Владимир Динзе - Танк смерти (сборник)

В первом случае, при апотетической окраске, животное получает возможность не стать добычей врага благодаря своей «одежде», окрашенной под цвет его места обитания. Во втором случае, при псевдоапосемитической окраске, можно отвести от себя гибель, «накинув одеяние» другого животного, у которого, скажем, «отвратительный вкус мяса» или «резкий, дурной запах». Третье — это когда живые существа, имея апосемитическую окраску, действительно несъедобны. Они тоже меньше подвержены опасности. Рассуждая таким вот образом о борьбе за существование в естественной природе, профессор Дойхара пришел к выводу о том, что все народы, и, конечно, в первую очередь японцы, чтобы не оказаться чьей-то добычей, сами должны всячески стремиться стать пожирателями. Говоря о предполагаемых жертвах Японии, Дойхара делит все государства мира на две части:

— Апосемитические государства.

— Псевдоапосемитические государства.

Первые: «несъедобные, с горьким и жестким мясом» — такие государства, как Германия и Италия. Их трогать не нужно.

Вторые: «пригодны для желудка и даже безусловно подлежащие поеданию». Это те страны, которые, проявляя хитрость и уловку, «накинули на себя шубы первых государств». Этим они ввели в заблуждение простачков-японцев, поверивших в то, что они и вправду несъедобны. Обманутая Япония должна ликвидировать эту глупую ошибку, повергнуть их и как следует насытить японцев.

В заключение выступил адмирал Арахи. Он поставил чрезвычайно важную задачу — немедленно начинать большую войну, назвав главным врагом Советский Союз. Для этого, сказал он, власть в Японии должна перейти в руки партии «Сеюкай» и «Молодых офицеров».

— В знойных степях Азии выгорели травы, пыль поднялась столбом, растрескались от засухи земли. Их необходимо напоить кровью, — сказал Арахи. «Воинствующие» ученые, выкрикивая, аплодировали ему стоя.

Бывший секретарь короля химии Момодзо примчался в дом сестры. Увидев брата, она вспыхнула было в гневе, но его взволнованный, интригующе-сбивчивый рассказ насторожил ее. Ничего не понимая, она с опаской поглядывала на дверь спальни, откуда выплыл вдруг сам король химии.

— Ты говоришь о Кувяси?.. Об этом физике Кувяси? — довольно потирал руки Тояма.

Момодзо лишился языка.

Наутро князь Тояма вызвал к себе профессора Аве и рассказал обо всем.

— Теперь ты можешь бросить свою никудышную науку, — захихикал он. — Наши люди уберут профессора Кувяси. Они доставят сюда его чертежи, аппарат, химические элементы для усыпления. Открытое принадлежит мне, понял? Я хозяин аппарата, а его изготовитель — ты. Понял?..

Профессор Аве склонился, пал на колени, обнял ноги Тоямы.

…В ночь следующего дня вооруженные отряды «Молодых офицеров» напали на правительственные учреждения, перебили людей, захватили власть. За стол премьер-министра посадили адмирала Арахи. Ни полиция, ни правительственное войско не оказали сопротивления. К власти пришли фашисты, тотчас заявив о том, что они сторонники мировой войны, быстрейшего завоевания Советского Союза. Выступили и с открытой декларацией.

В этот же день газеты в разделе мелкой хроники сообщили о том, что на окраине Токио, в кювете, был обнаружен труп профессора Кувяси. О его аппарате не было ни слова.

Встав во главе правительства, Арахи приложил все силы к осуществлению своей программы. Немедленно начал войну с советским государством.

Японский император только вчера подписал декрет о всеобщей мобилизации, а уже прошло пять дней, как японские самураи заняли Улан-Батор. Столько же дней уже находились на военном положении города Хабаровск, Владивосток, Иркутск.

Командующий японской армией адмирал Арахи, отвечая на вопросы военного корреспондента газеты «Polkice Веlovaxtr»[1] твердо заявил:

— Мы не остановимся, пока не достигнем Уральских гор. Вся эта территория будет принадлежать Японской империи.

Но, нарушив границу Советского Союза, армия самураев не смогла продвинуться ни на шаг вперед. Самолеты империи, натыкаясь на артиллерийскую завесу, пугливым вороньем разворачивались назад. Не всем, правда, удавалось уйти. Некоторые так и оставались на границе, уткнувшись мертвым клювом в землю.

Несмотря на это, в Токио продолжали бить в победный набат. С того момента, как был взят Улан-Батор, японские газеты взахлеб шумели об этом, воздавая хвалу военачальникам.

Одна из приближенных к правительству газет напечатала текст «Нового молитвенника», состряпанного духовными отцами и воротилами капитала. «Всевышний желает и повелевает, — говорилось в нем, — чтобы все земли до Урала были отведены под присмотр империи». Верховная буддийская церковь закрепила своей печатью текст молитвенника и обязала каждого изучать его вместо прежнего.

В честь захвата Улан-Батора токийские толстосумы дни и ночи напролет устраивали банкеты, восхваляя силу острого меча самураев. А князь Куваяси взялся публиковать свои дневники 1930 года, выставляя себя «святым провидцем» на основании того, что уже тогда он якобы писал эти пророческие слова: «В будущей войне Японии суждено завладеть Улан-Батором, а потом взять и страну Советов».

Газета русской белогвардейщины в Токио за эти пять дней успела уже выкинуть на свои страницы целый роман, сенсационно расписывающий подробности оккупации Улан-Батора. Его автор, бывший баловень аристократических салонов Петербурга, а ныне швейцар одного из кабаков в Токио, восхваляя самураев, наделяет их не только воинской отвагой, но еще и какими-то особыми сексуальными способностями, от чего вроде бы стали просто с ума сходить монгольские женщины в Улан-Баторе.

Ох, какие интриги и козни строят, к примеру, десять юных красавиц-монголок, чтобы завладеть одним японским офицериком, к которому они воспылали прямо-таки бешеной страстью. Обо всем этом писатель-эмигрант пишет упоительно-смачно, забыв о том, что всегда выставлял себя «горячим патриотом» царской России, а не японской империи.

Одна старая дева из Осаки, за свои сорок девять лет не узнавшая мужской ласки, вспорола себе руку и, наполнив кровью сосуд, отправила его адмиралу Арахи. «Окропи ею свой самурайский меч, — просила она, — и тогда ничто не согнет и не остановит его победного взмаха. Это — кровь святой девы, к которой никогда не прикасался ни один мужчина».

Но ни «святая кровь», ни фанатичные заклинания старой девы не возымели силы, и все, кто рвался, ощерясь, к Владивостоку, Хабаровску и Маньчжурии, отлетали назад, навсегда охлаждая свой злобный пыл в студеных водах Амура и Уссури.

Адмирал Арахи не сомневался, что и на этот раз, как и в русско-японской войне 1904 года, все российские корабли будут потоплены. Распираемый гордостью, он ходил как пузырь, уверенный в тем, что сможет развернуть грандиознейшее морское сражение, которое по крайней мере не уступит Цусиме.