Требуха – китайский дракон - Михаил Северный
Где Костян? Куда он делся? Голова не соображает — как после запоя и во время него, только тупое созерцание и боль в запястьях, там, где меня держат серые помощники.
Сраные селюки никогда нас не любили, это я ещё с детства знаю. Помню хорошо, как мне наваляли нунчаками, когда я местную девочку после клуба домой повёл. Красивая была Галка, сочная. Хохотушка, и ноги у неё были загорелые до того места, где подол юбки заканчивался. Дальше начиналась такая молочная бледность… эх…
И в итоге даже поцелуя не досталось — подмигнула, махнула ручкой и скрылась за калиткой, а я огрёб по спине всем, что у пацанов в руках было. Эх, молодость.
— Летят, — сказал вдруг Юра и оживился. — Наконец-то, а я уже переживать начал.
Через реку освещаемый солнцем к нам летел ангел, точнее его тень и в руках он что-то тащил, что-то большое и двуногое. Если бы я мог, то прикрыл бы глаза ладонью, но я не мог, и щурился на свет пытаясь разглядеть и угадать что это за гость. Но я даже близко к разгадке не приблизился. А потом как понял, короче…
Когда оно ступило на землю и бросило свою плачущую ношу я узнал крылатую. Это женщина. И совсем недавно она в платке и длинной юбке стелила мне постель и готовила еду. И ещё она была одета.
Я закрыл глаза и снова раскрыл их в детской попытке понять, вижу ли я то, что вижу?
Мама Костяна была голая. Абсолютно голая, всем своим обрюзглым старческим телом она демонстрировала окружающим, то что обычно прячут. Кстати волосы очень красивые и густые, почти без седины. Ноги до лодыжек грязные и серые от пыли, выше я смотреть не стал, глаза опустил — стыдно, но заметил на бедрах и животе порезы, царапины и кровь — та, кого она притащила сопротивлялась.
Груз свой ведьма отшвырнула, и девушка, упавшая лицом в песок, была хотя бы одета. Измученная, напуганная, грязная и обмочившаяся, но в одежде. Поэтому я смотрел на неё, а не на страшную голую подружку Юры Безотчества.
Девочка в теле, в самом соку, напомнила мне Галку, но деревенская плоть сочнее. Всё-таки это городская — видно по забитому, мечущемуся во все стороны взгляду и остаткам штукатурки на лице.
Она встала, покачиваясь, на четвереньки и затравленно смотрела на очкарика. Да, она тоже выделила его и сфокусировалась на Юре. Маньячий магнетизм. Или они уже были знакомы.
— Пожалуйста, — в её просьбе был такой страх и такое отчаяние, что меня как сквозняком пробило насквозь. — Пожалуйста, дядя Юра.
Он даже не посмотрел на неё и только рукой махнул, брезгливо:
— Мама, прошу тебя.
Голая баба ногой надавила на спину девушке и прижала её к земле. Молча и безразлично.
— Кого мы ждём сынок?
— Сейчас приведут последнего из квартета.
— Сынок? — испуганно «квакнула» она, но Юра её успокоил:
— Нет же. Костя мне не нужен. Мы ждем моего старого друга. Можно сказать из прошлой жизни. А вот и он.
Я не мог оглянуться, потому что селюки выкрутили руки, но все остальные повернулись всматривались в сторону дороги. Кого-то вели, и этот кто-то был знаковым персонажем, как минимум его знали.
Очкастый маньяк ухмылялся (это нельзя назвать улыбкой), он даже перестал «красоваться» со своим кухонным ножом и прищурившись смотрел на дорогу, улыбаясь мыслям.
Голая старушка тоже таращилась вдаль, но взгляд у неё был пустой, как у Костяна, когда он смотрел новости по ящику. Он мне напоминал того придурка в трениках из комедийного шоу, который вечно на ящик ругался. В её взгляде не было узнавания, интереса, ненависти, злости — только молочный, как у рыбы, взгляд. Зато когда мама оглядывалась на сына всё менялось, глаза как у политика на выборах наполнялись добротой, сочувствием и «чем могу служить?». Только у мамы всё было максимально искренне, никакой журналист не подкопается. Чистая, кристальная любовь.
А вот девушка реагировала интересно. Она поднялась на локтях и хоть голая и вся в пыли бабская нога не переставала давить девушка всё равно смотрела, и читались в её взгляде десятки эмоций. Она обрадовалась и засветилась изнутри, но почти сразу потухла, только я успел ухватить эту странную эмоцию. Потом ещё была надежда в расширенных и округлившихся зрачках. Она надеялась на того, кто приближался и радовалась своим ощущениям, но потом взгляд её обмяк, как упавший парашют. Я увидел поражение, разочарование и страх. Страх не за себя, страх не перед тем, кто идёт, а за него. Девочка боялась, переживала и надеялась одновременно. Или это я такой впечатлительный? Нужно было в писатели идти, а не в физруки.
Шаги совсем рядом. Шум захватил меня и прошел сквозь меня и в наш круг втолкнули еще одного человека с пакетом на голове.
— Привет, — улыбнулся Юра и пакет резким движением сорвал. Вот и встретились. Мишка, хозяин Требухашки, уехавший в ночи тоже был здесь. Он был жёстко избит и весь в ссадинах и крови, но по крайней мере еще жив, хоть руки выкручены за спину и связаны. Его поставили на колени спиной к Юре и девчонке, поэтому первым он разглядел Андрюху. Вздрогнул, узнавая, и на меня посмотрел. Прямо в глаза. Просто в душу заглянул и я не смог прочитать его эмоции, потому что бля, слезами вдруг заливаться начал.
— Кто его убил? — прохрипел Мишка. Голос парня сильно изменился, будто он быстро постарел.
Я кивнул, показав подбородком на ухмыляющегося маньяка. Больше всего на свете я боялся, что он воткнёт нож парню в шею. Одним ударом — раз, и оборвёт ещё одну молодую жизнь, оборвёт ещё одну ниточку, уничтожив целую ветвь неродившегося поколения.
— Ты же обещал, — он обращался к тому, кто ухмылялся за спиной, но смотрел на тело Андрюхи. — Ты обещал не трогать их. Они ни при чём.
— Он сам набросился. Бешеный какой-то. Еле отбился, пришлось грохнуть, чтобы он меня не грохнул. Настоящий маньяк.
Парень посмотрел на меня. Я не видел в его глазах страха или беспомощности — он точно не боялся. Именно таких парней бьют исподтишка, стреляют в спину, режут горло сзади и взрывают в машинах. Тех, кто не боится врага. Именно поэтому я начал верить и молиться. Пусть маньяк только даст ему шанс, пусть не убьёт его сейчас,
