, – оборвал ее Виктор, оторвавшись от развешивания одежды. – Смотри. Сейчас я стену рукой проткну. Видишь?
С этими словами он прижал правую ладонь к стене… однако ладонь вовсе не погрузилась в стену. Так и осталась снаружи, крепко прижатая к обоям: ведь стену, как ни старайся, рукой не проткнешь.
– И фундамент насквозь прогнил, – продолжал Виктор, будто не замечая оплошности.
– Иди сюда. Сядь рядом, – сказала Мартина.
– Я все это пережил… даже не знаю, сколько раз, – объяснил Виктор. – Снова и снова, снова и снова… пробуждаюсь от криосна, схожу вниз по трапу, получаю багаж, порой заворачиваю в бар выпить, порой иду прямо в отель. Как правило, включаю телевизор, и тут… Вот, видишь пчелиный укус? – спросил он, подойдя ближе и показав Мартине ладонь тыльной стороной кверху.
Мартина, не обнаружив на коже Виктора ни следа укуса пчелы, вновь задержала его руку в ладонях.
– Я никакого укуса не вижу, – возразила она.
– А когда на мой вызов является рободоктор, я заимствую у него подходящий скальпель и снимаю с телевизора заднюю панель. Чтобы он убедился: внутри нет ни монтажных шасси, ни плат, ни деталей. И тогда корабль начинает все заново.
– Виктор, – велела Мартина, – взгляни внимательнее на свою ладонь.
– Однако ты здесь, со мной, в первый раз, – продолжал Виктор, будто ничего не слыша.
– Сядь, – строго сказала Мартина.
– О'кей…
Виктор присел на кровать, вроде бы рядом с ней, но не слишком близко.
– Ближе ко мне сесть не хочешь? – осведомилась Мартина.
– Понимаешь, слишком уж это печально, – пожаловался Виктор. – Слишком уж горько о тебе вспоминать. Я ведь на самом деле любил тебя. Эх, будь ты настоящей…
– Я готова сидеть здесь, с тобой, пока не стану настоящей, – откликнулась она.
– Мне вот что приходит в голову. Надо бы пережить заново тот случай с кошкой, но на этот раз не поднимать ее, не помогать ей с ловлей птицы, – задумчиво заговорил Виктор. – Если получится, возможно, вся моя жизнь переменится, обернется чем-либо радостным. Чем-либо настоящим. Величайшая моя ошибка – расставание с тобой. Гляди: моя рука сквозь тебя пройдет без труда.
В доказательство Виктор крепко стиснул ее плечо. И тепло его тела, и силу его ладони Мартина почувствовала как нельзя лучше.
– Вот, видишь? – продолжал он. – Рука проходит насквозь… будто бы рядом нет ничего. Никого… понимаешь?
Мартина тяжко вздохнула.
– И все это из-за того, что ты четырехлетним мальчишкой погубил птицу?
– Нет, – возразил Виктор, – все это из-за неполадок в терморегуляционных агрегатах на борту корабля. Недоморозили меня малость. Клетки мозга сохранили достаточно тепла для поддержания биоэлектрической активности.
Поднявшись на ноги, он потянулся и улыбнулся Мартине.
– А не пора ли нам поужинать? – спросил он.
– Извини, я не голодна, – отвечала Мартина.
– А вот я жутко проголодался. Оценю-ка, пожалуй, местную рыбную кухню. В буклете сказано, морепродукты здесь готовят потрясающе. Идем со мной за компанию. Не голодна, ну и что? Посмотришь, оценишь ароматы – глядишь, аппетит и проснется!
И Мартина, прихватив пальто с сумочкой, отправилась с ним.
– Планетка эта невелика, но просто прекрасна, – заверил ее Виктор. – Я уже сколько раз с ней знакомился. Вдоль и поперек изучил. Надо только, как спустимся вниз, завернуть в аптеку, бактина купить. Укус смазать. Палец уже распухает, и боль адская, – пожаловался он, продемонстрировав Мартине ладонь. – И на этот раз почему-то болит куда сильнее, чем обычно.
– Скажи, тебе действительно хочется, чтоб я вернулась? – спросила Мартина.
– Ты серьезно?
– И еще как, – подтвердила она. – Останусь с тобой, пока не надоем. Ты прав: не стоило нам расходиться.
– Наш плакат обтрепался, – внезапно вспомнил Виктор Кеммингс. – Обтрепался и даже местами надорван.
– Что? – удивилась Мартина.
– Надо было в рамку его, под стекло, – будто не слыша ее, продолжал Виктор. – Не додумались мы с тобой поберечь его… и вот. Теперь он обтрепан, надорван… а рисовавший его художник мертв…
Казус Раутаваары
В тот день тройка техников-лаборантов на борту
