Станислав Михайлов - Жемчужина

Я очень волновался, захлебываясь словами, словно делал величайшее открытие в своей жизни. Возможно, кстати, так оно и было.

Катя снова коротенько кивнула. По выражению глаз я понял, волнение передалось и ей. А еще в ее глазах появилась боль, которой я не мог найти объяснения, да я и не пытался, я был захвачен целиком своей идеей:

— Но ведь я не сказал Лиен, что это было ее лицо. И то, что мне снилось… Печаль Ксенаты… Когда Сильвия перепугалась, увидев на моем месте марсианина… Сильвии тогда же снилась смерть Лиен. Ее убили. Казнили или принесли в жертву. Комната с водой и рыбы, темнота… Это не может быть совпадением… Ее убили, только поэтому появился барельеф, за который я взялся… Но как же я попал в момент, когда она была еще жива, то есть раньше, чем возникла возможность перехода? Нарушена причинно-следственная связь, это петля… Катя, что с тобой?!

Она побледнела и сползла на пол — моя железная леди, моя непробиваемая и непоколебимая, ее величество лидер-инспектор… Я был настолько ошарашен, что успел лишь подхватить ее и аккуратно положить на антикварный дубовый паркет. Она дышала. Неглубоко, но ровно.

Пока бегал за аптечкой, Катино лицо порозовело, и прежде, чем я успел приложить анализатор, она открыла глаза — свои прекрасные серые, чуть раскосые глаза — и произнесла что-то на неизвестном мне языке.

Я автоматически приложил к ее коже анализатор и не менее автоматически включил запись на регистраторе — дух ученого неистребим, выскакивает иногда как чертик из табакерки. Катя продолжала говорить. Негромко, но отчетливо и внятно. Я уже, разумеется, догадался, что это за язык. В нем нет слова «сэндвич», но зато есть много других слов. Я слышал этот язык ушами Ксенаты — и в снах, и тогда, потеряв сознание в холодной марсианской пещере. Но во мне сейчас не было разума, способного понимать, не было Ксенаты, пропавшего после того критического момента на Ганимеде, когда нам впятером удалось разорвать эволюционирующее существо, завершить цикл его превращений и сделать планету безопасной для людей. С тех пор я встречал Ксенату только во сне и в изредка мелькавших видениях, но он, похоже, не ощущал моего присутствия.

Анализатор мигнул и затянул монотонно:

— Состояние стабильно, глубокий сон, возможно экстренное пробуждение с помощью инъекции стимулятора. Рекомендуется не прерывать сна, если он продлится не более шестнадцати часов. Произнесите «оставить», чтобы дождаться естественного результата, этот вариант рекомендуется. Произнесите «разбудить» для выполнения инъекции стимулятора, этот вариант не рекомендуется. Произнесите «вызвать» для вызова группы экстренной помощи, этот вариант в данном случае не представляется необходимым. В случае невозможности дать голосовую команду…

— Оставить! — рявкнул я, прерывая монолог псевдоразумной аптечной коробочки. Анализатор заткнулся и обиженно перешел в режим ожидания.

Катя продолжала говорить. Звуки знакомой, но совершенно непонятной речи, лились нескончаемым потоком.

Я перенес ее на кровать и присел рядом на колени, глядя в широко открытые, такие родные и лишенные сознания глаза.

Уже и сам начал клевать носом, как вдруг Катя замолчала. Веки ее закрылись, дыхание оставалось ровным. Глянул на время: около трех. Она говорила без остановки четыре с половиной часа. И я, конечно, знал, что говорила не Катя. Это была Лиен.

— Ничего страшного, — успокаивал я себя вслух. — пройдет. Проспится и будет как новенькая. Ничего…

Проверив датчик слежения за состоянием, я улегся рядышком, поглядывая на ее спокойный профиль, и незаметно отключился.

— Ау-у, По-ол… — Катины волосы шаловливо щекочутся, конечно, она специально… Я вздрогнул, вспомнив обстоятельства, при которых заснул, и резко сел в постели. Так резко, что с глухим стуком врезался лбом в ее голову. От неожиданности она не успела отстраниться.

— Ой! Ну, ты вообще… Синяк же будет! Где аптечка?!

Соскочив на пол и быстро оглядевшись, Катя с видимым удивлением обнаружила аптечку под рукой, задумчиво медленно взяла ее и приложила к ушибленной скуле. Щелкнул микроинъектор.

— А что это она тут… А это что… — в недоумении Катя сняла с себя датчик контроля за состоянием. Ее брови очень красиво изогнулись, прямо-таки две вольтовы дуги, и она с ожиданием уставилась на меня.

— Ну… — начал я, — ты тут как-то очень неожиданно вырубилась.

Брови изогнулись еще сильнее, хотя секундой назад казалось, что дальше некуда.

— Я помню, мы говорили о парадоксе, петле времени, Ксенате, Лиен… — облачко набежало на ее лоб, — а потом… Я уснула? Вот так просто: взяла и уснула?

Катино лицо выражало крайнее удивление. Я спустил ноги с кровати, вывел аптечку из режима ожидания, выключил ее. Похлопал по месту рядом с собой, мол, садись, дорогая, сейчас все расскажу и покажу, но тебе лучше слушать сидя.

Катя молча подчинилась.

— Ты не просто уснула, — я посмотрел ей в глаза и обнял ее. — Ты потеряла сознание. А потом начала говорить, и говорила несколько часов на чистом древнемарсианском языке…

— Это Лиен! — Воскликнула Катя. — Это она, Пол! И… Я больше ее не чувствую?!

В Катиных глазах — испуг. Нечастое зрелище. Самый настоящий, стопроцентный…

— Пол, это как потерять часть себя!

Она растеряна. Даже… потеряна? Я прижал ее к себе, и она — нет, не может быть… она разрыдалась! Рубашка промокла. Первые слезы моей Кати на моем плече. Наверное, глупо и даже где-то по-скотски, но я обрадовался очередному знаку нашей близости. Сквозь волнение. Сквозь сильное волнение.

— Итак, — чеканно спокойным голосом подытожил я, — я лишился Ксенаты, а теперь ты лишилась Лиен.

Катя, сквозь всхлипы, кивнула.

— Но канал не закрыт. Ксената снится мне, и иногда, не понимая этого, слышит меня. Слышит, значит, может начать слушать. Мы можем на него влиять. Теоретически.

Катя снова всхлипнула, кивнув мне в плечо, но было видно, что она успокаивается.

— Теперь Лиен. Она еще в нашу первую встречу, там, на Марсе, на острове, как-то слишком нервно отреагировала на мои мысли о маске. О барельефе на стене пещеры, что привел меня к ней. И она почувствовала мои мысли о тебе. Спросила тогда, как тебя зовут. Но попросила не рассказывать ничего больше… Она боялась узнать то, что может ей помешать идти избранным путем. Ее смерть. Возможно, она не была неизбежной, такая смерть. Но если бы не она, я бы не попал на древний Марс. Так?

Катя кивнула уже без всхлипа и подняла на меня красные заплаканные глаза. Пусть она считает, что это некрасиво, но я запомню их навсегда. Еще одна ее сторона. Моей женщины. И пусть больше никогда и ничто ее так не расстраивает.