Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
UBI PECUNIA REGNET
Войдя и увидев надпись, мистер Эрлауд побагровел, как свекла: преподававший латынь, он понял, что это означает «Где царят деньги».
– Высказывание – как раз под стать недовольному из леваков, – объявил он.
Тогда я, пока он просматривал мои бумаги, написал на доске еще кое-что:
UBI CUNNUS REGNET
Вот это, похоже, изрядно его озадачило.
– Откуда тебе… известно данное латинское слово?[54] – спросил он.
– Не знаю, – ответил я.
Действительно, этого я точно сказать не мог, но кажется, в сновидениях со мной разговаривали именно на латыни. Почему? Возможно, мой собственный мозг по ночам попросту повторял курс латыни для начинающих, дававшийся мне на удивление легко, хотя учить латынь я даже не пробовал.
Новый настолько же яркий сон привиделся мне за два дня до того, как тот урод – или те уроды – застрелили президента Кеннеди. Все это я и увидел во сне – за двое суток до убийства! – но самым ярким образом в нем оказалась моя подружка Исабель, Исабель Ломакс с третьим глазом во лбу, наблюдавшая, как заговорщики вершат злое дело.
Несколько позже предки отправили меня к психологу, потому что после гибели президента Кеннеди я вправду будто бы малость свихнулся: все сидел, думал о чем-то, не видя и не слыша ничего вокруг.
С психологом, Кэрол Хаймс, к которой меня отправили, мне, можно сказать, повезло. Во-первых, она оказалась настоящей красавицей, а во-вторых, даже не подумала называть меня чокнутым и вдобавок сказала, что мне надо бы, съехав от родных, бросить школу к чертям: дескать, наша система школьного образования изолирует учеников от реальности и только мешает осваивать жизненно необходимые навыки – в моем случае азы писательского мастерства.
Так я и сделал. Школу забросил, устроился в магазин, торговавший телевизорами – мести полы, распаковывать и настраивать новые аппараты… однако никак не мог избавиться от тревожного, жутковатого впечатления, будто каждый из них – что-то вроде громадного глаза. Рассказав Кэрол Хаймс о снах, которые вижу всю жизнь, о людях из космоса, о землях, где со мной говорят на латыни, я признался, что это, по-моему, далеко не все, что большая часть подобных сновидений наверняка забывается, стоит мне только проснуться.
– Сны – предмет, до сих пор как следует не изученный, – сказала мисс Хаймс.
Я, сидя напротив, представлял себе, как бы она выглядела в традиционной бедле, обнаженная выше пояса, и от этого час приема промелькнул куда быстрее обычного.
– Согласно одной из новых гипотез, – продолжала мисс Хаймс, – сновидения – часть твоего коллективного бессознательного, памяти предков, уходящей в прошлое на сотни и тысячи лет… и пробуждающейся во сне. Если все так и есть, сновидения многое значат, а следовательно, очень и очень для нас ценны.
Разумеется, в эту минуту я воображал себе ее бедра, с намеком покачивающиеся из стороны в сторону, однако слушал внимательно: мудрость и благосклонность в глазах мисс Хаймс неизвестно почему напоминала о тех самых мудрых змеях.
– Кстати, еще мне снились книги, – сообщил я. – Открытые книги, лежащие прямо передо мной. Громадные, очень ценные… даже святые, как Библия.
– Ну, это, наверное, как-то связано с твоей карьерой писателя, – предположила мисс Хаймс.
– Вряд ли: книги-то древние. Тысячелетней давности… и о чем-то предостерегают. О жутком убийстве, о множестве убийств, о копах, бросающих людей в тюрьмы за идеи, только тайком… под ложные обвинения подводя. А еще женщина постоянно снится, с виду совсем как вы, только сидит на громадном каменном троне.
Какое-то время спустя мисс Хаймс перевели в другую часть округа, и больше я видеться с ней не мог. Почувствовав себя совсем худо, я с головой погрузился в писательство. Продал в журнал под названием «Воодушевляющие научные факты» повестушку о высших инопланетных расах, прилетевших на Землю и втайне от человечества управляющих всей нашей жизнью… только гонорара так никогда и не получил.
Рассказывать обо всем этом я рискую лишь потому, что уже стар, а старику терять нечего. Однажды меня попросили написать небольшую статейку для «Историй о приключениях на планете любви», а вместе с просьбой и примерным планом того, что им от меня требовалось, прислали черно-белое фото обложки. Увидев снимок, я долго смотрел на него, не в силах отвести взгляд. Изображен на нем был то ли римлянин, то ли грек – по крайней мере, некто одетый в тогу, а с запястья его свисал символ медицины, жезл-кадуцей, обвитый парой змей, хотя изначально место змей занимали ветви оливы.
– Откуда ты знаешь, что эта штука называется «кадуцеем»? – спросила меня Исабель. Жили мы на тот момент вместе, и она вечно твердила, что мне пора бы побольше зарабатывать и вообще во всем брать пример с ее родителей – людей зажиточных, стильных.
– Не помню, – растерянно ответил я.
Внезапно перед глазами замелькали в бешеной пляске радужные круги вроде современной абстрактной графики на манер Пауля Клее и ему подобных. Необычайно яркие, разноцветные, узоры сменяли друг друга в считаные доли секунды.
– Какое сегодня число?! – заорал я на Исабель, сидевшую под феном для сушки волос, читая «Гарвардский пасквилянт»[55].
– Число? Шестнадцатое марта, – ответила она.
– А год?! – громче прежнего завопил я. – Год, pulchra puella, tempus…[56]
Но тут я осекся, обнаружив, в каком изумлении она смотрит на меня и, мало этого, не сумев вспомнить ни ее имени, ни кто она такая вообще.
– Тысяча девятьсот семьдесят четвертый, – пролепетала девушка.
– Тысяча девятьсот семьдесят четвертый… выходит, тирания в самом разгаре! – рассудил я.
– Что?! – округлив глаза, ахнула она.
В тот же миг рядом с ней возникли два существа, заключенные в оболочки межзвездных летательных аппаратов, в пару парящих над полом прозрачных шаров с привычной для них атмосферой и температурой внутри.
– При ней больше ни слова, – предостерег меня один из них. – Память мы ей подотрем: создадим впечатление, будто она задремала и видела сон.
– Вспомнил… вспомнил! – выдохнул я, крепко стиснув виски ладонями.
Действительно, мозаика воспоминаний о давнем прошлом сложилась в голове целиком. Теперь я отчетливо помнил, кто я такой и откуда… из седой древности, а до того – с далекой звезды Альбемут, как и оба Бессмертных!
– Для чего вы вернулись? – спросил я. – Чтобы…
– Теперь нам остается действовать исключительно через обычных смертных, – отвечал Й'Аннис, мудрейший из них двоих. – Сивилл, способных помочь нам, дать совет Республике, на свете более нет. В сновидениях мы тут и там вдохновляем людей пробудиться,
