Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

— Пастор, пастор! — крикнул маленький Атаульф, который уже привык везде ходить за Клаусом и называть его папой. — Человек! На дороге в Оберрайд!

Это случилось на следующий день после того, как крестился Ульф, и Дитрих с мельником, Иоахимом и другими мужчинами рыли могилы на вершине Церковного холма. Они подбежали к мальчишке на гребне холма, и Клаус подхватил того на руки.

— Возможно, они принесли весть, что чума прошла.

Дитрих покачал головой. Чума никогда не пройдет.

— Судя по одеяниям, это герольд маркграфа и капеллан. Возможно, епископ отправил замену отцу Рудольфу.

— Он — полный глупец, раз приехал сюда, — предположил Грегор.

— Или сильно обрадовался, сумев покинуть Страсбург, — напомнил Дитрих.

— В любом случае, нам он не нужен, — проворчал Иоахим.

Но Дитрих успел сделать лишь несколько шагов вниз с холма, как конь герольда встал на дыбы и едва не сбросил всадника. Тот вцепился в поводья, а испуганное животное било копытами в воздухе и ржало. В нескольких шагах позади него лошадь капеллана тоже заупрямилась.

— Ну вот, — тихо произнес Грегор. — Дело и решилось.

Оба наездника отступили в ложбину между холмами, после чего герольд развернул лошадь и, стоя в стременах, махнул правой рукой, Дитриху это напомнило жест крэнков, символизирующий отказ. Затем гребень холма скрыл всадников из виду, и остались только клубы пыли, тянущиеся вслед за ними.

Ганс стоял на открытом пространстве между кузницей и двором Грегора и смотрел в сторону дороги на Оберрайд.

— Я хотел предупредить их, — сказал он, слегка покачиваясь. — Забыл, что я не один из вас. Они увидели меня и…

Клаус, единственный из всех вокруг, положил руку на плечо крэнка и сказал:

— Но ты и есть один из нас, брат монстр.

Готфрид выступил из тени лечебницы:

— Ну увидели они нас, что с того? Что они могут сделать, как не избавить нас от всего этого!

Человек в изукрашенном плаще бросил какой-то предмет в грязь.

Грегор побежал по дороге поднять его. Ганс сказал:

— Мне жаль, я подвел тебя, Дитрих. Для нас неподвижность значит невидимость. Я забылся и замер. Привычка. Прости меня. — С этими словами он рухнул в дорожную пыль.

Клаус и Лютер Хольцхакер отнесли подергивающееся тело в госпиталь и положили там на соломенный матрас. Готфрид, Беатке и остальные выжившие крэнки собрались вокруг него.

— Он делился своей порцией с нами, — мрачно сообщил Готфрид. — Я обнаружил это только вчера.

Дитрих посмотрел на него:

— Он пожертвовал собой, как и алхимик?

— Нет, не как алхимик. Арнольд думал, дополнительное время позволит нам завершить ремонт. Ну, он не был человеком elektronikos, но кто скажет, что он надеялся напрасно? Ганс поступал так не из плотских чаяний, а из любви к нам, служившим ему.

Вошел Грегор с листом пергамента, перетянутым бечевой, и вручил его пастору:

— Вот то, что уронил герольд.

Тот развязал нить.

— Как долго?.. — спросил он Готфрида.

Слуга эссенции elektronikos пожал плечами, словно человек.

— Кто может сказать? Элоиза отошла на небо спустя всего несколько дней; Скребун продержался несколько недель. Это как с вашей чумой.

— О чем здесь говорится? — спросил Иоахим, и Дитрих вытащил из заплечного мешка свои очки.

— Если среди нас более не останется священника, — возвестил он, закончив чтение, — миряне уполномочены выслушивать исповедь друг друга. — Пастор поднял голову. — Чудеса.

— Что тут чудесного? — сказал Клаус. — Вот если я покаюсь в своих грехах каменотесу прямо здесь, это будет чудо.

— Ну уж нет, Клаус, — поспешно отреагировал Лютер. — Я наслушался твоих признаний после пары кружек пива Вальпургии.

— Архидьякон Ярлсберг пишет, что больше не осталось людей, которых бы он мог прислать.

— И впрямь чудо, — хмыкнул Клаус.

— Половина бенефициев в диоцезе пустует — их священники не сбежали, подобно отцу Рудольфу. Они остались вместе с паствой и погибли.

— Как и вы, — заметил мельник. Дитрих даже рассмеялся над этим комментарием.

Грегор нахмурился:

— Пастор не мертв. Он даже не болен.

— Как ты и я, — нахмурился Клаус. — Пока.

Дитрих просидел у соломенного ложа Ганса весь день и здесь же провел ночь. Они беседовали о многом, он и монстр. Есть ли вакуум. Как может существовать множество миров, ведь тогда каждый будет стремиться к центру другого. Свод ли небо или безбрежное море пустоты. Можно ли из магнитов мастера Петра создать машину, которая, как тот утверждал, никогда не остановится. Обо всех философских вопросах, доставлявших такое удовольствие Гансу в более счастливые дни. Они говорили о Скребуне, и Дитрих лишний раз убедился, что если любовь и значила хоть что-нибудь в глубине сердца крэнка, то Ганс и Скребун любили друг друга.

Наутро, лязгая цепями, поднялась решетка замка и староста Рихард, клерк Вилфрид и еще несколько человек бешеным галопом устремились с Замкового холма и далее по дороге в Медвежью долину. Вскоре после этого в часовне замка один раз ударили в колокол. Дитрих все ждал и ждал, но второго удара не последовало.

В тот же день после полудня жители провели внеочередной сход под липами, и Дитрих спрссил собравшихся, у кого из них Ульф не нашел «маленьких жизней». Примерно половина подняла руки, пастор заметил, что они сели, по большей части, на удалении от своих соседей.

— Вы должны оставить Оберхохвальд, — сказал он. — Если останетесь, то «маленькие жизни» поразят и вас тоже. Возьмите также тех, у кого спала горячка. Когда чума пройдет, вы сможете вернуться и зажить как прежде.

— Я не вернусь, — закричала Ютта Фельдман. — Это место проклято! Место демонов и колдовства. — Некоторые одобрительно заворчали, но другие, например Грегор и Клаус, покачали головами, а Мельхиор Мецгер, словно внезапно постарев, опустился на траву с мрачным видом.

— Но куда мы пойдем? — спросил Якоб Беккер. — Чума повсюду. В Швейцарии, в Вене, во Фрайбурге, Мюнхене, в…

Священник прервал его, прежде чем тот успел перечислить весь мир:

— Идите на юг и восток к предгорьям. Избегайте городов и деревень. Стройте укрытия в лесу, поддерживайте огонь и оставайтесь рядом с пламенем. Возьмите пшеничной муки или муки с отрубями, и у вас будет хлеб. Иоахим, ты пойдешь с ними.

Молодой монах уставился на него с раскрытым ртом:

— Но… Но что я смыслю в лесах?

— Лютер Хольцхакер знает леса. И Герлах-егерь исходил их вдоль и поперек, промышляя оленей и волков. — Охотник, сидящий на корточках немного в стороне от общей массы, остругивая ветку, поднял голову, сплюнул и процедил: