Дети аквамарина - Игорь Вереснев
Роговский угадал его порыв, посоветовал:
— Допивай свой бурбон. Обидно ведь, если такой дорогой напиток пропадёт.
И Зак подчинился. Пил медленно, смакуя каждый глоток. Потом поставил опустевший стакан на стол. Лишь тогда грохнул выстрел.
Один
Бывать прежде на Монтекристо Дане не приходилось. Наверное, сейчас был неподходящий случай вертеть головой по сторонам, но ставшее второй натурой репортёрское любопытство она пересилить не могла.
Аэродромная площадка располагалась на крыше города-бункера. Конвертоплан подрулил к посадочному терминалу, выдвинулся гибкий шлюз, чмокнул, присасываясь к борту машины, так что на поверхность выходить не пришлось, шаг — и ты внутри бункера. В карантинном отсеке ждала знакомая последовательность действий: сначала они втроём с пилотом и сопровождавшим безопасником провели внешнюю обработку костюмов биозащиты, затем разошлись по санитарным кабинам для гигиенических процедур. Выданный Дане серо-лиловый комбинезон оказался подобран по размеру. С одной стороны, всегда приятно, когда одежда не жмёт и не болтается как на вешалке. С другой — в «Генезисе» знали о ней подозрительно много.
За дверью карантинного отсека её ждала сопредседатель Раймон. Такого Дана не ожидала. Нечасто топ-менеджер корпорации лично встречает журналиста. Женщина заметила растерянность гостьи, улыбнулась.
— Ещё раз здравствуйте, Дана. Как добрались, без происшествий?
— Спасибо, хорошо.
Теперь, когда они стояли рядом, а не смотрели друг на друга через голосферы экранов, было очевидно, что Фаусте Раймон вовсе не сорок и даже не пятьдесят. Женщина оставалась элегантной и привлекательной, но мелочи, заметные профессиональному взгляду журналиста, выдавали. Смотрела сопредседатель на гостью сверху вниз и с высоты своего возраста и благодаря росту — была на полголовы выше, а каблуки его ещё добавляли. В придачу контраст между тёмно-синим деловым костюмом с неоново-белой блузой и галстуком, телесного цвета чулками и модельными туфлями, с одной стороны, и рабочим комбинезоном, с другой, недвусмысленно указывал, кто руководитель, а кто — рядовой сотрудник, кто главный, а кого звать никак. Осознавать это подчёркнутое различие было неприятно, поэтому Дана спросила первое, что на ум пришло:
— Вы не делаете тесты заходящим в город?
— В вашем случае для этого нет нужды. Вы ведь не покидали машину, не делали промежуточных посадок.
Дана хотела возразить, что в Карфагене это не посчитали бы веской причиной для исключения из правил. Промолчала. Тут не Карфаген, тут иные порядки.
Фауста Раймон повернулась, предложила:
— Пойдёмте, покажу вам кое-что. Надеюсь, большинство ваших вопросов отпадут сами собой.
Лифтом они опустились на два этажа, пошли по безликим, хоть и достаточно широким, коридорам. Дана, как любой человек, выросший в купольном городе, уверенно ориентировалась в закрытых помещениях. Однако здесь глазу, в самом деле, не за что было зацепиться. Лишь двухзначные номера у каждого разветвления, да трёхзначные на однотипных дверях с электронными замками подсказывали, что они не ходят по кругу. Коридоры были пустынными, город-бункер словно вымер. Конечно, это не так, просто лаборатории, где кипела работа, находились гораздо глубже. На этом ярусе располагались жилые комнаты сотрудников, действительно пустующие в разгар рабочего дня.
Одного человека они всё же встретили. Среднего роста мужчина со светло-русыми, какими-то прилизанными волосами, одетый в мягкий костюм полуделового-полуспортивного покроя, катил носилки. Под зеленоватой пластиковой простынёю угадывалось человеческое тело. Незнакомец скользнул безразличным взглядом по журналистке, разминулся с ней, не замедляя шаг. Дана покосилась на спутницу. Та пояснила:
— Виновник гибели Франка Ленартса и профессора Моннета.
Дана фыркнула.
— Если таким способом вы пытаетесь оправдаться...
— Это не оправдание, это необходимая жестокость, — перебила её Раймон.
Путешествие по коридорам закончилось у ещё одной лифтовой кабины. Теперь они поднимались — опять-таки на два этажа. Подобная планировка показалась Дане забавной. Если только ей специально не устроили «встречу» с трупом. Задать вопрос она не успела, — лифт привёз их на офисный ярус, не многолюдный, но и не пустынный. Дверь, открытая Раймон, вела в её собственную приёмную. Девушка-секретарь проворно поднялась из-за стола, приветствуя.
— Я занята. Для всех, — бросила начальница, направляясь к своему кабинету.
Дана вошла следом, остановилась, ожидая, пока Раймон плотно закроет дверь. Это был типичный кабинет высокопоставленного управленца: стол с аккуратно разложенными гаджетами, удобные кресла вокруг, стеллаж с экзотическими фигурками и десятком старинных, бумажных ещё, книг, эстампы гравюр на стенах. Одну из стен полностью занимало окно, выключенное сейчас.
— Прошу! — произнесла Раймон, указывая почему-то не на кресла, а на стену с мёртвым окном.
Удивлённая, Дана послушно шагнула к нему. Тут же услышала шум сервомоторчиков. Жалюзи на стене пришли в движение. Там была не голографическая имитация — самое настоящее окно.
За бронированным стеклом находился небольшой садик, они смотрели на него с высоты второго этажа. Лужайки газонной травы, невысокие деревья с пышными кронами, искусно обрезанными садовником, затейливые лабиринты из густого кустарника с округлыми тёмно-зелёными листьями, синее небо вверху — защитного перекрытия над садиком не было, в нём царствовала атмосфера внешнего мира. Посреди садика была устроена большая песочница. Троица малышей трёх-четырёхлетнего возраста увлечённо возводила крепость с башенками. Лица и кисти рук наряженных в разноцветные комбинезончики детей были покрыты чем-то лилово-серым, волосы и губы выкрашены в ярко-синий цвет.
В стороне от песочницы на траве сидели две девочки чуть постарше, тоже в ярких комбинезонах. Одна, с тугими синими косичками, старательно плела венок из стебельков. Кудрявая подружка её тискала сразу двух котят, пятнистого чёрно-белого и серого полосатика. Мамаша-кошка нежилась на солнышке неподалёку, вполне спокойная за потомство.
В противоположном конце садика мальчишка, ровесник девочек, взобрался на спину чёрного лохматого ньюфаундленда. Здоровенный псина добродушно повиливал хвостом, но изображать ездовую лошадку не желал категорически.
В песочнице случилась заминка: рука одного из малышей попала под пластиковую лопатку приятеля. Реветь он не стал, просто сел и сунул в рот палец. Лиловый, перемазанный песком палец — в рот.
Дана не заметила, как её рот открылся сам собой. С реальностью картинку за окном связывало единственное: присматривающие за детьми воспитательницы в аквамаринового цвета костюмах полной биозащиты.
— Кианетики, — произнесла Раймон прежде, чем к гостье вернулся дар речи. — Будущее нашего мира.
Дана рассмотрела наконец — на коже и волосах детей нет краски. Это их природный цвет!
— Кто? Они... — «...дети инопланетян?», — возникшая в голове мысль была первой и единственной.
Должно быть, дурацкое предположение настолько явственно отразилось на её лице, что хозяйка
