Станислав Михайлов - Жемчужина

— Какую запись? — вырвалось у меня.

— Позже, Пол, — властно оборвала Катя. — Вижу машину. Снижается. Это они?

— Да, они, — кивнул Бобсон. — Соединить?

— Не нужно. Они почти сели. В соседнем лесу, что ли, тренировались? Роб, ты ничего больше не хочешь мне сказать?

Инспектор широко развел руками.

— Инспектор Бобсон, я просила нас не пасти.

— Но пригодилось же…

— Инспектор, я объявляю вам выговор за неподчинение старшему по званию.

— Слушаю, лидер-инспектор.

Физиономия Бобсона заметно вытянулась.

Катя выдержала паузу и хмыкнула.

— Но за интуицию выговор снимаю. Спасибо, Роб.

На чернокожем лице Бобсона засверкала улыбка.

— Всегда рад помочь, лидер-инспектор.

Восьмиместный аэрокар завис над аллеей, с шумом гоня под себя горячий воздух. Заметались ветви кустов и лип, пригнулась к земле трава. Фонари потонули в ярком сферическом освещении, казалось, наступил день, и если бы не точки звезд, все-таки различимые в небе в стороне от машины, можно было бы поверить, что так оно и есть.

Шум затих, распахнулись дверцы, на дорожку выбрались шесть фигур в форме. Первый подошел и лихо козырнул Кате:

— Прибыли в ваше распоряжение, лидер-инспектор.

Катя улыбнулась, протянула руку:

— Здравствуйте, Артур. Здравствуйте, ребята. Позвольте представить, Пол Джефферсон, доктор геолого-минералогических наук.

Все дружно кинулись жать мне руки, здороваться и заглядывать в глаза. Похоже, слава укротителя Ганимеда теперь следует за мной неотделимым шлейфом, как хвост за кометой. В пору брать псевдоним, иначе придется носить с собой раритетную авторучку с золотым пером и с пафосом раздавать автографы: «Малышу Томми с надеждой, что когда-нибудь и он порвет одно-другое чудовище в космической мгле. Верящий в него флагман высшей лиги астронавтов-победителей, Пол Джефферсон».

— Осмотрите тело, возьмите на экспертизу. Я вам скину запись происшествия. К утру первые результаты предоставьте мне в доступ и попробуйте разобраться в этом деле, расследование поручаю вам, контроль мой. Расследование закрытое, отчитываться только передо мной или инспектором Бобсоном… — Катя говорила, Артур Леваниди мерно, как метроном, кивал. Я слышал об этом парне, он слыл отличным экспертом-аналитиком, когда речь шла о всяких запутанных случаях. Гордость отдела. Впрочем, в четвертом отделе каждым спецом можно гордиться: орлы, а не спецы. Катины птенчики: умные, сильные и преданные ей беспредельно.

И все-таки, что это за запись такая… Мы все под колпаком у Комитета Контроля?

С полчаса поскучав, прохаживаясь взад-вперед по аллее, стоя с многозначительным видом возле трупа, рассматривая нож, нашедшийся в траве — стандартный бытовой резак с автозаточкой — я, наконец, был вознагражден за ожидание. Аэрокар улетел, унося с собой тело и все следы преступления, которые оказалось возможным собрать, а мы с Катей пошли по аллее обратно.

Ночь отступала. Рваные предрассветные облака окрасились алым. Черточки орбитальных катеров еще проблескивали в небе на западе, соревнуясь со слабыми лучами восходящего солнца, но скоро день возьмет свое, и они превратятся в тоненькие белые стрелки на голубом фоне.

Мы возвращались молча, и я думал, Катя решит замять вопрос о камере. Чем-то он ей не понравился. Возможно, тем, что ответ не понравится мне? У нас накопилось уже немало таких «отложенных вопросов», обычно я делаю вид, что забыл, чтобы не обострять отношения, но внимательно слежу за разными косвенными «ответами», из которых, бывает, складывается не менее, а то и более полная картина, чем если добиваться результата прямо. Тихо, без ругани, эффективно. И незаметно.

Но на этот раз она сама вернулась к теме:

— Камера, Пол. Я поставила регистратор на запись. Прости, что не сказала тебе.

— Хм… Ты всегда его включаешь?

— Нет. Хотя по инструкции обязана.

— По инструкции? — я поперхнулся. Инструкция для лидер-инспекторов? Закон для тех, для кого закон не писан?

— Да, Пол, — она устало вздохнула. — По инструкции все сотрудники Комитета Контроля при исполнении должны включать авторегистраторы. А я при исполнении всегда.

— Даже когда мы с тобой… — хмыкнул я, многозначительно подняв бровь.

— Даже тогда, — кивнула Катя, не поддержав моего шутливого тона. — Но тогда я выключаю.

Путь назад разительно отличался от романтического ночного выхода на прогулку по загадочным липовым аллеям. «Примерно как похмелье от опьянения» — сказал бы, наверное, мой друг и бывший руководитель, профессор Марков. Он знает множество древнерусских шуток и прибауток на каждый случай из жизни. И где-то в моем личном транспортном контейнере лежит его раскрашенная деревянная ложечка, подаренная на удачу. Ложечка, которую я брал тогда на Ганимед, а сегодня с собой не взял. Милые суеверия… Милые, но совершенно бесполезные.

Мы поднялись на второй этаж своего номера и бухнулись на кровать, не раздеваясь.

Спать не хотелось. Это усталость. Она навалилась тяжелым мягким брюхом и размазала нас по простыне. Лишь минут через пять Катя пошевелилась и чем-то металлически звякнула. Ага, сняла браслет.

— Можно посмотреть?

Она молча подала его мне. Красивый, правда, красивый. Резной. Наверное, серебро. Не потемнел от времени, блестит. Небось, обработан каким-нибудь антиоксидантом из новых.

— Красивый. Блестит.

Катя едва слышно хмыкнула:

— Я его почистила. По старинке. Вчера, когда ты уходил.

Я молча разглядывал браслет, вертел его так и сяк, и чем больше вертел, тем больше он мне нравился. Он был из той категории вещиц, что я притаскивал с барахолки в детстве. Только этот браслет не нуждался в спасении, он очень даже уютно пристроился к очаровательной и заботливой хозяйке — о чем ему еще мечтать?

В комнате горел свет. Лампы в форме подсвечников — здесь ведь все под седую старину.

Катя повернулась на бок и смотрела на меня. Ее серые глаза со светлой звездочкой вокруг зрачка напоминали тонкий лед, но не были холодными — в них, я знаю, текла живая вода. Сколько раз я проваливался в эту прорубь. А, может быть, провалился однажды, да так ни разу и не выбирался… Да и не надо… Да ни за что!

Она мягко улыбнулась и произнесла совершенно не то, что я мог бы ожидать:

— Пол. Я сегодня ночью убила человека. Он лежал в кустах как мешок с биологическими отходами. А сейчас меня это не волнует. И я хочу говорить о том, что люблю тебя. Я чудовище?

В ответ я поцеловал ее. Она ответила, но тут же отстранилась:

— Подожди. Браслет. Ты спрашивал. Прабабке его подарил ее муж. Которого она так любила и не могла забыть. Браслет сделали по его заказу. Специально для нее. Она хотела, чтобы я надевала, когда буду гулять со своим мужем. Мужчиной, которого не смогу забыть. От которого захочу детей. Без которого не захочу жить. Продолжать жизнь. Если он умрет. Как она не захотела.