Станислав Михайлов - Жемчужина

— Гарки! Гарки, где тебя носит?! Дай святоше, чего просит.

Лежак неподалеку зашевелился, из-под накидки показалась косматая голова дикаря. Кряхтя и невнятно ругаясь, он покопался в одной куче вещей, в другой, поднял что-то с пола, поковырялся этим в свалке, выполнявшей роль продовольственного склада, выудил оттуда нечто длинное. Подобрал какие-то тряпки.

— На, держи, дохляк, — Гарки кинул мне то, что принес в охапке, а сверху бросил короткий трубчатый шест. Довольно крепкий, центростанники их делают из сезонной травы, растущей в заливных частях Хампураны. Непонятно только, как он сюда попал. Караван что ли какой-нибудь ограбили… Ну, да и ладно.

Несколькими ударами камня я расколол шест и получил более-менее подходящие куски.

— Много осталось зарядов? — шепотом спросил я Трану, делая вид, что осматриваю руку.

— Полтрети стержня.

— Раза на три пальнуть?

— Или один раз подлиннее, — Трана хмыкнул и тут же громко застонал, хотя я едва коснулся руки. Гарки шевельнулся на своем лежаке, он издали присматривал за нами. Но можно и не смотреть: куда мы денемся из бандитского логова с одним единственным выходом, да еще и не имея оружия? Наверное, они думали так.

Ну, дайте только срок, мальчики, дайте только чуть-чуть оклематься, хотя бы поспать разок как следует…

Я отмыл грязь с плеча Траны, крови нет, если не считать ссадин. Кость осталась внутри, и сомневаюсь, что она вообще повреждена. Как-то он хитровато поглядывает, хоть и вопит как бы от боли.

— Ты слишком-то не заматывай, — шепнул он мне на ухо, когда оказался совсем рядом. — Для виду. Свободу руке оставь.

Кивнув, я невозмутимо продолжал накладывать шину. Так казалось со стороны. На самом же деле я укладывал прочные обломки шеста, связывая их между собой так, чтобы рука могла превратиться в оружие, но не потеряла способности работать пальцами. Твердые и острые края заканчивались примерно там же, где пальцы вытянутой ладони. Это не бросается в глаза, но если сжать руку в кулак, получится как бы деревянный нож, вделанный в предплечье. К тому же, плоской стороной можно принять не слишком сильный удар дубинкой или даже чем-нибудь поострее. Насколько я смог разглядеть, наши похитители были вооружены, в основном, короткими копьями с тусклыми наконечниками из когтей панры и дубинками. Только два коротких металлических тесака попались пока на глаза, и оба болтались на боках у главаря.

— Откуда у тебя выжигатель? — шепнул я Тране.

— Что? — переспросил он, не поняв вопроса.

— Выжигатель. Оружие, которое отобрали. Огнелуч.

— А. Обменял.

Я с трудом сдержался от смеха. Обменял, как же. Похожие штуки есть у наших жрецов, и то не у всех. Когда я еще мог считать жрецов «нашими». Когда-то мог. Так вот, у них были похожие. Не точно такие. Эта немножко странная. Но я и те-то не мог рассмотреть как следует, их не выпускают из рук и уж точно ими не обмениваются с дикарями. Люди больше не умеют делать их. Те, что остались, надежны, служат многие девятилетия, а то и тридевятилетия, но постепенно все же ломаются или, чаще, теряются, пропадают так или иначе. Никто не будет их обменивать даже на полную суму стержней, а это же целое состояние, откуда оно у дикаря?

Словно почувствовав мое недоверие, Трана прошептал:

— Обменял на его жизнь. У кого он раньше был.

— Ты убил жреца, что ли?

— Нет. Он отдал мне это, чтобы не убил. Как я этому задоглазу, — он кивнул в сторону главаря бандитов, прикорнувшего прямо на столовом камне.

— Святоша отдал тебе выжигатель и объяснил во всех подробностях, как им пользоваться?

Трана жестом согласился и застонал. Я склонился к его руке, не оборачиваясь, но зная, что Гарки снова приглядывается к нам.

— Эй, там, кончай, давай, возиться!

Точно, это Гарки.

— Прости, господин, я потороплюсь, осталось совсем чуть-чуть! — соврал я и надкусил тряпку, разделяя ее на полосы, как будто для последнего захода. Наш надзиратель снова плюхнулся на лежак. Я вернулся к перевязке.

Трана сидел с закрытыми глазами, и, похоже, дремал. Честный посланник Армир, спасший меня от жажды и голодной смерти, угодивший в капкан, коварно расставленный неизвестным врагом, обещавшим бандитам награду за наше похищение… Верный друг, до последнего пытавшийся защитить меня и сейчас наверняка готовивший в уме план побега… Простой мужичок, с трудом сводящий концы в концами в этой дикой стране, с дикаркой-рабыней, не способной произнести даже одного внятного слова, но сильной, и сейчас, вполне возможно, уже топающей на свою далекую неизвестную родину — обреченная, конечно же, погибнуть в пути… Человек с ясным взглядом и прямыми, простыми речами…

Он лгал мне. Лгал откровенно и нагло. Это напугало бы меня до полусмерти, если бы я еще в детстве не научился уворачиваться от цепких лап страха, оставляя тому лишь скользить по телу, не проникая глубоко в сердце.

Напугало бы меня даже не само вранье, а нестыковки. Некоторые вещи он знал слишком хорошо, другие — слишком плохо, хотя должен был бы знать или не знать одинаково. Так не бывает, когда растут травинкой среди поля, среди подобных себе. Так бывает, когда нахватываются по верхам, когда наскоро зубрят незнакомое.

Он мог убить жреца Звездного огня и отобрать выжигатель, хотя трудно себе это представить, святоши не ходят без охраны. Он мог служить жрецу, например, проводником, или следить за ним, подглядывать, и понять, как пользоваться оружием, как снимать его с предохранителя и ставить обратно, а потом украсть или подстроить какой-нибудь несчастный случай и забрать с мертвого тела. Маловероятно, но мог.

Он мог пытаться обманывать кого угодно этими сказками. Но не меня. Он же видел, кто я. Кем я был. Или не видел? Что-то не сходилось.

Для дикаря, горца, выросшего в плоских горах, все предки которого выросли в тех же горах, для того простоватого мужичонки средних лет, которым казался Трана, он был слишком сообразителен. Слишком ловко он перещелкивал планки предохранителя, словно делал это не первую двудевятку раз, словно чуть ли не родился с выжигателем в руках. Он знал, где взять стержни, а ведь они не слишком-то распространенный меновой товар в этой части страны. Здесь вам не Хампурана. Плоскоголовые горы находятся лишь под тенью Башен, но далеко не в периметре их стен.

Более того, он точно знал расход стержня на выстрелы, что говорило, по крайней мере, о изрядном опыте в обращении с оружием. И где же он набрался такого опыта? Откуда у него мена на девяток, не менее, стержней, необходимый для практики? Армир хорошо платит за какие-то темные делишки? Или он сам в свободное время промышляет на узких горных дорогах? Может быть, Армир дала ему выжигатель, издревле хранящийся у нее и переходящий от матери к дочери? Я слышал, такое иногда случается. В принципе, огнелуч может оказаться не только у святоши… Но зачем, почему он тогда так глупо соврал?