Амулет мертвеца - Константин Чиганов
— Ну, поучать еще туда-сюда. Дрессировать мартышек где-то полезно. Взамен?
— Да что попросите. Для начала, прикрытие. Нет, у вас есть свои ходы и связи, но не везде и не всегда оно поможет. Мы все же многое можем именно в секретной бюрократии. Гостайна, знаете, отличный камуфляж.
— Вытащить из той самой лаборатории при нужде?
— Да. В крайнем случае, устроить побег. Но с нами вы вряд ли туда попадете, я не хвалюсь.
— Под вами, — сказал полузверь.
— А вам не пофигу ли разборки в иерархии голых приматов?
— Уел, — сказал Оле, — тут он тебя уел. Вольный зверь ты наш, степной волк.
— Ну и ладно, — ответил сэкка, — волчонка всякий бандарлог охаять норовит, пока волчица за него клыки не обнажит. Я не гордый, не загадываю вдаль. Зато жадный. Маловато будет. Еще?
— Деньги. И барахло: оборудование, приборы, технику, материалы какие в наших силах, а это довольно многое. Приборы и машины вам, прежде всего, — он кивнул мертвецам, — у вас ручки. Правда, морока же добывать, покупать, искать, а мы все вам организуем. Даром. За мааленькие крохи информации, полученной с тех приборов. Телескоп с пятиметровым зеркалом и эсминец не обещаю, но списанный танк или сонар легко. Заявку можете составлять уже. И никакой отчетности.
Данил вспомнил старую книжку, где в концлагере под «организовать» понимали «украсть». Ну, не его заботы.
— Информация вам нужна? Увидите. Строго говоря, вам можно сливать любые тайны, вас официально нет и быть не может. Архивы, закрытые и забытые проекты, дела, открытия. Стоит того чтобы просто изредка нам передать, как поживаете?
— Мягко стелет, — сказал сэкка, но неприязни в его тоне Данил не заметил. — Решено. Как лицо, то есть морда, наделенная полномочиями от родичей, торжественно заверяю, согласны иногда с вами пересекаться. Но по нашему выбору. И без обязательств.
— Большего и не прошу, — сказал Вадим.
— Ладно, — викинг развел руками, — на матпомощь заявку я вам настрочу, еще увидите, обалдеете. Насчет информации, утром ваша рыба, вечером наши гроши. Будет вам список вопросов, а вы пока набросайте, что хотели узнать от нас. Опять же, мы не энциклопедисты, мы грубые тупые упыри.
— Тем нам и дороги, — вывернулся Заревой.
Оле достал из-за стойки и расставил на стол бокалы, явил темную бутылку бургундского в соломенной оплетке, с красным сургучом на пробке, легким движением пробочника обезглавил ее и налил всем, кроме сэкка.
— Тебе не предлагаю. Нюх испортишь.
— Пфф, да травите свои рецепторы.
— За тройственный союз? — Вадим первым поднял узкий старинный бокал.
— Оно все прекрасно, конечно, — подал голос Данил, пригубив. — А почему именно сейчас? Вот объясните вурдалаку-дураку? Ходили вы за нами, ходили. Писали в свои папочки писали. И вдруг опа, прямо Дашку под ручку хватать? Я не ревную, если что, но я любому, кто ее обидит, тут же откручу орган мышления и жевания от тела. Клянусь своей могилой.
— Я тоже откручу, — изобразил поклон Вадим, — вот тут только за.
— Так что случилось? Правду.
— Ладно. Случилось. Вы знаете, тут есть сатанисты?
— Час от часу не легче, — сказал сэкка, — падре, не из инквизиции часом? Опоздали малость, лет на триста.
— Знаем, а то, — сказал Данил, мгновенно вспомнив кота.
— Минуту терпения. Так дурачье, конечно, пожечь свечки на могилках, позавывать, ну, групповуху устроить. Но вчера утром возле Гай-Кодзора, в частном доме, нашли три трупа. В мантиях с намалеванными чертями, в комнате на полу пентаграмма с обгорелой середкой, начерченная кровью. Человеческой, но ни одного из уродов. Кого-то приносили в жертву.
Чтобы сами сожгли, непохоже. Ни следов органики, ни горючих жидкостей, ни химии какой. Температура должна быть запредельная. У тел ожоги всех открытых поверхностей третьей степени, одежда обуглена. Задохнулись от нехватки кислорода. При приоткрытых окнах. Легкие и трахеи заметно обожжены.
— Кожа на лицах сморщена, губы полопались, глаза открыты и как бы выкипели, словно смотрели на этот огонь, не могли отвернуться? — спросил полузверь, и Данила подивил его совершенно серьезный тон.
— Да.
— А на северном луче пентаграммы знак, похожий на раздавленную бабочку?
— Точно так, — Вадим вытащил телефон и открыл фото. Показал сэкка. Данил услышал легкий скрежет, и не сразу понял — то когти царапают дерево пола.
— Падаль сжечь, дело закрыть, пентаграмму засыпать известью, да и дом лучше снести, — быстро сказал сэкка, добавил: — все, мне пора.
И пропал.
— Вот те на, — Ольгер развел руками, — впервые такое.
Данил вспоминал, видел ли сэкка испуганными. Нет, даже Следопытка в плену тосковала и ненавидела, но не сказал бы боялась. А теперь в баритоне мелькнул страх.
— Ясно. Минус один шанс, — сказал Вадим. — То есть ни черта не ясно, конечно. Слушайте, но ведь вы можете допросить трупы? Вашим колдунством? Они сейчас в морге горбольницы, на Крымской. Завтра я бы вас отвез. И просите, черт-ма, что хотите, хоть телескоп.
— Такое дело, если мы их оживим ненадолго, потом от тел почти ничего не останется.
— А и хрен ли. Дело засекречено, числятся пропавшими без вести, экспертизу прошли, все одно сжигать. Поедете? Ну ваш же край, помогите мне, питерскому губошлепу, как людей прошу?
Он не шутил.
— Как людей не надо, — сказал Ольгер, — как покойники поедем, пожалуй. Дани, ты ведь с нами?
Данил кивнул и залпом допил густое, ставшее горчить вино.
Глава 30. И в огне почти не горим
Утром Данилу позвонил отец.
Кажется, что такого, если в обычной жизни. Мешает иногда. Данил вспомнил, как юным байкером сбрасывал родительские звонки. Первый мотоцикл, ушатанная Хонда, с первого взрослого заработка… а устроил в ту контору его папа.
О да, потом, когда родители умирают, люди раскаиваются и страдают. Это порядочно и благородно, страдать и винить себя за несказанное, неуслышанное, не-не-не.
Что делать, когда умираешь ты, вот ведь вопрос.
А на слова «вот я помру, как-то ты будешь?» внучка ответила бабушке «вот тогда я покручу твою швейную машинку!»
Главное, отец поверил. Он всегда был куда прагматичнее мамы, Данил не помнил, чтобы отец молился, ходил в церковь или что-то вроде, и всегда считал того атеистом. Впрочем, они как-то не беседовали на мистические темы, мама, та еще пыталась привить сыну следы духовности. Недолго, правда.
Но уж точно Данилу в голову не приходило молиться Сатане за свое превращение. Он вообще сомневался в существовании Князя мира сего. Очень уж образ хоть Демона, хоть Воланда, а хоть бы Мефистофеля не вязался с совращением на матерные частушки пенсионерки восьмидесяти семи лет из поселка Хреновка, Ростовской области. Дашка вот никаких черных месс не служила, и
