Олег Готко - ЗЕМЛЯКИ ПО РАЗУМУ

– Все было хорошо, пока хорошо было все. М-да... Не было, также, печали, пока черти не накачали. Ну-ну... – тут он замолк, потому как никакой аномалии у него в голове не наблюдалось и разговор с самим собой не вдохновлял. Из этого следовало, что здоровым быть плохо и это инспирировало суицидальные мысли.

Самохин затушил сигарету, благодаря канцерогенным свойствам которой в голове скорее появится опухоль, нежели идея. Дабы отвлечься, а также, чтобы привести расположение духа в боевую готовность воспоминаниями о том, когда «все было хорошо», он включил компьютер и быстро нашел нужный файл. По губам вспугнутой ящерицей пробежала улыбка, потому как Семен воспоминания свои назвал гордо, но длинно: «Мемуары Человека, Который Сменил Немало Шкур».

Димка открыл их и прочитал на выбранной наугад странице:

«...Моя жена с тяжелым вздохом опустилась на подвернувшуюся скамейку.

– Надо звонить, надо звонить... – забормотала она как заклинание и вдруг почувствовала чужую руку на плече.

Ее нервная система дала сбой. Завизжав, Мария вскочила, вытянув перед собой скрюченные пальцы, готовые вцепиться в глаза кого бы то ни было.

Ошарашено осклабясь, перед ней стоял Димка Самохин.

– Привет, – выдавил он из себя.

Мужественная женщина с трудом расслабила окаменевшие мускулы.

– Что случилось? Почему ты здесь... такая, – мой друг не нашел подходящего слова и лишь таращил большие глаза.

– Две копейки.

– Потеряла? – что-то в глазах моей жены не нравилось Самохину все больше и больше. Отступив на шаг, он попытался ее утешить. – Don't worry...

– Дай две копейки!

– Зачем?

– Позвонить, – почти простонала она.

– Куда?

– Понимаешь...

Постепенно, слово за слово, но Димке удалось вытянуть из моей супруги всю историю обо мне – маньяке и каннибале с ее точки зрения.

– Милиционера? Убил и съел? – растерянно поинтересовался он.

Мария кивнула.

– Может быть, мне попробовать с ним поговорить? Я же все-таки не милиционер... а Семен как бы сыт.

Женщина посмотрела на Самохина, словно тот уже стоял над Ниагарой, а на его шее болтался кирпич от пирамиды Хеопса.

– Ты это серьезно? Вдруг он решит тебя засолить?

– Be happy! Дай мне шанс!

– По-моему, он тебе не нужен. Уже.

– Он – мой друг!

– Да?! А мне что прикажешь делать?

– Ну, не знаю... Можно пойти ко мне. Посидишь там, пока...

– Нет, я пойду к матери.

– Какой?

– Своей! – злобно рявкнула Мария, вспомнив, что Димка не однажды пил со мной. – Позвонишь мне туда, – она продиктовала телефон и добавила без задней мысли. – Если сможешь!..»

Да, тогда он смог, потому что рядом были друзья. Конечно, они остались друзьями и сейчас, но где сообразительность Длинного, позволявшая выехать, как на танке, из любого тупика?.. Куда подевалась предусмотрительная находчивость Семена?.. Где мой безудержный оптимизм, в конце концов?! Боже, что с нами делает время, деньги и золотые рыбки! Все мы – старухи у разбитого корыта...

Такая разверзшаяся, как бездна, истина не могла не направить мысли в другое русло. Самохина перестала мучить ностальгия по временам, когда только казалось, что он был счастлив, и в голову полезли более злободневные мысли.

«Злободневные! – подумалось ему. – Черт побери, какое удачное слово! Если кто скажет что сегодня – добрый день, ей-богу, не знаю, что с ним сделаю!»

Однако никто с Димкой здороваться не спешил и от этого положение его тела в пустом офисе становилось еще более бессмысленным. Ненавязчивый, как зубная боль, вопрос относительно того, почему в стране, где на таких, как он, не просто наезжают, но прямо-таки утюжат, встал перед ним на ребро. Со свойственным ему эмпирическим отношением к жизни, Димка задумался именно о ребре. От размышлений о тупости Адама мысли плавно перескочили на жену, которая в это время заключала контракт о поставках селедки с датскими партнерами, и затем уперлись в извечный вопрос викинга к самому себе: «To be or not to be?» После такого ему, само собой, захотелось завыть берсеркером, но тут зазвонил телефон.

Аппарат был красного цвета и тоже тайваньского производства. Противный квакающий зуммер тут же привлек внимание, отчего напряглись глазные мышцы. Поднимая трубку, Самохин, согласно контексту дум, ничуть не сомневался, что ничего хорошего не услышит.

– Алло, – осторожно сказал Димка, стараясь не смотреть на коробку с рыбой. Делал он это, понятное дело, отнюдь не потому, что боялся ее сглазить. Как известно, мертвые рыбы сглазу не имут.

– Димка, это я, – почти не своим голосом порадовал его Семен. – Приезжай.

– Что случилось?!

– Тут та-акое... Приезжай, – чувствовалось, что приятелю не только не хватает слов, но и вряд ли они появятся в его лексиконе в ближайшее время.

– Еду, – сказал Димка и осторожно, как хвост спящего скорпиона, положил трубку. После этого он вздохнул и ему захотелось вытереть пот с чела, но лоб был сух, как Атласные горы.

***

События, последствием которых был звонок Саньковского другу, в самом деле носили несколько неестественный характер. Спустя пять секунд после того, как вождь предоставил свое силовое поле супруге Семена, в кухню ввалился счастливый муж с огромной коробкой в руках.

– Сейчас, сейчас... – бормотал он в азарте, разворачивая упаковку.

В коробке лежала женщина. Так в первое мгновение показалось вождю. Потом он, конечно, уразумел, что это была всего лишь кукла, но первое впечатление оставило после себя первый осадок.

– Вот! – сказал Семен, вытаскивая американскую мечту. – Прошу любить и жаловать – Кристина! Как живая, правда?

– Тебе меня мало? – раздался вопрос Марии. От него ощутимо несло брезгливостью.

– Что ты, дорогая... – ухмыльнулся Семен, любовно поглаживая искусственную грудь. – Это подарок Длинному. Русалки, к сожалению, я не нашел... Ну, да ладно! Я предлагаю тебе, вождь, ее одухотворить!

Вождь панически молчал, лихорадочно пытаясь овладеть человеческим речевым аппаратом, но это у него плохо получалось – отвык он от нормальных голосовых связок среди осьминогов.

Тем временем Мария, чья сообразительность была на голову выше пресловутого ребра, придавшего женскому организму «элемент жесткости», ринулась к кукле. Она обволокла ее силовыми линиями и заставила подняться во весь рост. Со стороны это выглядело достаточно непривычно и даже, пожалуй, немного жутковато. Саньковский едва не впал в детство – время, когда был склонен наделять жизнью своих оловянных солдатиков. Едва ему удалось справиться с приступом маразма, как Кристина хлопнула ресницами, тряхнула копной блондинистых волос, – естественных, как подчеркивалось в рекламе, – и сказала: