Роджер Зилазни - Остров мертвых

— Ну, пошли, — позвал я его, бросив окурок в помойную яму, которую сделали из моего озера. — Покажите мне, где вы спрятали лодку.

Мы двинулись влево по прибрежной полосе, к тому месту, где когда-то высадился Грин-Грин, но лодки не нашли.

— Вы точно уверены, что оставили ее здесь?

— Да.

— Где же ваша посудина, черт побери?

— Наверно, отвязалась при землетрясении, и ее унесло.

— Вы можете доплыть до острова?

— Да.

— А как же больное плечо?

— Я — пейанин, — с гордостью заявил он, и это означало, что даже прошитый пулями насквозь он сможет переплыть хоть Ла-Манш, причем туда и обратно, без отдыха.

Я нарочно задал ему последний вопрос, чтобы поддразнить его.

— Нам не доплыть до острова, — вдруг сказал он.

— Почему же?

— Из вулкана в озеро изливаются горячие потоки лавы. Вода почти кипит.

— Тогда мы построим плот, — сообразил я. — Пока я буду валить деревья, вы поищете что-нибудь подходящее, чем связать стволы.

— А что именно? — спросил он.

— Вы же сами портили этот лес, — ответил я. — Значит, не хуже меня знаете, что здесь растет. Впрочем, где-то неподалеку я видел лианы. Они крепкие, нам вполне сгодятся.

— У них стебли колючие. Голыми руками не разорвать, — заканючил Грин-Грин. — Дайте мне ваш нож.

Я поколебался несколько секунд.

— Так и быть, держите.

— Волны будут захлестывать плот. Мы сваримся, — предупредил Грин-Грин.

— Не каркайте. Воду можно остудить.

— Каким образом?

— Вызвать дождь.

— А как же вулканы?

— Посмотрим.

Он кивнул, недовольно передернув плечами, и отправился срезать лианы. Я, беспрерывно оглядываясь, валил деревья и сдирал со стволов кору, следя, чтобы срез в диаметре был не более шести дюймов, а длина бревна — десять футов.

Вскоре, благодаря моим усилиям, пошел дождь, обложной и промозглый.

Несколько часов подряд с неба, как из решета, на землю сыпалась мелкая морось. Капли барабанили по воде, и от них на поверхности озера пучились пузыри; меж береговых кустов вились мутные ручейки, отдающие нечистотами.

Выточив из дерева два широких весла и срезав пару длинных шестов, я стал поджидать Грин-Грина с добычей, чтобы как следует связать бревна для плота, но так и не дождался. Внезапно земля разверзлась передо мной, и из расщелины хлынула огненная река, пламенеющая, как заходящее солнце. Меня оглушило ударной волной. Все озеро вздыбилось, и вода стеной двинулась на меня. Но это были еще игрушки… Я бросился бежать и мгновенно взобрался на верхушку самого высокого дерева. Волна добралась до корней, но не поднялась выше фута. За последующие двадцать минут меня едва не накрыли с головой три таких волны; затем воды медленно начали отступать, обволакивая густым илом и грязью свежеоструганные весла и бревна для плота.

Я просто взбесился. Я и раньше понимал, что мой дождь не сможет погасить его чертовы вулканы, но теперь опасность усугублялась.

Меня заколотило от ярости, когда я увидел, что вся моя работа пошла насмарку.

Я грязно выругался.

Откуда-то издалека донесся голос пейанина. Грин-Грин звал меня, но я не откликнулся.

В тот момент я уже не был Фрэнсисом Сэндоу.

Припав к земле, я почувствовал мощную тягу: слева от меня, в нескольких сотнях ярдов, пульсировал энергетический источник. Я устремился вверх по склону, чтобы подключиться к нему.

Сверху мне открывался вид на остров и на озеро, по которому гуляли всклокоченные волны. Наверно, острота зрения у меня повысилась: отсюда я ясно различал силуэт замка. Мне даже показалось, что кто-то копошится во дворе, у ворот, преграждавших вход в замок со стороны озера. У человека глаз не такой острый, как у пейанина. Грин-Грин говорил мне, что после побега четко видел Шендона на другом берегу.

Я слышал, как бьется сердце Иллирии, стоя у ее основной водной артерии, и могущество мое постепенно росло, сила все прибывала.

Я сконцентрировался, и вскоре морось перешла в страшный ливень, а когда я опустил руку, сверкнула молния и загрохотал гром, эхом раскатывая барабанную дробь по свинцово-серому небу.

Ветер, внезапный, как кошачий прыжок, и холодный, как северное сияние, чуть не сбив меня с ног, обжег мне щеки ледяным дыханием.

Грин-Грин снова окликнул меня. Голос шел откуда-то справа.

Небеса прорвало: дождь лил, как из ведра, укрыв замок плотной завесой, да и сам остров стал едва различим сквозь густую сетку капель. Вершины вулканов слабо мерцали над водой. Ветер оглушительно шумел в ушах, напоминая грохот летящего мимо товарняка, и к его завываниям присоединялся рокот грозовых раскатов. Гул стоял невообразимый. Ахерон разлился, затопив берега, и волны, сгрудившись, смерчем пронеслись в обратную сторону, туда, откуда они обрушились на меня.

Если Грин-Грин и звал меня в тот момент, я бы все равно его не услышал.

Струи бежали у меня по волосам, стекали по лицу… Вода заливалась за шиворот. Я ничего не видел из-за дождя, но мне и не нужно было ничего видеть; сила давала мне власть над природой. Температура воздуха резко понизилась, ливень лупил, щелкая по земле ударами бича.

Стало темно, как ночью. Я захохотал, и воды, взметнувшись столбом, повисли над озером, качаясь, как джинн, выпущенный из медного кувшина; гром боксерскими перчатками молотил по голове, и казалось, разгулу стихии не будет конца.

— Сейчас же прекратите, Фрэнк! — вспыхнуло в моем мозгу. — Шендон поймет, что вы здесь! — Грин-Грин послал мне мысленное сообщение.

— Он и так это знает! — ответил я телепатическим образом. — Спрячьтесь где-нибудь и ждите, пока все кончится.

Водяной столб рухнул под напором ветра, и земля снова начала сотрясаться от толчков. Вырвавшийся из недр язык пламени разрастался, сверкая, как заходящее светило. Затем над головой снова вспыхнули молнии, рисуя на небе письмена, и в хаосе букв и имен я прочитал и свое имя.

От следующего толчка я упал на колени, но тотчас же вскочил, воздев к небу обе руки.

…И вдруг я очутился в каком-то странном месте, где не было ни твердых тел, ни жидких, ни газообразных. Не было ни света, ни тьмы, ни жары, ни холода. Может, место это существовало только в моем воображении, а может, нет.

Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Бледно-зеленой рукой я придерживал колчан с молниями.

Он был похож на серый могильный камень, покрытый чешуйками. У него была крокодилья пасть и злые глаза. Пока мы беседовали, он, не сдвигаясь с места, жестикулировал тремя парами рук.

— Старый враг, старый друг, — обратился он ко мне.