Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма

— Но мне тоже есть до этого дело! Он работает в моем департаменте!

— О, но его перевели еще до того, как это было сделано, — успокоил Мешток. — Иначе я бы не преминул известить тебя. Приличия, приличия — вот что главное в жизни. Я всегда строго контролирую своих подчиненных. Но зато и сам никогда не подвожу их. Иначе хозяйство вести нельзя. Честность есть честность.

— Но мне не было сообщено, что он переведен. Разве это не называется «подвести»?

— Как же, как же? Обязательно известили. — Мешток взглянул в свою картотеку и вытащил одну записку. — Вот она.

Хью стал читать:

«Служебные обязанности — изменение — один слуга, пол — мужской (дикарь, обнаруженный и принятый в семью), известный под кличкой „Дьюк“. Далее шло описание.

Хью пропустил его.

„… освобождается от всех обязанностей по департаменту Древней Истории и переводится на личную службу их Милости. Вступает в силу немедленно. Местопребывание и питание: прежние, до дальнейших распоряжений…“

— Но я не видел этого!

— Это моя архивная копия. А тебе послан оригинал. — Мешток указал на левый нижний угол листка. — Вот подпись вашего заместителя. Всегда приятно, когда подчиненные умеют читать и писать. Меньше беспорядка. Например, болвану Главному Хранителю сколько угодно можно вдалбливать одно и то же, а потом этот старый козел будет утверждать, что слышал совсем не то. Даже хлыст улучшает его память всего на один день. Весьма прискорбно. Нельзя же, в самом деле, вечно наказывать одного из старших слуг. — Мешток взглянул на него. — Я бы порекомендовал их Милости сменить его, если бы его помощник не был еще глупее.

— Мешток, я никогда не видел такой записки…

— Возможно. Но она была направлена к тебе в департамент, и твой помощник расписался в получении. Поищи у себя в кабинете. Ручаюсь, что ты найдешь ее. Или, может, ты хочешь, чтобы я пощекотал твоего помощника? Буду только рад.

— Нет, нет…

Мешток, скорее всего, был прав. Департамент Хью разросся, и теперь в нем было две или три дюжины человек. Создавалось впечатление, что количество их растет с каждым днем. Такой штат ему был не нужен, и все они только отрывали у него драгоценное время. Хью уже давно распорядился, чтобы его не беспокоили. Распоряжение это он отдал давным-давно своему заместителю — честному, очень образованному клерку. Иначе Хью просто вообще не смог бы заниматься переводами. Здесь вступал в действие Закон Паркинсона. Клерк, выполняя его приказ, полностью взял все бумажные дела на себя. Примерно раз в неделю Хью быстро пробегал глазами поступившую за этот период корреспонденцию и отдавал ее заместителю, с тем чтобы тот подшил ее в архив или сжег, или неизвестно что еще сделал с этими бесполезными бумажками.

Возможно, что приказ о переводе Дьюка валялся сейчас среди прочих непрочитанных еще бумаг. Если бы он только наткнулся на него раньше… Слишком поздно, слишком поздно!

Он сгорбился в кресле и закрыл лицо руками. Слишком поздно! Ох, сынок, мой сынок!

Мешток почти ласково коснулся его плеча:

— Кузен, ну возьми же себя в руки. Ведь твои привилегии не были ущемлены, правда? Сам видишь, что это так!

— Да, да… Я понимаю, — промямлил Хью, не отрывая рук от лица.

— Тогда отчего же ты так переживаешь? — В голосе Мештока звучало удивление.

— Он был… он мой… мой сын.

— Он? Тогда отчего же ты ведешь себя так, словно он твой племянник? — Мешток воспользовался специфическим словом, обозначающим „старший сын старшей сестры“, и» был искренне озадачен странной реакцией дикаря. Он еще мог бы понять заботу матери о сыне — о старшем сыне, по крайней мере. Но отец? Дядя! Да у Мештока тоже были сыновья, он был в этом уверен, среди прислуги. Начальница прислуги называла его даже: «Мешток без промаха». Но он не знал их и даже представить себе не мог, чтобы их судьба его когда-нибудь заинтересовала. Или чтобы он проявил хоть какую-то заботу о них.

— Потому что… — начал Хью. — А, впрочем, ладно. Ты только выполнял свой долг. Все нормально.

— Но… ты все еще огорчен. Я, пожалуй, пошлю за бутылочкой «счастья». И на сей раз выпью с тобой, — предложил Главный управляющий.

— Нет, нет. Благодарю вас.

— Ну будет, будет! Тебе это необходимо. «Счастье» прекрасно тонизирует, и случай как раз подходящий. Им только не нужно злоупотреблять.

— Благодарю, Мешток, но я не хочу. Сейчас мне нужно быть особенно собранным. Я хочу повидать их Милость. Прямо сейчас, если можно. Вы не сможете устроить мне это?

— Не могу.

— Черт возьми, я же знаю, что можете. И знаю, что, если вы попросите, он примет меня.

— Кузен, но ведь я сказал «не могу», а не «не хочу». Их Милости здесь нет.

— О-о-о!

Тогда Фарнхэм попросил, чтобы ему разрешили повидаться с Джо. Но Главный управляющий ответил, что молодой Избранный отбыл вместе с лордом Протектором. Но он пообещал дать знать Хью, как только кто-нибудь из них вернется.

Хью не стал обедать, ушел к себе и впал в горькое раздумье. Он не мог не мучить себя мыслью о том, что здесь отчасти была и его вина — нет, нет, не в том, что он не читал всей входящей корреспонденции по мере ее поступления. Нет, это было просто невезение. Даже если бы он проверял весь этот «мусор» каждое утро, он все равно мог бы опоздать — оба приказа, по всей вероятности, были отданы одновременно.

Мучило его другое: возможно, он сам послужил инициатором той ссоры с Дьюком. Тогда он вполне мог солгать мальчику: сказать, что Грейс, как ему доподлинно известно, служит обыкновенной служанкой, или что-нибудь в этом роде, у сестры лорда Протектора, пребывая в полной безопасности королевского гарема, и что ни один мужчина ее даже не видит. Она полностью довольна, живет прекрасно и счастлива. А другая версия — это просто сплетни, которыми слуги заполняют свой дурацкий досуг.

Дьюк поверил бы этому, потому что очень хотел в это верить.

Как это могло быть… Очевидно, Дьюк отправился на встречу с их Милостью. Мешток устроил эту встречу, или, может быть, Дьюк просто решил ворваться туда силой, и шум драки достиг ушей Понса? Похоже, последнее. И в результате этой сцены Понс отдал приказ оскопить Дьюка, как он обычно приказывал подать машину. Все это очень смахивало на правду…

Он пытался убедить себя, что никто не ответственен за поступки другого человека. Он сам всегда так считал и жил, свято в это веря. Но сейчас он чувствовал, что эта истина не приносит ему облегчения.

Наконец он заставил себя уйти от тяжелых мыслей и начал писать Барбаре… До сих пор ему еще не представлялась возможность рассказать ей о своих планах побега и не было времени разработать код. Но она должна быть начеку, и ему нужно как-то предупредить ее.