Евгений Лукин - Сталь разящая

Выругавшись вполголоса, Влад возвратился в окопчик, поднял костяную лопатку и продолжил земляные работы. То не говори, это не говори… Да что ж она, дура, не понимает, что в четыре руки отмахаться легче?.. Или кистени – это чисто женское оружие? Хм, а это, между прочим, идея…

– Чага!

Она даже не повернула головы в его сторону.

– Чага! Да погоди же ты! Остановись!

Камни, ускоряясь, закрутились по спирально уменьшающимся орбитам и со шлепком улеглись в ладони. Обернулась.

– Чага! Ну что ты злишься? Я же просто не знаю многого!.. Что, кистенями только женщины дерутся?

– Да!

– Ну так предупреждать нужно, Чага! Я же, правда, не знал. А каким оружием пользуются мужчины?

– Мужчины не пользуются оружием, – холодно сказала она.

– Как? Вообще?

Чага смотрела на Влада с недоумением.

– Разве я тебе не рассказывала? У них договор с металлом.

18

Нет, но он-то полагал, что речь идет только о металлическом оружии. Как же нужно было испугаться этих самых микрокомплексов, чтобы вообще все на землю побросать! Вот идиоты…

А с другой стороны, ситуация приобретает несколько жутковатые очертания. Влад вспомнил взметнувшуюся из высокой редкой травы пятнистую лапу с судорожно растопыренными когтями и почувствовал себя совсем неважно. Да на такую тварь – только с карабином и с егерем! А тот ее – с улыбочкой и голыми руками. То ли задушил, то ли хребет сломал…

Значит, оружие применять нельзя. Кстати, надо будет спросить у Чаги: что будет, если все-таки применишь? Запрезирают? Ну, это на здоровье… Только ведь скорее всего загонят в рощу и подпалят с трех сторон. Ладно. Решено. Без оружия так без оружия.

…И что же у нас в активе? А ничего в активе! Юношеское увлечение капоэйрой у нас в активе. Ну еще, может быть, общая физическая подготовка неплохая. Была. До так называемой посадки и сотрясения мозга. Ох, Влад, переломят тебя здесь об коленку при первом удобном случае. Как сушняк. С пушечным треском.

И зачем они откочевали в спокойные степи? Изучать нечего, металл куда-то исчез. Чага говорит: не раскуклился еще. Шутит, наверное. Хотя после паучков этих дикорастущих, кажется, уже во что угодно поверишь. Вплоть до почкования осколков.

Влад ударил пятками Седого и поравнялся с Чагой.

– Ну что, Чага? Может, вернемся?

– Куда?

– Откуда пришли.

– Там металл, – напомнила она.

– Да уж лучше металл, – буркнул Влад.

– Ты как женщина. – Чага усмехнулась. – Только о нем и говоришь.

– Что делать, Чага! Металл – враг. А врага надо знать.

– Мать тоже думала, что знает его, – задумчиво молвила Чага. – А металл ее убил.

Влад фыркнул.

– Что она там знала! Что вы вообще о нем знаете! Ты, например, много о нем знаешь? Как он движется? Почему растет?

– Это вообще незачем знать, – возразила Чага. – Я чувствую, когда он идет. И вовремя ухожу с его дороги.

– Интересно! Чем же это ты чувствуешь?

Чага сказала.

– Чем?! – ужаснулся Влад.

Чага повторила. Слово было хорошо знакомо, просто Влад еще ни разу не слышал его при свете дня.

– Ты не сердись, – осторожно начал он, чувствуя, что физиономия его невольно разъезжается в совершенно непристойной улыбке, – но… Что же, у тебя там все опускается, что ли, когда он идет?

– Нет, – вполне серьезно ответила она. – Не опускается. Сжимается.

– Ни черта себе приборчик!.. – пришибленно пробормотал Влад по-русски и некоторое время ехал молча. – Да ведь это просто страх, Чага! А вы его принимаете за чутье!

Она равнодушно повела плечом.

– Какая разница! Главное, почувствовать…

В мутно-голубом небе на относительно небольшой высоте ходила кругами какая-то хищная птица, и означало это, что металл здесь пока воевать не собирается. Влад уже неплохо разбирался в местных приметах. Отвесная сверкающая царапина по небосклону предупреждала, например, что сейчас в вышине раскроется и замерцает проволочная паутина. Металл смотрит, и лучше всего свернуть с дороги и поискать укрытие.

А вот косые и параллельные земле серебристые штрихи – это уже серьезнее! Это значит, что по округе мечется так называемый рой. Вообще, почти все местные выражения, касающиеся металла, были с наивной прямотой взяты из жизни насекомых. Металл роится – падай носом в землю и моли судьбу, чтобы это оказался зрячий рой, срезающий лишь верхушки трав, а не слепой, когда паутинчатый локатор уже сбит, и сталь метет, впарываясь во что попало.

Да нет, если не зевать, можно и с металлом поладить. А вот с людьми…

– Чага, а ты можешь показать какие-нибудь мужские приемы? Я имею в виду: приемы драки…

Более изумленного выражения лица он у нее еще не видел. Вопрос, надо полагать, был задан пренеприличнейший.

– Я женщина, – выговорила она наконец с тихим негодованием в голосе. Но отступать было поздно.

– Они их что, в секрете держат? Я имею в виду: от женщин…

– Конечно!

Так. Ну что ж… Значит, будем вспоминать приемы капоэйры… Нет, с металлом все-таки легче. Там хотя бы знаешь, что он не за тобой охотится…

– Чага! А вот ты как-то говорила, что твои родственники могут принять нас в семейство. А если не родственники? Примут?

Холодный, несколько презрительный взгляд через плечо.

– Примут. Если ты там найдешь себе женщину, а я – мужчину.

– Ясно, – пробормотал он, помрачнев. – Тогда это, конечно, не подходит.

– Почему?

Влад резко натянул поводья. Седой оскорбленно фыркнул и остановился, мотнув породистой головой.

– То есть как почему? – От обиды у Влада даже голос сорвался. – Да потому что я уже твой мужчина!

Не менее резко Чага осадила Рыжую и, круто развернув, бросила ее на Влада. Как на таран шла. Запрокинутая, оскаленная морда Рыжей и не менее искаженное смуглое лицо Чаги. Растопыренная пятерня шарит за седлом, вот-вот кистень достанет…

– Ты сначала у меня камни отбери! Мужчина!

Снова крутой поворот, и Чага, не оглядываясь, поехала прочь. В прежнем направлении. Спина выпрямленная, злая.

Некоторое время Влад остолбенело смотрел ей вслед, сидя на переминающемся, но не двигающемся с места Седом, потом осторожно высвободил ногу из мягкого кожаного стремени и соскользнул на землю. Слабо толкнул зверя ладонью в мощный, тщательно вычесанный бок.

– Иди, Седой, – приказал он перехваченным горлом. – Иди. Догоняй.

Повернулся и побрел в степь. Хватит. Всякому унижению бывает предел. Да, он не мужчина. Он не землекоп, он не наездник, и голыми руками убивать он тоже не умеет. Он просто пилот первого класса, имевший глупость остаться в живых.

Горько скривив рот, он брел, раздвигая редкую высокую траву и жалея только об одном, что под ногами ни одного осколка. Хотя зачем осколок? За пазухой есть еще нож, к счастью, не выброшенный Чагой. Отойти подальше, выпустить лезвие, а там уже металл сообразит, как с ним поступить…