Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
– Что ж, я поживу с тобой, – сказала первая девушка, азиатка с бесстрастным взглядом. – На правах нейтральной, так сказать, спутницы, наездами, пока жива я и жив ты… то есть, вполне возможно, не до конца времен. Жизнь преходяща и зачастую не стоит того, чтобы ради нее из кожи вон лезть. Порой мне думается, что мертвым вообще лучше, чем нам. Может статься, я присоединюсь к ним еще сегодня, а не сегодня, так завтра. Может статься, я убью, отправлю к ним тебя… или с собой тебя возьму, хочешь? Тогда дорожные расходы возьмешь на себя – ну, если, конечно, хочешь попутешествовать в моем обществе. Ну, а не хочешь, отправлюсь одна, бесплатно, военным транспортным семьсот седьмым: у меня ведь постоянная, пожизненная правительственная льгота плюс пенсион, поступающий на секретный банковский счет для полулегального вложения в… в предприятие из тех, что не любят огласки, а с какой целью, тебе, черт возьми, лучше не интересоваться. Ну? Что скажешь?
Умолкнув, она замерла, не сводя с него пристального, по-прежнему бесстрастного взгляда.
– А… а вопрос-то в чем заключался? – пролепетал Шоколадерри, совершенно сбитый с толку ее монологом.
– Я, – в ярости, раздраженная его недомыслием, зарычала она, – поживу с тобой некоторое, точно пока неизвестное время, с точно пока неизвестным конечным результатом, если ты в состоянии оплатить мое содержание, а особенно – и этот пункт обязателен – возьмешь на себя содержание в порядке дома: ну, сам знаешь, счета, уборка, готовка, поездки по магазинам, чтобы я этим не утруждалась. Чтобы смогла спокойно заняться своими делами. Делами исключительной важности.
– О'кей, – без промедления подтвердил Шоколадерри.
– А я с тобой жить не буду, – сказала девушка с печалью в глазах, откинув со лба нежную, дымчатую челку. Пухленькая, податливая, в ладно сидящей кожаной куртке, отделанной бахромой, в коричневых кожаных штанах со шнуровкой и высоких ботинках, с сумочкой из кроличьих шкурок на локте, выглядела она потрясающе. – Буду заезжать время от времени, с утра, по пути на работу, поглядеть, не найдется ли у тебя лишнего косячка, а если нет, если ты на мели, сама тебя подогрею… только не сегодня, о'кей?
С этим она улыбнулась ослепительней прежнего, а в проницательных, умных глазах ее отразилась вся несказанная сложность ее натуры, ее любви.
– Конечно, – согласился Шоколадерри.
Ясное дело, ему хотелось гораздо большего, однако он понимал: это все, ведь она не принадлежит ему, существует не ради него – сама по себе, как порождение, одно из полноправных слагаемых окружающего мира.
– Насильник, – процедила третья из девушек, кривя чересчур алые, чересчур сочные губы в злобной, но в то же время веселой усмешке. – Нет, я никогда не оставлю тебя, мерзкого, грязного старикашку! Уйду – где ты, старый черт, найдешь еще дуру, согласную жить с педофилом, растлителем малолетних, который со дня на день помрет от коронарного тромбоза или обширного инфаркта? С моим уходом для тебя, старого пакостника, все и кончится.
Внезапно глаза ее влажно блеснули, исполнившись скорби, сочувствия, но в следующий же миг и скорбь и сочувствие исчезли как не бывало.
– Другой радости в жизни тебе не видать, – продолжала девчонка, – а стало быть, никуда мне не деться. Придется остаться с тобой, а свою жизнь отложить до лучших времен… пусть даже навсегда.
Постепенно все ее оживление сошло на нет; сверх меры ярко, крикливо раскрашенное, но все-таки привлекательное девичье личико застыло, помрачнело как туча.
– Однако если мне выпадет шанс получше, – ледяным тоном объявила девчонка, – я им воспользуюсь. Не упущу. Надо бы приглядеться… посмотреть, кто у нас в центре тусуется.
– Ты что такое несешь?! – в возмущении выпалил Шоколадерри… и тут же умолк, поник головой под тяжестью жуткой утраты. Казалось, девчонка уже ушла – ушла, не успев появиться в его жизни, а что может быть страшнее?
– Ладно, – резко, отрывисто заговорили все три девушки разом, – теперь о делах житейских. Сколько у тебя скоплено синих фишек?
– Ч… что? – изрядно опешив, пролепетал Шоколадерри.
– В этом-то вся и суть, – на три голоса, с суровым, стальным блеском в глазах пояснили девушки: очевидно, данный предмет пробудил к жизни все их способности, все таланты без исключения, привел в полную боевую готовность каждую по отдельности и всю троицу разом. – Давай-ка твою чековую книжку проверим. Что у нас там с балансом?
– Сколько ты чистыми в год зарабатываешь? – спросила азиатка.
– Я тебя грабить не стану, не думай, – заверила Шоколадерри нежная, терпеливая, заботливая девушка, – только не мог бы ты мне две синие фишки ссудить? Ведь у тебя-то, такого важного, известного во всем мире бобра, их, надо думать, сотни.
– Вот-вот! Сходи-ка за ними, купи мне в «Спиди-Март» две кварты молока с шоколадом, коробку пончиков-ассорти и кока-колу! – подхватила капризная девчонка.
– Можно, я твой «Порше» одолжу, если сама заправлю? – спросила заботливая девушка.
– Только на мою машину не рассчитывай, – предупредила азиатка. – При двух водителях страховка вдвое подорожает, а оплачивает ее моя мать.
– Научи меня машину водить, – потребовала капризная девчонка. – Завтра же вечером с кем-нибудь из парней в автокино поеду. Всего две монеты с машины, пять порников подряд… и еще в багажник пара чуваков с чувами влезут!
– Знаешь, лучше отдай синие фишки мне на хранение, – посоветовала заботливая девушка, – пока эти цыпы не оставили тебя без штанов.
– Пасть закрой! – рявкнула на нее капризная девчонка.
– Послушаешься ее, дашь ей хоть одну синюю фишку, я тебе, мать твою, сердце вырву и сырым сожру, – в ярости прошипела азиатка. – А у этой дешевки, между прочим, трипак. Чпокнешь ее – на всю жизнь бесплодным останешься.
– У меня вообще синих фишек нет, – неуверенно признался Шоколадерри, опасаясь, как бы все три девушки, узнав об этом, не ушли. – Но я…
– Машинку свою, «Гермес Рокет», продай, – посоветовала азиатка.
– Я сама за тебя продажей займусь, – мягко, покровительственно предложила заботливая девушка, – и отдам тебе… – Запнувшись, она принялась мучительно медленно, с трудом высчитывать