Александр Лукьянов - Чёрная пешка

Всеслав, забывшись, шевельнулся, свернутое вдвое одеяло съехало набок, отчего сразу сделалось холодно. Он мысленно чертыхнулся (ругательство на эм-до выскочило само собою) и вновь вытянулся на пахнущем йодом матраце. Еще одним наблюдением стала неожиданная классификация заключенных. Быстрее всего адаптировались к существованию в карантине бывшие бюрократы, чиновники всех типов и мастей. Основное достоинство чиновника - умение приспосабливаться и слушаться мгновенно вылепливало из них готового "выпускника". Такие заключенные всеми фибрами стремились в старшие, десятники, начальники рабочих команд. Потрясающе, удивлялся Всеслав, насколько быстро человек, вырвавшийся в начальники и старшие, забывал свои прежние страдания. Старший отряда посылал на порку заключенного, который нашел на берегу корягу, облепленную устрицами, и съел их. Это тот самый старший, который еще три дня назад, будучи простым узником, полжизни бы отдал за дюжину таких ракушек, теперь искренне не представляет, как возможно такое вопиющее нарушение! Именно радениями старших и начальников из числа заключенных в лагере царил порядок, установленный столь немногочисленной стражей. Сразу же за чиновниками в ряд конформистов Всеслав поставил верующих. Отправление "сиреневыми" религиозных обрядов в немногое свободное время не преследовалось стражниками, хотя решительно не одобрялось. В итоге довольно быстро верующие отказывались от ритуально-обрядовой стороны своих верований, однако характерная для них покорность судьбе и смирение разрастались в геометрической прогрессии. А еще появлялась страстная, неистовая, почти религиозная вера в новое безоблачное будущее уже в качестве гражданина Островной империи. "Вчера" исчезало, вытесняясь мимолетным "сегодня" и кажущимся таким желанным и долгим "завтра". Надежды перерастали в грезы.

Постепенно Всеслав перестал видеть в названии лагеря изощренную насмешку над узниками. Это была Система. Бездушная, но внутренне непротиворечивая. Кровавая, но целостная. Подавляющая, но рациональная. Система полной замены личности всякого проходящего сквозь нее.

Чистилище.

Но были единицы, подобные песчинкам, попадающим на шестерни великолепно отлаженного механизма. Судьба песчинок, само собою, оказывалась незавидной, они исчезали без следа. И машина даже на долю секунды не останавливала и не замедляла работы. Тем не менее душераздирающий скрип свидетельствовал о существовании такой песчинки.

Всеслав запомнил своего соседа по колонне, когда они входили в лагерь. Это был средних лет улумберец из разорившейся аристократии - не то маркиз, не то барон. Однажды отряд № 82 получил наряд на работы в камнерезный цех. Там уже трудились "зеленые". Стражник, присматривающий за ними скучал до тех пор, пока не заметил, что "зеленый" номер такой-то снизил темп перетаскивания известняка и все время норовит ухватиться за меньший конец.

-Лодырь! - с безмерным удивлением констатировал боец береговой охраны, - Значит, ты хочешь, чтобы за тебя работали другие? Но это же несправедливо! Или ты саботажник и желаешь сорвать план распилки камня? Совсем плохо! Эй ты, слизень лиловый, живо сюда!

Он жестом подозвал улумберца и когда тот, подбежав, открыл рот, чтобы представиться, как того требовали правила, небрежно махнул рукой:

-Отставить! Видишь эту "зеленую" тварь? Сейчас я остановлю конвейер, по которому камень движется к пилам, а ты привяжешь тварь к ленте. Веревки возьми в подсобном помещении. Скажешь, что я велел.

Улумберец отказался подчиняться, чем вогнал бойца в глубокое изумление! Возможно, стражник, будь он один на один с маркизом-бароном, не стал бы возиться с ним и просто пристрелил. Но береговик выказал тонкое понимание проблемы. Ведь заключенные видели этот уникальный для лагеря случай неповиновения. Боец приказал и "зеленым", и "сиреневым" прекратить работу и построиться. Потом поставил аристократа на колени, точным ударом приклада рассек ему кожу на лбу. Без малейшего гнева повторил приказ. Улумберец молча покачал залитой кровью головой.

-Что ж, будь по-твоему. - пожал плечами боец, - Тогда ты, тварь, привяжи слизня к конвейеру.

Бледная до синевы жертва умчалась за веревками, тут же вернулась и накрепко прикрутила аристократа к железным звеньям конвейера.

-Поехали! -скомандовал стражник. Лязгнули колеса, конвейер повлек казнимого к восьми сверкающим параллельным полосам ленточных пил. Маркиз-барон зажмурился так, что исказилось лицо. Когда грубые ботинки улумберца находились футах в десяти от пил, береговик снова велел остановить устройство.

-Отвяжите его. - сплюнув, сказал он. - Ползи ко мне, урод сиреневый. На коленях!

Он поддел стволом карабина дрожащий подбородок аристократа.

-Ну, а теперь, -сказал боец внятно, -выполни приказ.

Перед объятым ужасом строем улумберец привязал несчастного "зеленого" к конвейеру.

-Опусти рубильник.

Маркиз-барон, двигаясь, словно зомби, привел конвейер в движение и через некоторое время раздался и тут же оборвался дикий звериный визг.

Просто расстрелять улумберца было бы ошибкой. Он бы погиб несломленным и последнее слово все-таки оставил за собой. Требовалось сломать его личность, что было сделано. Включив рубильник, он стоял с лицом мертвеца.

-Сними нашивку. -все так же бесстрастно распорядился стражник, - и иди туда.

Он качнул карабином в направлении отряда "дзэ-зеленых". Шаркая подошвами и горбясь, маркиз-барон занял место в шеренге рабов. Через день его пристрелили за какое-то нарушение, причем никак не связанное с этим инцидентом.

Всеслав поежился от этого воспоминания. Впрочем, ему, как и Гурону, было проще - сказались результаты психокондиционирования. А вот саракшианцы тогда получили еще один сокрушительный удар по обломкам прежних норм сознания.

Между тем, в жизни восемьдесят второго отряда произошли перемены. Вчера и позавчера дни прошли без вывода на работы, строевые упражнения на плацу были сокращены до получаса. Вместо этого проводили уроки разговорного эм-до. Заставляли читать вслух и пересказывать написанные на этом диалекте правила лагерного поведения, лагерные новости, или тексты из школьных учебников природознания.

Сегодня фрегат-лейтенант Хацуко Зо вывел отряд к воротам лагеря, скомандовал "Вольно" и, медленно прохаживаясь вдоль строя, заговорил:

-Карантинный лагерь расположен на небольшом островке и занимает почти пятую его часть. Не такая уж большая площадь, верно? Тогда зачем же целых двое ворот? В одни вы вошли. Там написано над аркой "Возрождение". Через другие - эти - у вас есть возможность покинуть карантин. А теперь я хочу, чтобы вы хором прочли надпись над выходом. Раз, два, три...