Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя
— Верно! — нетерпеливо воскликнул Оберон. — Ди часто выдавал себя за аптекаря. Но пусть она покажет тебе теперешнего Ди!
Последние слова он выкрикнул так громко, что я испуганно вздрогнула. Мадам Дюфе на парижской улице поскользнулась. Булыжники мокрой мостовой оказались в паре дюймов от моего лица, но тут возникла новая сцена. Я находилась где-то высоко, наверное, на балконе, и смотрела на небольшую комнату медового оттенка. Персидские ковры устилали пол, стены пестрели картинами. Потрескивало пламя в камине, и его блики играли на лице человека, сидящего в красном кресле.
— Я в настоящем! — крикнула я, вспомнив логово Ди под Ист-Ривер и псевдостудию канала ТСМ. Только ракурс был иной. Я смотрела на Ди сверху вниз, потому что видела его глазами женщины, изображенной на портрете. Теперь я поняла, что убежище колдуна имеет восьмиугольную форму.
— Похоже, он в башне, — сказала я.
— Как насчет окон? — спросил Оберон.
Я вперила взор в стену напротив меня. Она была забрана янтарными панелями и завешана полотнами, украденными из галерей. Но я случайно обратила внимание на узкую прореху между картинными рамами.
— Есть одно узкое… вроде бойницы в средневековой башне… только… проклятье!
— Что? — требовательно осведомился Оберон. — Что-нибудь видишь за окном?
— Ничего. Хотя нет. Красный свет вдалеке… Что-то наподобие маяка.
Оберон взорвался:
— Там может быть что угодно! Ей ничего не стоит перенести тебя в комнату при свете дня!
— Не думаю, — ответила я. — Прежние воспоминания для нее очень много значили. А сейчас мадам Дюфе вряд ли что-нибудь волнует.
Я с изумлением услышала хрипотцу в своем голосе. Постепенно меня охватила тоска, мука человека, навеки плененного в красках и холсте. Горечь пронзила меня насквозь, до костей. Мои глаза заволокло слезами. Изображение логова Джона Ди задрожало, поплыло передо мной, а огонек за узким окошком разбух, как умирающая звезда. И меня осенило. В памяти затеплилась догадка, которая переросла в уверенность. Возможно, это знание заложил в меня Драйк.
— Рядом находится маяк на вершине башни в Клойстерс! Я его видела из окна квартиры Уилла Хьюза.
— Значит, пункт Джона Ди — в том же доме, где апартаменты Хьюза, — предположил Оберон.
— Нет, в том районе, насколько я помню, есть только одна башня.
Я встала с дивана и бросилась к шкафу. Отец очень любил историю Нью-Йорка, и за годы я подарила ему немало разных книг об архитектуре. Я выбрала нужный том, быстро нашла то, что хотела, и вернулась обратно к дивану.
— На фотографии — водонапорная башня на Хай-Бридж,[82] — сказала я Оберону. Однажды я спросила у отца о роли этого сооружения. Роман объяснил мне, что ее построили в одно время с Кротонским акведуком для подъема влаги на более высокий уровень Манхэттена. — Она восьмигранная и соединена с водопроводом — по крайней мере, так было раньше. Многие годы она не используется, но туннели сохранились до сих пор.
— И они, — подхватил Оберон, — как раз и соединяются с новой системой в Бронксе, в водохранилище Джером-Парка. Ди запросто прогонит туман по старинным туннелям. Да, это имеет смысл.
Оберон выудил из кармана стопку стикеров и нарисовал на одном из них восьмиугольник.
— Ясно. Пересечение Сто семьдесят четвертой улицы с Амстердам-авеню, — кивнула я, подумав, что Оберон захочет записать адрес.
Однако король фейри рассек восьмиугольник вытянутой по горизонтали буквой «S». Получилась половинка символа бесконечности, а в середине картинки он поставил жирную точку.
— Что… — вырвалось у меня, но в следующее мгновение Оберон прилепил стикер к моему лбу. Мои губы, голосовые связки и тело вмиг окаменели.
НЕ В ТУ СТОРОНУ
— Мне очень жаль, Гарет, — шепнул Оберон. — Но Драйк оказался прав: ты становишься намного сильнее и проворнее, чем я ожидал.
Он наклонился ко мне совсем близко. Мне безотчетно хотелось увеличить расстояние между нами, но я не могла даже моргать. И я не дышала!
— Ты сумела общаться с прежними Сторожевыми Башнями. Конечно, они поведают тебе, почему ты не должна позволять мне завладеть шкатулкой. А твоя мать почти ничего от тебя не скрывала. Ты установила контакт с Маргаритой Дюфе и почти докопалась до сути.
Если бы я могла изумленно вытаращить глаза, я бы так и сделала… но, увы! Сколько времени я пробуду в таком состоянии?
— Около часа, — заявил Оберон, читавший мои мысли. — И наступит конец. Так о чем бишь я? Ах да, Маргарита Дюфе. На редкость несговорчивая Сторожевая Башня, да еще влюбленная по уши в вампира.
Образ из воспоминаний мадам Дюфе предстал перед моим замороженным взглядом. Мужчина в синем переливчатом камзоле и полумаске, украшенной перьями, приглашает меня потанцевать… Блеснули знакомые серебристые глаза… Уилл! Вот имя избранника мадам Дюфе!
— Я должен был их разлучить, — буркнул Оберон.
А я на миг снова очутилась на мокрой от дождя парижской улочке и застыла перед окном аптеки. Но, приглядевшись получше, поняла, что за прилавком находится вовсе не Джон Ди, а Оберон. Именно он продал художнику колдовские краски для «Ока возлюбленной».
Оберон улыбнулся.
— Порой мне кажется, что я целую вечность буду пытаться разлучить вас. Проходит сто лет, и я успокаиваюсь… думаю, что наконец-то разрушил связь между вами. А потом…
Оберон поднес руку к моей шее и уставился на отметины от укусов. А когда он выпрямился, я заметила краем глаза, как затрепетали крошечные крылышки.
— Вуаля! Вы опять вместе!
Он откинулся на спинку дивана. Шелест крыльев прозвучал ближе. Лол! Она парила над книжным шкафом, в нескольких футах позади Оберона.
— Одна жизнь сменяет другую, и вы опять находите друг друга.
Я зациклилась на Лол и перестала слушать речи Оберона, но его последняя фраза меня отвлекла. Что он имел в виду? Уилл говорил мне, что он, в принципе, не встречался с потомками Маргариты с тех пор, как они расстались в начале семнадцатого века. Но вскоре мое внимание окончательно переключилось на Лол, которая устроилась на верхней полке стеллажа в позе лотоса. Затем она сменила положение, ловко согнулась пополам и завела руки за спину, как пловчиха перед заплывом. И, приподнявшись на цыпочки, спрыгнула так стремительно, что превратилась в желто-оранжевое пятнышко. Она помчалась к стикеру у меня на лбу, чтобы снять заклятие. Однако Оберон мгновенно поднял руку и, не спуская глаз с меня, отшвырнул Лол в сторону.
Я услышала неприятный звук — фея обо что-то ударилась, но я все еще пребывала в зомби-состоянии и не могла повернуть голову.
— Бедняжка Лол, — вздохнул Оберон, поцокав языком. — Она очень к тебе привязана. Но она знает, какова цена любви к человеку вместо любви к себе подобным.
Он встал, и я перестала его видеть. Но спустя секунду он нагнулся ко мне, и я с изумлением увидела в глазах Оберона боль и сожаление.
— Тебе тоже пора это понять.
Затем он исчез из моего поля зрения, и я услышала его шаги на лестнице. Скрипнула и захлопнулась входная дверь.
Оберон оставил меня перед телевизором. Я сидела неподвижно, словно приготовилась смотреть любимое шоу. Картинка на экране замерла. Джон Ди притворялся Робертом Осборном и сидел у камина. Маргарита Дюфе грустно смотрела на меня. Оберон сказал, что я проживу около часа. Прошло, наверное, уже десять минут. Часы на дисплее видеорекордера показывали половину пятого. Итак, времени у меня немного. Неужели Оберон хотел, чтобы я видела, как уходят последние минуты моей жизни? Что за жестокость! Как я могла так ошибаться? В больнице он был добрым и приветливым. Он лечил Романа и Зака своей зеленой аурой… Отец! Кто позаботится о нем, когда я умру?
Глаза у меня защипало, но слезные протоки онемели. Правда, я не утратила способность мыслить. И я начала размышлять, почему Оберон поступил со мной таким образом? Он был искренне расстроен — будто действовал по принуждению. «…они поведают тебе, почему ты не должна позволять мне завладеть шкатулкой», — вспомнила я его слова. Ди утверждал, что Оберону шкатулка нужна исключительно для власти над человечеством. Значит, король фейри использовал меня, а теперь я ему больше не нужна. Кроме того, он испугался моих способностей. Но я все равно не могла смириться с тем, что он убил Лол и бросил меня умирать.
Электронные часы показывали шесть часов три минуты. В моем распоряжении — полчаса. Может, из больницы вернется Джей — ведь он там с середины ночи. Наверняка он захочет принять душ и переодеться. Но перед моим внутренним взором встало тоскливое лицо Джея, сидящего у кровати Бекки. Конечно, он не сдвинется с места. А ключ от таунхауса — только у него.
Правда, был один человек, для которого замки не являлись помехой. Уилл обещал, что навестит меня вечером — но когда именно? Уже закат… а Уиллу необходимо подкрепиться. Где он находит своих жертв? Или у него есть добровольные доноры? Мысль о том, что он в этот момент пьет кровь другой женщины, едва не вызвала у меня слезы. Но плакать я не могла.
