Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Эддисон смерил чернокожего оценивающим взглядом.
– Я знал, что вы намерены сказать, еще до того, как вы подошли к нам.
«Слово в слово, – добавил он про себя. – Сомнений не остается: я прав, Бенц ошибается, и все это будет повторяться снова и снова… будто пластинку заело».
– Возможно, я все же смогу убедить вас вернуться к мисс Хокинс по-хорошему, – заметил агент нацбезопасности, указав пальцем на крохотную втулку наушника в правом ухе. – Все мы только что, буквально пару минут назад, получили некую информацию под грифом «срочно» для передачи вам, если удастся вас обнаружить. Среди развалин пускового комплекса… обломки в данный момент чуть ли не сквозь сито просеивают, вы в курсе?
– В курсе, – подтвердил Эддисон.
– Так вот, первая зацепка вроде бы найдена. Кто-то из вас, вопреки всей предпусковой подготовке, в нарушение всех инструкций привез обратно, из целевого ПВК, нечто лишнее. Сверх увезенного с собой.
– Объясните-ка прежде другое, – потребовал Эддисон Дуг. – Допустим, меня здесь увидят. Допустим, узнают… и что? Что в этом страшного?
– Сейчас широкая общественность убеждена, что, пусть даже возврат и не удался, перелет сквозь время, первый пуск темпоральной капсулы, осуществленный американцами, оказался успешным. Будто экипаж из трех американских темпонавтов благополучно перенесся на сто лет вперед – приблизительно вдвое дальше советской экспедиции, запущенной в прошлом году. Представьте, как все разочаруются, узнав, что наша экспедиция одолела всего неделю! Чтобы смягчить общее потрясение, дело решено подать так, будто вы целенаправленно объявились здесь, в данном континууме, пожелав… нет, даже посчитав долгом присутствовать на…
– На этой вот церемонии, – закончил за него Эддисон. – Причем дважды.
– Именно. Тут-то вас, привлеченных торжественным, драматическим зрелищем, картиной собственных похорон, и заметят бдительные операторы всех крупных телеканалов. Поверьте нам, поверьте мне, мистер Дуг, во все это вложена чертова уйма сил, средств и времени. Операция разрабатывалась на самом верху. Положение нужно, нужно спасать. Убедившись, что новым запускам быть, что мы, Соединенные Штаты, не отчаялись покорить время, народ воспрянет духом, а это и есть главное. В конце концов, этого хочется всем нам.
Эддисон Дуг в изумлении вытаращил глаза.
– Чего? Чего хочется всем нам?
– Продолжить освоение времени, – слегка занервничав, пояснил агент нацбезопасности. – Начатое вами дело. К несчастью, самим вам по вполне понятной причине, из-за взрыва и гибели при возвращении, возможности повторить полет не представится, однако другие, новые темпонавты…
– Продолжить? Правда? – едва ли не выкрикнул Эддисон.
Сидевшие за соседними столиками вздрогнули, повернулись в их сторону.
– Разумеется, – негромко заверил его агент. – И голос, пожалуйста, не повышайте.
– Лично я ничего продолжать не хочу, – объявил Эддисон. – Наоборот. Хочу прекратить все это. Раз и навсегда. Лечь в землю, в прах, рядом со всеми прочими, и больше не видеть лета… одного и того же лета!
– Вот именно: видел одно – считай, видел все, – с истерической ноткой в голосе подхватила Мерри Лу. – Знаешь, Эдди, он, по-моему, прав. Поехали-ка отсюда. Ты здорово перебрал, время позднее, и эти новости насчет…
– Что мы привезли назад? – перебил ее Эддисон. – Сколько там лишнего веса?
– Судя по предварительному анализу, вы притащили в темпоральное поле капсулы и увезли с собой какие-то механизмы общим весом около ста фунтов, – ответил агент нацбезопасности. – Ну, а такая тяжесть… – Оборвав фразу на полуслове, он безнадежно махнул рукой. – Капсула взорвалась тут же. Даже компенсировать перегрузку в момент пуска не начала.
– Ух ты! – округлив глаза, воскликнула Мерри Лу. – Может, там кто-нибудь продал кому-то из вас за доллар девяносто восемь квадрафонический проигрыватель в комплекте с колонками на пневмоподвеске и запасом пластинок Нила Даймонда на всю жизнь?
Однако попытка рассмеяться над собственной шуткой ей не удалась. Взгляд девушки потускнел, затуманился.
– Эдди, – прошептала она, – прости, но… не вяжется тут что-то. Согласись, бред ведь полный: вас же инструктировали по поводу веса на возврате, так? Даже бумажку лишнюю из будущего прихватить запретили. Я сама по телевизору видела, как доктор Файн объяснял, почему. И чтобы после этого кто-то из вас приволок в темпоральное поле капсулы сотню фунтов какого-то железа? Это же сознательное самоубийство!
Глаза ее заблестели от навернувшихся слез. Одна из слезинок, скатившись вниз, повисла на кончике носа, и Эддисон машинально потянулся через стол, чтобы утереть ее, позаботиться о Мерри Лу, точно не о взрослой – о девочке лет трех-четырех.
– Летим со мной. Я отвезу вас к месту раскопок, – поднявшись на ноги, распорядился агент нацбезопасности.
Вдвоем с Эддисоном они помогли встать Мерри Лу. Девушку била крупная дрожь. На миг задержавшись возле стола, она залпом прикончила «Кровавую Мэри». Казалось, сердце Эддисона вот-вот разорвется от жалости, однако жалость тут же сняло как рукой. Почему вдруг? Об этом оставалось только гадать.
«Наверное, человек может устать даже от искренней заботы, – рассудил он. – От заботы о ближнем, затянувшейся на долгое-долгое время, продолжающейся без конца и наконец выливающейся в страдания, каких, возможно, не доводилось изведать никому, вплоть до самого Господа. Пожалуй, подобного бремени не вынес бы даже Он, при всем Его безграничном милосердии».
Не без труда огибая занятые столики, все трое направились к выходу.
– Кстати, – начал Эддисон Дуг, повернувшись к агенту нацбезопасности, – кому из нас пришло в голову…
– Там знают, – уклончиво ответил агент, придержав дверь перед Мерри Лу.
Остановившись за спиной Эддисона, он поднял руку, и по его сигналу на красный прямоугольник посадочной площадки спикировал серый служебный автомобиль. Едва машина коснулась земли, навстречу Эддисону, выскочив из кабины, поспешили еще двое агентов нацбезопасности в форменных мундирах.
– Не мне ли? – напрямик спросил Эддисон Дуг.
– Считайте, что вам, – ответил агент нацбезопасности.
Траурная процессия щемяще торжественно, скорбно текла вдоль Пенсильвания-авеню. Три гроба, накрытых флагами, дюжины черных лимузинов, плотные ряды скорбящих, зябко дрожащих под плотной тканью пальто, небо от края до края затянуто низкими тучами, серые силуэты домов теряются в пелене мелкой мороси, в хмуром мареве сырого, ненастного вашингтонского марта…
– … навевает печальные воспоминания о былом, – бубнил в микрофон, приникнув к окулярам призматического бинокля, нацеленного на первый из «Кадиллаков» в колонне, один из ведущих телевизионных обозревателей страны, Генри Кассиди, – о той процессии, что следовала через пшеничные поля в столицу, к месту вечного упокоения лучших людей страны, за гробом Авраама Линкольна! Отметьте, друзья мои: сегодня нашу общую скорбь разделяет сама природа, само небо оделось в траур, плачет дождем…
Тут на экране его монитора возник лимузин, следовавший сразу же за тремя катафалками с гробами погибших темпонавтов, схваченный крупным планом, а оператор деликатно
