Яна Завацкая - Холодная зона

Бинх покачал головой.

— Это, конечно, не слишком-то хорошо. А что она думает по поводу ЗИНа?

Ли махнула рукой.

— Я уже не обращаю внимания. В ЗИН ее отправили потому, что она была очень добрая, зарабатывала деньги и всем помогала. Там в ЗИНе ее все уважали, и она была самая крутая — насчет этого не знаю, конечно, может, так и было. Я спросила, как насчет нарушения законодательства — так она часа два орала, как я неправа, ведь она же эту тварь, ну работницу, из грязи вытащила. Перечисляла все благодеяния, которые делала для работниц. Я, естественно, оказалась врагом. Вообще я всю жизнь была неблагодарной тварью, в восемь лет донесла на родителей, в результате чего меня забрали в ШК, все детство над ней издевалась, эгоистка, инда. Я уже родилась индой! Потому что ей там какой-то разрез делали во время родов. В общем, тяжелый случай. Я чуть не застрелилась после их отъезда, и не горю желанием снова увидеться.

Бинх внимательно смотрел на нее.

— Все будет хорошо, Ли.

Они гуляли вдоль Невы, глядя на большие и малые корабли. Ли рассказывала, потому что Бинху можно было рассказать все. Или почти все. Он сам спросил о Валере и о том, поддерживает ли она теперь с ним отношения. Ли вздрогнула.

Ей было очень трудно рассказать об этом. Сначала — то письмо, год назад. Как раз когда она отлеживалась после ранения, и думала, что теперь-то уже все хорошо, и теперь она точно будет жить замечательно, она выжила, она знает цену жизни, теперь ей каждый вдох будет доставлять удовольствие…

И то письмо. Он не виноват, конечно — он же не знал, что происходит с ней прямо сейчас. А сообщить было нужно. Он cмущенно улыбался ей с экрана и говорил тихо. Ему тоже шла форма. Его направили служить в тихое место, в Узбекистан. Он там осваивал методы биозащиты.

Валера встретил девушку по имени Халима. Она работала у них на биостанции, куда и он приходил частенько. У Халимы уже было профобразование биолога, и она тоже училась в ШК — интеллигентная, интересная девушка. Валера просил прощения. Говорил, что в общем-то, наверное, они все равно не подходят друг другу. Ничего бы не получилось. Он был прав, Ли часто думала об этом. Письма от него приходили редко, и взаимопонимания в письмах как-то не было. А было ли оно раньше? С ним было весело, легко, приятно. Но — и все, пожалуй.

Нет, Ли не так уж переживала. Она и сама за год многое передумала и не была уверена, хочет ли продолжать эти отношения. И все равно, особенно из-за этой раны, она была слабой, и по ночам то и дело лезли мысли — какая она, эта Халима? Уж точно не спящая красавица. Бойкая, наверное, кокетливая, в сексе все умеет. Потом вспоминались теплые крупные руки Валеры, его проникновенный голос, и нестерпимо ныло сердце.

А еще через полгода пришло новое письмо, на этот раз от командира части. Валера служил в спокойном месте, где в общем-то ничего не случалось. Не лезли через границу диверсанты, не прилетали случайные снаряды.

А тут в соседнем кишлаке началось восстание — вернулся кто-то из прежних собственников, собрал банду, вооружил…

Восстание быстро подавили. А Валера погиб от осколков — машину, в которой он ехал, обстреляли из гранатомета. Всего один погибший и трое раненых. Мелочь на войне. Надо радоваться, что такие небольшие потери.

— Он убит, Бинх, — сказала Ли, — это дикость. В тихом, спокойном месте, далеко от границы. Убит — там у них был какой-то мятеж. Ты знаешь, это так дико! На самом деле отношений между нами уже не было, мы разошлись еще раньше. Мы с ним очень разные люди, Бинх. Но я никак не могла понять — что за бред? Я тут каждый месяц за речку хожу, мне в принципе погибнуть — раз плюнуть. А он… он ведь вовсе не хотел на войну. Он хотел быть ученым, биологом. И он бы стал, он умный. Выяснял бы на атомарном уровне, как биомолекулы работают. Может, открыл бы средство, как стать бессмертными. Или ускорил бы работу мозга, так что мы все стали бы сверхлюдьми. Он хотел просто жить. Пел так хорошо, талантливый был. Музыку хорошую писал. Хотел детей, семью… А его из гранатомета.

— Война, мать ее за ногу, — пробормотал Бинх, — это все война.

— Да когда же это кончится? — спросила Ли, — когда же мир-то на земле наступит, сколько можно?

Бинх остановился. Взглянул на шпиль Адмиралтейства вдалеке, прищурил без того узкие глаза.

— Да, война — это болезнь человечества, симптом болезни. Она должна пройти. И мы будем над этим работать.

В части, по правде сказать, не хотели отказываться от Ли и сильно предлагали остаться на сверхсрочную. Ли подумывала так и сделать, и даже пообещала вернуться, если ее не примут в профшколу КБР. Ведь еще надо тесты пройти. Собеседование, анализ рекомендаций и школьного аттестата. Тесты были особенно сложны и длились почти неделю — Ли даже не подозревала, что существуют такие методики. Ее подключали к ментоскопу, загоняли в виртуалку и заставляли там в самых головоломных условиях решать математические задачи на пределе знаний школьника — хорошо, что Ли знала математику лучше многих. Ей даже вводили какие-то вещества, а потом тестировали на ментоскопе. Результаты оказались удовлетворительными, и вскоре Ли получала в учебной части новенькое удостоверение курсанта, а на складе — форму, которую в городе, впрочем, носить не рекомендовалось.

Никаких списков курсантов нигде не существовало. Имена и фамилии были под нулевой секретностью — не то, что великая тайна, но не афишировались. Каждому присвоили позывной, Ли получила кличку «Ромашка», от чего вначале расстроилась и даже поплакала. Ее соседка по комнате — здесь, в отличие от новенькой школы-коммуны, комнаты были на двоих-троих — носила позывной «Амазонка». Девушки быстро подружились. Амазонку на самом деле звали Рита, ей было уже двадцать шесть (Ли вообще оказалась на курсе самой младшей). Рита была черная, высокая, очень жилистая, с глазами-маслинами и ямочками на смуглых щеках. Она готовилась на арабское направление, собственно, у нее уже был боевой и агентурный опыт в Ливии. Ей предстояло отправиться либо в Африку, либо остаться на коммунистическом Ближнем Востоке, например, в Сирии или Палестине, работая в контрразведке.

Ли сразу поставили на западное направление — с ее опытом, польским языком и славянским видом, да еще английским и немецким.

Нагрузки в профшколе КБР оказались очень большими. Теоретическая учеба так же, как и раньше, была индивидуальной — но занимались по расписанию все вместе, сидя перед мониторами, время от времени преподаватели проводили индивидуальные проверки и тесты. Иногда, по некоторым предметам, шли и общие семинары. Физические нагрузки и спецзанятия — по технике, по стрельбе и так далее — превышали армейские. На отдых времени выделялось мало, да что там — и поспать удавалось не так уж много. По воскресеньям Ли отсыпалась. С Бинхом удавалось встречаться не часто, но все же раз в неделю они выбирались куда-нибудь в город.