Станислав Михайлов - Жемчужина

Я поднял глаза на молчавшую Катю.

— Тебе не показалось, — едва слышно произнесла она. — Я чувствую некоторые твои мысли. Иногда все. Иногда словами. Она спит. Жанна Бови. Как бы спит. Я не знаю, где она, но она жива. Не мертва. Не понимаю…

Катя всплеснула руками. На ее лице появилось еще одно, новое для меня выражение — неуверенность.

— Но она… В тебе? Часть тебя? — осторожно попытался уточнить я.

— Не знаю… Да… Наверное… Не так, как Лиен… Не так, как была Лиен… — Катя на секунду спрятала лицо в ладони, но тут же взяла себя в руки. Ее голос обрел твердость и какая-то новая интонация прорезалась в нем. — Про Жанну Бови. Она не мертва. Какая-то ее часть во мне. Возможно, вся. Но спит. Между нами нет конфликта, если тебя это беспокоит, — Катя фыркнула. — Девчонки не будут за тебя драться, Пол Джефферсон, мальчик-Казанова, на каждой вшивой планетке заводящий по любовнице и даже притаскивающий за собой мертвых баб из такого далекого прошлого, что от него уже пыль давно развеялась!

Она неожиданно звонко рассмеялась. Клянусь, на секунду я увидел Жанку.

— Вот, как-то так, — бесцветным голосом закончила Катя. — Я дала ей поболтать сквозь сон. Похоже?

— О, да! — ответил я пораженно.

— И хватит пока об этом, — вновь отрезала Катя. — Думай, как вытащить наших марсиан.

За окнами сгущались вечерние сумерки. Зажглись декоративные фонари, имитирующие старину. Под их резным светом таинственные аллеи шуршали липами, звали в загадочную темную даль. На самом деле, аллеи замыкались, и прийти по ним можно было только обратно, чтобы оказаться в той же точке минут на сорок позже. Петля времени без какого-либо парадокса.

— Давай прогуляемся? — предложил я.

— О'кей, только накину что-нибудь.

Пока она одевалась, я следил за танцем теней на стене. Из разных окон светили два фонаря. Два источника света делали Катину тень четырехрукой. Но ведь Катя — одна, только тени — две. Не это ли пыталась объяснить мне Лиен тогда, на острове, только другими словами? И ведь прямо об этом толковал Ксената… И Катя говорила… Или не об этом? Они говорили: «Один источник света, общая тень». Я чувствовал, где-то здесь скрыт ответ на нашу задачу. Может быть, для того, чтобы на нашей стене, в нашем мире появилась «тень» Ксенаты или Лиен, надо добавить «источник света»? Чем бы он мог оказаться… Или, если мы не можем добавить источник, надо самим встать так, чтобы появилась двойная тень? Как говорил Надир Камали, если гора не идет к Магомету — Магомет пойдет к горе. Понять бы только, где эта гора…

— Я готова, — щелкнула каблуками Катя.

Она взяла меня под руку, и мы спустились в теплую августовскую ночь.

Волшебство земных ночей неизменно из века в век, но только пожив в космосе, на других мирах, начинаешь отмечать, как мягко рассеивают свет фонари, как нежно обдувает щеки легкий ветерок, как он приносит запахи цветов, хвои, чего-то неопределяемого, но живого, скрытого в темноте. Темноте, наступающей не внезапно, рывком, как на экваторе безатмосферных планетоидов, а вкрадчивой, манящей, втягивающей взгляд в себя. «И также заманчиво убегает загар под короткую юбку», — задумался я, скосив глаза на Катю. Сейчас, правда, на ней сарафан «в пол», но я-то знаю…

— Чего смеешься? — рассеянный тон указывал, что она думает о чем-то отвлеченном.

— Сравнивал тебя с тьмой.

— В чем сравнение? — на Катином лице мелькнула улыбка.

— Безусловно в твою пользу, непобедимая.

— Не увиливай, я спросила «в чем», а не кто победил, — и она назидательно показала мне указательный палец. В свете фонаря блеснул ободок браслета. Я слегка удивился, обычно Катя украшений не носит, с чего бы надевать на эту прогулку…

— В притягательности, — я обнял ее и поцеловал в мочку уха. — А что за браслет?

Она тихонечко засмеялась и тряхнула головой.

Цикады выводили трели, спрятавшись от нас во мраке. То здесь, то там над темной полосой леса проскальзывали стрелы суборбитальных катеров, так похожие на метеоры.

— Посмотри-ка, мы идем нога в ногу, как курсанты твоей летной школы.

Ярко освещенный фонарями пластобетон поблескивал вкраплениями ортоклаза и слюды. По задумке строителей, он имитировал асфальт, применявшийся когда-то для мощения дорог. Сейчас так просто все имитировать…

— Катя, я спросил о браслете…

— Я слышу. Слышу, — по ее лицу вновь пробежала улыбка, на этот раз как будто немного смущенная. — Это старый браслет. Очень. Прабабкин. Семейный такой.

Она редко упоминала семью, не знаю, почему, а я не имею привычки проламываться сквозь стены, иногда отступаю даже перед кажущимися. Можно сказать, до сих пор ничего о Катиной жизни не знаю… Ну, кроме того, что кто-то из ее предков был русским. Не очень-то большая редкость, честно говоря.

— Она не стала обновляться, а ведь уже можно было, — Катя глянула на меня искоса, вскользь. — Считала, все должно быть естественно. Естественная смерть… — она передернула голыми плечами, словно от холода. — Как смерть может быть естественной?!

— Натуралистка?

— Да нет. Старый человек. Старые взгляды. Она жила больше в прошлом. Может быть, даже верила в жизнь после смерти. Что встретится где-то там с мужем… Она любила его. А я даже не видела. Только на стереографии, знаешь, те еще, из первых.

Некоторое время мы шли молча. Звенели цикады, по небу все так же чиркали огненные стрелы, цокали Катины каблучки. Постепенно шаги как-то сами собой замедлились, и мы остановились посреди аллеи, замерли в точке, равноудаленной от соседних фонарей, в нескольких шагах от первобытного мрака, прячущегося в тенях и за блестящими листьями придорожных кустов. Теплый ночной ветерок едва касался волос. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Тени, отброшенные нашими телами, падали на пластобетон по обе стороны от нас, крест-накрест. Как прицел: старинный прицел, с черного звездного неба направленный прямо в голову. И если поднять взгляд и осмелиться посмотреть наверх, кто знает, может быть, там, на невидимой и почти бесконечно отдаленной стороне, чей-то рот криво ухмыльнется, и палец привычным движением нажмет на гашетку.

Что за глупости лезут в голову…

— А… Понятно… — я попытался вспомнить, о чем шла речь. Ее лицо было так близко к моему, глаза блестели. Мы стояли, обнявшись. Катя чуть прищурилась, словно оценивая что-то.

— О чем ты сейчас думал?

— О… Браслете, — не моргнув глазом, соврал я. — О твоем браслете. Твоей бабушки…

— Прабабки.

— Да, прабабки. Я раньше не видел его у тебя.

— Я не носила.

— Почему? Он красивый.