Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов
– Это не просто тела, – наконец сказал он. – Это её топливо.
Эти слова, произнесённые с ледяным спокойствием, повисли в воздухе. Пьер ничего не ответил. Его взгляд был прикован к двери камеры, за которой теперь лежали тела пяти жертв. Казалось, что каждое из них становилось частью чего-то, что нельзя было объяснить словами.
Когда Дюрок и Пьер вернулись в гостиную, никто из гостей не сказал ни слова, но каждый знал, что свершилось. Их взгляды невольно метались между дверью библиотеки и вестибюлем, где висела картина маркиза де Сада. Никто не поднимался, чтобы взглянуть на неё ближе, но все понимали: изменения уже произошли.
Катрин, стоявшая у окна, скрестила руки на груди, пытаясь сдержать дрожь. Она не смотрела на картину, но чувствовала, что на ней появилось новое лицо.
– Жанна, – тихо произнесла она самой себе.
Жанна была одной из тех, кто часто пытался сохранять рассудок, даже в этой ситуации, но теперь её место на холсте стало ещё одним напоминанием о том, что каждый из них может стать следующим.
– Мы все знали, что так будет, – сухо сказал Эмиль, который сидел в углу, нервно перебирая пальцами. – Каждый раз одно и то же. Её лицо уже там, верно?
Пьер бросил быстрый взгляд в сторону картины, но не встал. Его губы дрожали, когда он ответил:
– Да. Она… там.
– Это ритуал, – сказала Катрин, её голос был тихим, но в нём чувствовалась уверенность. – И он почти завершён.
Дюрок, стоявший у камина, смотрел на картину, но он не приближался к ней. Её цвет, текстура, лица – всё казалось слишком реальным, слишком живым. Он молчал, но это молчание говорило о том, что он обдумывает каждую деталь.
Пьер, напротив, нервно ходил взад-вперёд со смесью гнева и отчаяния на лице.
– Мы не можем просто ждать, – резко произнёс он, его голос сорвался. – С каждым разом она становится сильнее. Мы должны что-то сделать.
– Например? – резко спросил Эмиль, его голос был полон горечи. – Ты же сам говорил, что с ней ничего нельзя сделать. Она… это место… всё против нас.
– Мы должны понять, как это остановить, – вмешался Дюрок. – Любая система, даже такая, как эта, имеет слабое место.
Катрин медленно повернулась к нему.
– Мы нашли дневник, – напомнила она. – Там говорится о ритуале. Девять жертв, каждая из которых усиливает связь картины с… чем-то. Но там же сказано, что ритуал можно прервать.
– И как? – спросил Пьер, остановившись на месте.
Катрин помедлила, затем сказала:
– Мы пока не знаем. Но дневник намекает, что это может сделать только владелец картины.
Эти слова вызвали новую волну молчания. Каждый из присутствующих переваривал услышанное, но никто не хотел говорить первым.
– Вы хотите сказать, что это Пьер? – недоверчиво спросил Эмиль.
Катрин покачала головой.
– Формально, да, – сказала она. – Но в дневнике говорится не только о юридическом владении. Это что-то большее, какая-то связь…
– И что это значит? – резко перебил Эмиль. – Как он может разорвать эту связь?
Дюрок твёрдо вмешался:
– Это значит, что мы должны найти ответы ДО ТОГО, как ритуал завершится.
Катрин посмотрела на инспектора, её глаза блестели от подавленного страха.
– Но как мы узнаем, когда ритуал будет завершён? – спросила она.
– Мы узнаем, – ответил Дюрок, его голос прозвучал глухо. – Если мы не узнаем раньше, то это станет слишком очевидным.
Глава 14
Густой мрак обволакивал отель «Ля Вертиж», словно сама ночь нашла здесь свой вечный приют. За окнами свирепствовал ветер, бросая снег в стекла, будто пытался проникнуть внутрь. В гостиной оставшиеся в живых сидели молча. Каждый чувствовал себя так, будто его личный ад начал разворачиваться внутри, а тени прошлого становились все более и более реальными.
Катрин сидела у окна, глядя в темноту за пределами стекла. Но её сознание не принадлежало этому моменту. В её голове звучал голос, который она не могла игнорировать. Это был голос Жанны, холодный и исполненный упрёка.
– Ты могла меня спасти, – шептал он. – Но ты ничего не сделала.
Катрин сжала виски руками, пытаясь унять боль. Голос был неотличим от её собственных мыслей, но его тон, его непреклонность наполняли её ужасом.
– Ты оставила меня там, – продолжал он, становясь всё громче. – Ты видела, но ничего не сделала. Это твоя вина.
– Нет, – прошептала Катрин, но слова прозвучали неубедительно даже для неё самой. Она крепко зажмурилась, но голос продолжал проникать в её сознание, заполняя его обвинениями, от которых невозможно было укрыться.
Эмиль сидел на краю дивана, пальцами нервно перебирая лацканы пиджака. В его голове звучал голос Филиппа. Резкий, издевательский, он разрывал его мысли, не давая сосредоточиться.
– Ты жалкий, – насмешливо произнёс голос. – Ты прятался за чужими спинами, пока нас убивали.
Эмиль глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки, но голос становился всё громче.
– Ты слабак, – продолжал он. – Всегда был и остаёшься им. Почему ты ещё жив, а нас больше нет?
– Прекрати, – пробормотал Эмиль, но голос не утихал. Наоборот, он звучал так, словно Филипп стоял прямо за его спиной.
– Ты даже сейчас боишься посмотреть правде в глаза, – добавил голос, звуча колюче и резко. – Но ты не уйдёшь от этого. Никто из нас не уйдёт.
Эмиль дрожащей рукой провёл по лбу, его дыхание участилось. Он чувствовал, как страх и вина заполняют его изнутри, становясь невыносимыми.
Профессор Ренар стоял у камина в раздумьях, скрестив руки. Он пытался сохранять спокойствие, но изнутри его разрывали мысли, которые казались чужими, в то же время бывшие до боли знакомыми. Это был голос Антуана.
– Ты ничего не сделал, – говорил голос, звучащий с глухой укоризной. – Ты знал, что всё идёт не так, но ты молчал.
Ренар нахмурился и помрачнел. Он потряс головой, но голос не утихал.
– Ты считал себя умнее всех, но это не помогло ни тебе, ни мне. Ты мог меня спасти.
– Я не мог, – прошептал с болью в голосе Ренар. – Я не знал, что произойдёт.
