Андрей Николаев - Таро Бафомета

-- Мое дело - изобразить что-то несусветное, а знатоки объяснят, что я хотел сказать своим полотном.

В общем-то он был прав, хотя давно миновали благословенные времена, когда любой, кто мог держать в руке кисть, имел шанс выгодно продать свои "таланты". А Владику и кисть была не нужна - он работал, в основном, шпателем и ценность его картин измерялась количеством израсходованной краски.

Игорь распахнул дверь. Комната была перегорожена облезлой китайской ширмой, на стенах висели картины в самодельных рамах. На полу горели свечи. В нос ударил плотный запах травки. За ширмой вполголоса переговаривались. На гвоздях возле двери висело кожаное женское пальто и армейская куртка Лосева. Корсаков закрыл дверь, скинул ботинки и прошел к своему лежбищу - пружинному матрацу на полу под окном, возле которого кучей были навалены законченные картины. Сбросив куртку, он повалился навзничь, совершенно обессиленный.

-- Это кто к нам пожаловал? - спросили из-за ширмы.

-- Я пожаловал, - проворчал Игорь. - Влад, выпить нету?

-- Увы, мой друг. Даже чай кончился, - Владик выглянул, с сочувствием покачал головой, - и денег нету, вот что самое обидное.

-- Есть деньги, - раздался женский голос, - кто пойдет?

-- Привет, синичка, - сказал Корсаков, - давно прилетела?

-- Давно. Так кто пойдет? Деньги в кармане, в пальто.

-- Я - пас. Ноги не держат.

Владик, голый, как грешник в аду, прошлепал к двери, порылся в карманах пальто и выудил кошелек. Раскрыв его, он освидетельствовал наличность и разочарованно свистнул.

-- Здесь же баксы... Где их сейчас разменяешь?

-- В "пятерке", - пробормотал Корсаков. - Менты сотню, как полста обменяют и не чирикнут. Пойдешь?

-- Не, - покачал головой Лосев, - я им должен уже. Отберут "зелень" - и с концами. А я виноват, если клиент не идет? - обиженно спросил он.

-- Ох, - страдальчески закряхтел Корсаков, - ну что ж мне, сдохнуть теперь?

-- Анют, может ты сбегаешь? - спросил Владик.

-- Еще чего, - Анюта, тоже нагишом, выскочила из-за ширмы, отобрала кошелек и засунула его в пальто, - на меня и так половина отделения слюни пускает. До утра доживете, не в первый раз.

Корсаков с ленивой завистью посмотрел на них. Молодые, стройные, животы плоские. У Анютки грудь хоть и небольшая, но высокая, хорошей формы, у Влада... м-да..., тоже все в порядке. И я таким был десять лет назад. Игорь равнодушно отвернулся. Плохие симптомы, старичок, если на обнаженную женщину ты уже смотришь с безразличием.

Аню несколько дней назад притащил Владик с какой-то выставки, где пытался договориться с устроителями насчет вернисажа. Оба были веселые, поддатые и, не обращая на Игоря внимания, устроили за ширмой шумную любовь. После этого Анюта стала появляться в доме часто, перезнакомилась со всеми обитателями и внесла в жизнь вольных художников чуточку домашнего тепла. Совсем маленькую чуточку, на которую способна девятнадцатилетняя девчонка, не умеющая толком ни готовить, ни убирать, ни разговор поддержать, но все же своим присутствием смягчившая полудикие нравы обитателей дома. Поначалу она смотрела на художников, как на небожителей. Лосев долго уговаривал ее позировать ему и однажды Анюта согласилась.

Она целый день позировала Владику за ширмой - стеснялась Игоря. Владик работал сосредоточенно, почти не отвлекаясь на пиво. По всей комнате валялись выдавленные тюбики из-под красок, перекатывались пустые пивные бутылки, в воздухе плавал дым от бесчисленных сигарет - Владик, когда работал, себя не щадил. Когда портрет был готов, он, скромно отойдя в сторону, пригласил подругу взглянуть.

Кутаясь в простыню, Анюта робко подошла к холсту, стоящему на сбитом из досок мольберте - обычный не выдерживал вес Владиковых работ. Она долго смотрела, то приближаясь к полотну, то отступая вглубь комнаты.

-- Кто это? - наконец спросила она.

Корсаков, с интересом ожидавший ее реакции, чуть не захлебнулся пивом и, сдерживая смех, едва успел выскочить на кухню, чтобы вволю отсмеяться. Портрет "Неизвестная обнаженная", больше похожий на портрет линяющего суслика после зимней спячки, стоял с тех пор, повернутый к стене в коридоре. На следующий день Корсаков сам написал ее портрет, который теперь висел между забитых фанерой окон.

Смирившись с тем, что похмелиться не удастся, Игорь закрыл глаза и тотчас его замутило, голова пошла кругом. Он сел, обхватив голову руками.

-- Что, так плохо? - участливо спросила Анюта. Завернувшись в простыню, она подошла к нему и присела на корточки, - может, косячок попробуешь, - она протянула ему дымящуюся самокрутку.

Корсаков взял бычок, осторожно затянулся. Голова закружилась сильнее, но тошнота отступила. Травка принесла временное облегчение, потом будет хуже, но об этом думать не хотелось.

-- Где это ты так погулял? - спросил Владик, успевший натянуть джинсы в пятнах краски.

-- Леня-Шест приехал.

-- Понятно. Что в этот раз поджигали?

-- С поджогами обошлось, а вот баррикаду из троллейбусов едва не построили. Менты помешали. Пришлось в "пятерку" звонить. Капитан Немчинов отмазал, так что за теперь и за мной долг.

-- А кто это: Леня-Шест? - спросила Анюта.

Игорь затянулся поглубже, задержал дым в легких и выпустил тонкой струйкой.

-- О-о, это наш местный гений. Собственно, здесь все гении, но он признанный. Теперь в Англии загнивает совместно с тамошней буржуазией. Выставки, вернисажи, фуршеты. Был неплохой художник, а сейчас... - он махнул рукой. - Хотя, последних работ я не видел.

Травка сняла похмельный синдром и ему стало легко. Захотелось поговорить на отвлеченные темы не напрягаясь и не споря. Просто потрепаться с хорошими людьми, улыбаясь им, соглашаясь, а иногда поправляя на правах старшего и умудренного жизнью коллеги.

Анюта зажгла новые свечи взамен прогоревших, принесла подушку, уселась на ней прямо на полу и свернула еще одну сигаретку. Владик поднес ей спичку и они стали курить вдвоем, передавая самокрутку друг другу.

-- А у него есть женщина? - спросила Анюта.

-- У Лени их много, - Корсаков широко развел руки, будто хотел обнять весь земной шар, показывая насколько большое количество женщин интересуется Шестоперовым.

-- Это неправильно. Женщина должна быть одна. Как Гала у Сальвадора Дали. Вот это любовь!

-- Ну да, - хмыкнул Корсаков, - ее он любил, а спал со всеми подряд.

-- Это неважно, - махнула рукой Анюта, - в каждой он искал частичку своей любимой, а не найдя, возвращался к ней. Правда ведь, Влад?

-- Угу, - подтвердил Лосев, - спорт и ничего больше. Я тебе доставил удовольствие, ты - мне. Так?

-- Так, - подтвердила девушка.

-- Я думал у вас серьезно, - лениво сказал Корсаков, - все хотел Анюту спросить: каково это - любить гения. Лось, ты же гений?