Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Виктор помолчал, соображая.

— А примерно во сколько она появится в том месте? — спросил он.

— Через час, — сказал Антон Сергеевич, — так что времени у нас в обрез… только-только, чтобы доехать туда…

Он тронул машину от обочину, и они замолчали.

— Может, тебе еще что-то хочется узнать от меня? — спросил Антон Сергеевич, косясь на Виктора. — Знаешь, а я думал, ты воспримешь это задание как-то иначе… Я же помню, как еще месяц назад ты орал мне в лицо насчет того, что Ассоциация, мол, работает только на благо общества и не может служить инструментом расправы с неугодными!..

— Да, — подтвердил Найвин, — было дело… Только с тех пор я многое узнал, Антон Сергеевич… Вот, например, вы представляете себе, чем занимается наша Контора?

— Понятия не имею! — с готовностью воскликнул человек за рулем.

— Ну, мы-то с вами знаем, что время от времени таким придуркам, как я, под вашим непосредственным руководством приходится решать разные задачи на недопущение — или, наоборот, на обеспечение свершения — каких-либо событий, в отношении которых имеются соответствующие прогнозы… Правильно? — Антон Сергеевич неопределенно что-то промычал. — А вам никогда не приходило в голову, откуда берутся эти прогнозы? Более того, если ориентироваться на проработку деталей и точность фактуры, то можно допустить, что это вовсе не прогнозы, а информация…

А дальше пускаем в ход логику и делаем вывод: либо информация эта была получена в виде предсказания от какого-нибудь проницательного экстрасенса, либо… либо Контора использует пресловутую машину времени, неважно в какой ее ипостаси…

Чисто статистически очень сомнительно, что какому-то предсказателю, будь он даже подобен великому Нострадамусу, удалось бы считывать информацию с вселенского компьютера так, чтобы каждое предсказание попадало точно в «десятку»… Лично я больше склоняюсь к тому, что в нашем случае имеет место быть тривиальная машина времени…

— Бред какой-то, — покрутил своей коротко стриженой, седой головой Антон Сергеевич. — Ну, а даже если бы это было так, то — что?.. Какое отношение это имеет к нам с тобой?

— А самое прямое, — сказал Виктор. — Вам-то, может быть, все равно, а вот мне очень хочется переместиться во времени… только не в будущее, а примерно на месяц назад. И поэтому, если честно, я готов на любую работу для Ассоциации! В том числе и на такую, как сегодня!..

— Эх, Витя, Витя, — укоризненно сказал Антон Сергеевич, — такой большой мальчик, а веришь во всякие сказки!.. Тем более — в такие. Успокойся, все это тебе приснилось, и вот сейчас ты проснешься и…

— И сяду за руль, чтобы убить человека, — мрачно закончил за своего начальника Виктор.

Подвал был как подвал. Бетонный, обшитый толстыми шумогасящими плитами, из-за чего в камере постоянно было тихо. На равном расстоянии от стен стояла клетка, изготовленная из толстых стальных прутьев. В клетке, прямо на полу, сидел человек. Руки его были скованы наручниками, а от обеих ног к решетке тянулась длинная цепь из редкого титанового сплава.

От тишины постоянно терялось ощущение времени, и иногда человеку казалось, что его посадили в клетку только вчера, а чаще всего — что он провел здесь уже целую вечность. Если бы крохотное устройство в его головном мозге под названием Оракул работало, то можно было получить от него любую информацию, в том числе и о количестве суток, часов, минут и секунд, проведенных человеком в неволе, но батареи Оракула давным-давно сели, а солнечного света здесь не было, поэтому нельзя было их подзарядить.

Человек ничего не мог. Даже покончить с собой… Пока Оракул еще функционировал, можно было приказать ему стереть память, и тогда от человека осталась бы только физическая оболочка… Однако человек в клетке так и не решился это сделать, по той простой причине, что в нем теплилась надежда на спасение.

Каждый день к нему являлся высокий костлявый человек, носивший смешную фамилию Твердохлеб. Впрочем, всё остальное в нем было вовсе не смешным. Каждый день он задавал человеку в клетке одни и те же вопросы и каждый день уходил, так и не получив ответа. Первое время он еще пытался хоть как-то добиться своего: то заставлял людей в белых халатах колоть человеку в вены всякую дрянь, действие которой человек блокировал изменением состава своей крови; то орал на человека в клетке и прицельно бил его в болевые точки, но и боль можно было пересилить обычным усилием воли. Твердохлеб испробовал на нем и другие способы: пытку светом и пытку тьмой, пытку ревом и пытку тишиной, наркотики и гипноз, электроток и ультразвук. Потом Твердохлеб явно отказался от творческих поисков и сделал ставку на монотонную настойчивость и упорство по принципу «капля воды и камень точит». И не было конца его ежедневным визитам и его ежедневным вопросам, которые он повторял с занудством заевшего магнитофона…

Иногда человеку казалось, что еще немного — и он проснется от этого кошмарного сна, и окажется, что он снова на свободе, среди своих друзей и знакомых, но он просыпался и опять видел осточертевшие решетки, стены и лампы в сетчатых колпаках.

Секрет его молчания был прост. Теперь, даже если бы он очень захотел что-то сказать, то не смог бы этого сделать. В самом начале своего плена он случайно проговорился во сне о Трансгрессоре, и люди, которые держали его в этом подвале, видимо, сумели правильно интерпретировать его слова, потому что им удалось обнаружить вход в туннель, другой конец которого был удален на пятьдесят лет вперед, и тогда человек приказал своему Оракулу сжечь речевой центр в его мозгу и стал немым, справедливо полагая, что невозможность говорить — не самое страшное в жизни. Страшнее — предательство, будь оно нечаянным или нарочным…

Сегодня, после того, как Твердохлеб опять ушел от него ни с чем, человек какое-то время лежал неподвижно с закрытыми глазами. Его покормили и дали отправить естественные надобности (в арсенале изобретательного Твердохлеба была и пытка отвращением к самому себе, когда человеку сознательно не давали гигиенических емкостей, а по решетке был пропущен электрический ток, и приходилось испражняться и мочиться почти под себя, а потом — и действительно под себя, и миазмы в камере стояли такие, что обслуживающему персоналу приходилось использовать противогазы), и он опять забылся в полусне-полубодрствовании… Потом он всей своей кожей почувствовал, что в камере кто-то есть, и удивленно подумал, что Твердохлеб сегодня решил нарушить свою традицию одноразового посещения, раз зачем-то вернулся. Человек открыл глаза и в тусклом свете ламп увидел, что в камере находится вовсе не дознаватель со смешной фамилией.