Оттенки серого - Джаспер Ффорде
Начало смеркаться. То был не мрак внутри ятевео, а всеобъемлющий мрак, чернее ночи, только не имеющий конца во времени. Да, это было оно. Если говорить о том, на что похожа смерть, я могу употребить лишь одно слово: бесцветность. Но, как ни странно, не полная. Прошла то ли секунда-другая, то ли вечность – и я увидел перед собой слабый проблеск света. На миг я подумал, что вот оно – перерождение. Возможно, для новой жизни в другом секторе, через много лет после того, как забытый всеми Эдвард Бурый пропал во время поисковой экспедиции в ничто.
Но это оказалось не перерождение. Я был все тем же, прежним, и вываливался из расщелины в пищеварительном вздутии дерева, кашляя и что-то лопоча. Кто-то охватил ртом мой нос и стал высасывать из него жидкость, принудительно прочищая его. Исторгнув вязкое вещество, которое жгло мне горло, я наконец открыл глаза. Первым делом я увидел лицо Джейн, которая озабоченно смотрела на меня. Мы сидели у основания ствола. Джейн держала заточенную картофелечистку, при помощи которой и вскрыла вздутие. Ятевео вяло пыталось протягивать к нам ветви, но никакого вреда не причиняло.
– Тьфу! – воскликнула она, прочищая мне ухо пальцем. – Как ты воняешь!
Меня снова вырвало. Джейн протянула мне свою бутылку с водой.
– Прополощи рот.
Я набрал в рот воды и выплюнул дурно пахнувшую жидкость.
– Как ты? Чуть не умер? – спросила она. – Мне не сразу удалось разрезать вздутие.
Я кивнул.
– Передо мной пронеслась вся моя жизнь. Ну, или четыре последних дня, что то же самое.
Она обняла меня.
– Мне так жаль. Надо было тебе все объяснить. Это часть легенды. И да, я приняла важное решение: я пыталась убить тебя в последний раз.
– Обещаешь?
– Железно. Теперь я могу попытаться спасти тебе жизнь, если представится случай. А если я вдруг снова стану тебе угрожать, разрешаю устроить мне разнос. – Она вновь улыбнулась. – Еще ты можешь называть меня по имени. И обещаю больше тебя не бить. Поцелуй меня.
Мы поцеловались под пятнистой тенью ятевео, покрытые его пищеварительной жидкостью, менее чем в часе ходьбы от самой мрачной тайны Коллектива. Это было – вспоминаю я сейчас – так прекрасно, как я себе это и представлял.
– Я могу не сразу привыкнуть к новой Джейн, – сказал я. – Не уверен, что приветливость тебе идет.
– Это лишь на то время, пока мы вдвоем. Сломал себе что-то?
– По-моему, я на что-то приземлился – на что-то такое, чего дерево не может переварить. Не взглянешь?
Джейн взглянула и расхохоталась.
– Что такое?
– У тебя из левого бедра торчит ложка. Кажется.
– Как смешно. Вытащи ее… А-а-а!
– Извини, так о чем мы говорили?
Мы захихикали, потом прыснули, потом разразились хохотом – неуместным, учитывая обстоятельства, но от этого стало легче.
– И что, надо было обязательно кидать меня дереву? – спросил я.
– Мы только что убили Кортленда, огурчик мой, не какого-нибудь несчастного дельту, который на хрен никому не нужен.
– Как ты меня назвала? Огурчик мой?
Джейн нервно потерла ухо.
– А что?
– Да ничего. Но послушай, оно ведь могло заглотить и тебя.
– Кто я, по-твоему, такая, дурачок? Значит, вот наша история: тебя схватило ятевео, Кортленд, рискуя жизнью, попытался разрезать вздутие и освободить тебя, но дерево схватило его и швырнуло туда же, куда и тебя. Но поскольку жидкость не смягчила его падения, он сломал себе шею. Моментальная гибель.
– А если, например, так: Кортленд умер героем?
– Лучшая ложь, – пояснила Джейн, – та, в которую люди хотят верить.
Мне повезло, что дерево оказалось относительно молодым: колючки его были многочисленны и довольно коротки – в отличие от того, что росло по ту сторону тропинки. Все же нога и рука ныли, а сок ятевео жег мои раны. Я был рад наконец увидеть реку, где я смыл с себя все и потом выжал одежду. После этого начался долгий путь назад, к основанию обрыва и зенитной башне.
Прошло много времени, прежде чем мы снова заговорили друг с другом: каждый погрузился в собственные мысли. Человека сбивает с толку, когда он внезапно вынужден переоценивать все, что знает, пересматривать свой взгляд на мир в свете новых фактов – и когда он понимает, что все, принимавшееся им за правду и справедливость, оказалось лишь изощренным умопостроением. Больше всего мне не давала покоя мысль: от чего страдала моя мать, раз у нее диагностировали плесень? Радовало лишь, что отец не был ее лечащим цветоподборщиком.
– Почему они убивают всех перезагрузочников? – наконец нарушил я молчание. – Почему не перевоспитывать их, как это и утверждается?
Джейн задумалась.
– Мне сперва казалось, что самая хитроумная часть всей системы – это связь между цветом и возможностью приказывать. Правила определяют все стороны нашей жизни, но наша приверженность к спектру делает их для нас разумными и заслуживающими доверия. Но потом я стала считать, что, может быть, все куда проще, что сложность правил и строгость хроматической иерархии – лишь средства, а цель совсем другая.
– Какая же?
– Устойчивость. Сообщество, в котором каждому отведено свое место, каждый знает свое место и непрерывно работает, чтобы не утратить доверия. Если ты хладнокровно определяешь главную цель общества как долговечность – а не справедливое устройство, – то все сводится к простому поиску средств ее достижения. Система не будет ждать, пока кто-нибудь не проявит свою дисгармоничность, – она выявит ее на ранней стадии и из предосторожности пошлет человека на перезагрузку. Если задуматься об этом, устройство ее покажется очень изобретательным.
– Я бы первый приветствовал такое устройство, – сказал я, – если бы не убийства невиновных. Но раз уж мы собираемся рассказать всем правду, Главной конторе придется объясняться. В конце концов, правила действуют для каждого, независимо от цвета или положения. Если ее начальник знает о Верхнем Шафране, он лично несет за это ответственность.
– Почти наверняка. Но у Главной конторы есть много средств защиты: префекты, взаимный аудит, НСЦ – и ночновидцы. Мы должны ступать осторожно и не оставлять следов.
– А у тебя есть план?
– У нас был план. Но без Зейна и Охристого я не знаю, что делать. В понедельник меня ждет перезагрузка, но, вероятно, я при помощи конвейера отправлюсь в один из дальних углов Коллектива –
