Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов
– Кто ещё мог знать о ваших ключах? – спросил он.
– Никто, – прошептал Анри, его руки начали дрожать. – Никто не знал…
– Но кто-то знал, – отрезал Дюрок. – И теперь у нас есть ещё один вопрос, который требует ответа.
Комната замерла в тишине, которая становилась всё более гнетущей. Лица гостей выражали растерянность, тревогу, а в глазах читалась смесь страха и недоверия. Анри, бледный и явно растерянный, продолжал судорожно рыться в карманах, словно надеялся, что ключи всё-таки найдутся, но его руки тряслись, а взгляд метался.
– Ключи у меня украли, – повторил он, теперь громче, но его голос был слабым, как у человека, пытающегося оправдаться.
Дюрок молча наблюдал за ним. Его взгляд был холодным, пронизывающим, и в нём читалось больше, чем просто сомнение. Он сделал шаг вперёд, оказавшись ближе к Анри.
– Кто мог это сделать? – спросил инспектор, его голос звучал сухо и твёрдо.
– Я… не знаю, – выдавил Анри. – Они всегда были при мне. Никто не знал, что у меня есть ключ. Никто…
– Значит, кто-то знал, – тихо, но резко отозвался Дюрок. – Кто-то следил за вами.
Катрин сделала шаг ближе, её глаза сузились, а голос звучал напряжённо.
– Вы уверены, что не оставляли ключи без присмотра? – спросила она, но её тон был не столько обвинительным, сколько настойчивым.
Анри покачал головой, но не ответил сразу. Его взгляд остановился на двери серпентария, словно он пытался осознать масштаб произошедшего.
– Нет, – наконец сказал он, но в его голосе прозвучала слабость. – Я всегда держу их при себе. Это правило… Я… не мог потерять их.
Дюрок перевёл взгляд на Пьера, который стоял чуть в стороне, напряжённо наблюдая за происходящим.
– Вы доверяли этому человеку? – спросил инспектор, его голос прозвучал резко, как удар.
Пьер нахмурился, его лицо стало мрачным. Он медленно кивнул и сдержанно произнёс:
– Анри работает со мной много лет. Он всегда был надёжным.
– Всегда? – повторил Дюрок, не скрывая угрозы.
Пьер ничего не ответил. В комнате снова повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь редкими шорохами.
– Это больше неважно, – наконец сказал Дюрок, нарушая молчание холодно и решительно. – Сейчас важно только одно: кто забрал ключ и зачем?
Он обернулся к остальным гостям, его взгляд скользнул по их лицам, задерживаясь на каждом чуть дольше, чем следовало. Гости, в свою очередь, смотрели на него с тревогой, но никто не проронил ни слова.
– Мы все здесь, – произнёс он медленно, – в замкнутом пространстве. Никто не мог прийти извне. Значит, кто-то из нас решил воспользоваться этими ключами.
Эти слова вызвали волну шёпота среди собравшихся. Катрин нервно сжала руки на груди, с подозрением глядя на остальных.
– Вы хотите сказать, что это кто-то из нас? – спросила она, пытаясь выглядеть сильной.
– Я не хочу ничего говорить, – жёстко ответил Дюрок. – Я констатирую факты. Кто-то знал о ключах и воспользовался ими. И этот человек находится здесь.
Эти слова эхом, отразились в комнате. Гости переглядывались, но никто не хотел признавать возможность того, что убийца был среди них. Каждый чувствовал, что это предположение было неизбежным.
Дюрок снова обратился к Анри.
– Ключи украли недавно. Вы уверены, что до последнего момента они были у вас?
– Да, – ответил Анри, его голос дрожал, но он старался говорить уверенно. – Я проверял их утром. Они были у меня.
– Значит, кража произошла в течение дня, – подытожил инспектор. – Кто-то воспользовался моментом.
Катрин нахмурилась, её глаза загорелись решимостью.
– Если это правда, – сказала она, – значит, этот кто-то должен был заметить, как Анри держит ключи. Этот человек знал, что они понадобятся.
Дюрок кивнул, соглашаясь с её выводом.
– Мы начнём с того, что выясним, где был каждый из вас в течение дня, – сказал он, обводя взглядом собравшихся. – И, поверьте, я найду того, кто за этим стоит.
Гости молчали. Никто не осмелился возразить. Инспектор Дюрок тяжело выдохнул, обводя взглядом собравшихся.
Тело Жанны, неподвижное и зловеще неподвластное времени, всё ещё находилось в кресле. Остекленевшие глаза женщины смотрели сквозь реальность, а её поза отражала последнее мгновение борьбы. Пьер отвёл взгляд, его лицо выражало смесь вины и усталости.
– Мы не можем оставить её здесь, – наконец сказал Дюрок. Его голос звучал глухо, как эхом отражённый от холодных стен библиотеки.
– Морозильная камера, – уже в который раз подсказал Пьер, и его голос дрогнул. – Её тело нужно поместить туда.
Дюрок коротко кивнул, не сказав больше ни слова. Он осторожно шагнул ближе к креслу, будто он боялся потревожить невидимые силы, которые, казалось, всё ещё присутствовали в комнате. Пьер последовал за ним. Его руки дрожали, когда он наклонился к телу Жанны.
– Возьмём её вместе, – предложил Дюрок.
Они осторожно подняли тело. Оно было холодным, почти ледяным, и, несмотря на хрупкость Жанны, удивительно тяжёлым. Каждый их шаг был медленным, вес тела тянул их вниз, придавая каждому движению непосильную тяжесть. Остальные гости, оставаясь в библиотеке, молча смотрели, не скрывая облегчения, что они не участвуют в этом.
Коридоры, по которым двигались Дюрок и Пьер, казались ещё более длинными, чем обычно. Свет ламп был тусклым, а тени, казалось, становились живыми, словно следили за каждым их шагом. Вздохи мужчин и редкий звук шагов на полу разносились эхом, заполняя гнетущую тишину.
Когда они подошли к двери морозильной камеры, Дюрок остановился. Его рука, привычно крепкая, теперь слегка дрогнула, когда он потянулся к дверной ручке. С тихим скрипом металлическая дверь открылась, выпустив наружу поток ледяного воздуха.
– Её место… рядом с остальными, – сказал Пьер, его голос был тихим, почти шёпотом.
Внутри камеры уже находились тела тех, кто стал жертвами этого жуткого места. Луиза, Антуан, Софи, Филипп. Каждый из них, несмотря на свою неподвижность, казалось, всё ещё рассказывал историю своей смерти. Жанна, с её искажённым лицом и остекленевшими глазами, теперь должна была занять своё место в этом ряду.
– Осторожнее, – тихо сказал Дюрок, когда они положили тело на одну из свободных полок.
Пьер отвернулся, его дыхание стало прерывистым. Он провёл рукой по лбу, словно пытаясь стереть воспоминания, которые, он знал, никогда не исчезнут.
– Каждое тело… – начал он, его голос был наполнен горечью, – каждый раз, когда мы приносим кого-то сюда, картина становится ярче.
