Крушение "Борта № 84" - Александр Зубенко
Звук повторился.
Вшу-уууххх…
Уже ближе и ближе. Зловещий. Тревожный. И это было неприятно.
Как будто лыжи скользили по снегу. Нет, не шелест листвы. Что-то мерзкое, леденящее душу.
Вот — снова.
Вшу-уу-уух…
Это что? У него в голове?
Петруха с сомнением глянул на лагерь. Пусть поспят. У троих на руках сохранились часы, и Семен отдал свои на время дежурства. Петруха всмотрелся в циферблат: полпервого ночи. До конца дежурства еще два часа. Нет — будить не буду, решил он. Пусть поспят. Потом меня сменит Гриша с ружьем!
И замер, прислушавшись. Далекий звук приблизился. Эх, ружье! Вот бы что сейчас его успокоило.
Обхватив крепче нож, Петруха взял горящую ветку. Перед сном они все сделали каждый по два самодельных факела, обмотав бруски обшивки рваной прожженной ветошью. Это на случай, если погаснут костры. Сейчас настал тот случай, когда нужно было взять в руки факел.
Что он собственно, и сделал. Макнув в огонь тряпье, поднял горящий факел вверх.
Сделал шаг в темноту.
Еще шаг…
Еще…
Отойдя на двадцать метров, встал среди карликовых сосен. Поводил в стороны горящим светом. Шахтерский фонарь — и один и другой — они решили сберечь на самый крайняк — как сказал Валька. А карманные фонарики вообще берегли как зеницу ока. В них батареек на два-три часа света. Поэтому и взял факел. Помахал впереди:
— Э-эй… — крикнул в темноту наугад. Сжал нож.
— Э-эй! Тут есть кто? — и сам поразился нелепости. Глупо было кричать в пустоту тундры. Если бы был человек, он светил бы фонарем издалека. И первый кричал, верно?
Значит, кто?
Вжи-у-ууу… — прошелестело эхо в ответ. И было эхо жутким, зловещим.
Петруха, сделав шаг, снова вслушался в полярную ночь.
Еще шаг…
Еще…
И… пропал.
Никто не проснулся. Никто не узнал. Парень ушел в темноту. Его просто не стало.
* * *
Еще не пришел час пробуждения, как всех на ноги поднял Гриша.
— Смена, подъем! — как привыкли все пробуждаться на вахту.
Четверо в двух шалашах вскочили, озираясь, дрожа от мороза. Внутрь заходило тепло от костра, но после сна все дрожали, озябнув.
— Что случилось? — бросил взгляд на часы бригадир. — Ты сменил Петра? Где он? Что-то не вижу.
— Потому и разбудил, — с тревогой признался Григорий. Сжимая ружье, обводил лихорадочно взглядом лагерь.
— Где он? — чуя неладное, встревожился Семен. Валька только еще выползал из навеса. Степан Поздняков тер спросонья глаза.
— Нет Петрухи! — озадаченно озирался по сторонам Гриша. — Я во сне повернулся на бок, бросил взгляд на часы. Давно уже наступило мое дежурство, а Петруха не будит. Вышел наружу. Нет никого. Обошел костры. Позвал в темноту: думал, может, в кусты по нужде отлучился. Звал минут десять. Обошел по периметру лагерь. Нет парня. Пропал.
— И что? — Вадим Андреевич принялся быстро направлять фонарь во все стороны.
— Не туда свети, бригадир, — направил его руку Григорий. — Вот здесь посвети. Следы уходят в гущу тундры. Туда — в темноту.
Строев в долю секунды метнулся к следам.
— Нашел! Все за мной! Если он обморозился и уснул в стуже, надо притащить к костру. Отогреть. Степан, Гриша, Семен — вы со мной. Валька, готовь кипяток, аптечку, одеяла.
— И спирт не забудь! — напоследок крикнул Семен. — Растирать.
И бросился к чахлым кустам-деревцам следом за всеми.
Потом были поиски. Следы уводили в сугробы. Светя фонарями под ноги, группа металась в снегах, пока не скатились в овраг.
Вот тут-то следы обрывались.
Скатившись по снегу последним, Степан Поздняков застыл в потрясении. Из глотки вырвался сдавленный всхлип, совсем как у Вальки:
— О-ох, че-ееерт!
Впереди стоящие застыли на месте, округлив глаза.
То, что предстало их взглядам, лишило напрочь рассудка.
…Прямо под ногами, в затоптанном лапами овраге, лежала куча чего-то красного и непонятного. Бесформенная масса омерзительно напоминала комок вывернутых внутренностей. Это было тело Петрухи — холодное, лишенное ног и отвратительно белое. Ноги были обглоданы до бедер, до костей.
Степан подавил позывы рвоты.
Лицо парня было неузнаваемо. Вместо него застыла на холоде маска СМЕРТИ. Один глаз был выеден. Другой смотрел в морозное небо остекленевшим взглядом. Половина лица, схватившись морозом, так и застыла в ужасном крике отчаяния. Кричал ли он? Кричал ли Петруха? Звал на помощь? Пытался будить остальных? И что чувствовал, когда его раздирали на части?
— Госпо-ди-ии… — простонал Семен, склонившись над телом — над его половиной.
Отсутствие ног привело друзей в ужас.
— Он не замерз! — с дрожью в голосе заявил Строев. — Он полз, пока его пожирали живьем.
— К-кто… пожир-рал? — запнувшись от ужаса, икнул Поздняков.
— Гляньте на следы лап, — обвел фонарем бригадир. — Их десятки! Два-три десятка. Они повсюду вокруг!
Куда бы ни проникал луч света, везде виделись углубления лап, словно здесь пировало зверье.
— Здесь были волки, — констатировал Семен. — Это их вмятины.
— Верно. Но не те волки, к каким мы привыкли, — с сомнением вгляделся Строев. — Не те арктические, что известны зоологам.
— А… а как-кие? — выбивая зубами дробь, плаксиво осведомился Степан — их новый член группы. — Какие еще могут быть волки, если… если они не арктические?
— Например, эти! — ткнул пальцем в следы бригадир. — Отпечатки, вероятно, огромных созданий, что еще никогда — повторяю — еще никогда не встречались людям.
— Новый, неизвестный человечеству вид, — поддакнул Семен. — Причем, вид громадных тварей, в два-три раза крупнее обычного полярного волка. Взгляните сюда, — указал он всем на вмятины лап. — Один такой след может перекрыть собой сверху отпечаток таежного тигра!
Все четверо уставились на колоссальный по размеру отпечаток.
— След вожака, — уточнил бригадир. — Вожака крупной стаи. Неизвестного нам, людям, вида. Остальные помельче, но и они впечатляют.
Григорий сжимал ружье. Семен водил лучом фонаря.
— Тогда, почему его не растерзали всего? — дрожащим пальцем указал Поздняков на изувеченный труп. Тело лежало в немыслимой позе, окоченевшее, разодранное. В нескольких местах были вырваны куски мяса прямо с одеждой.
— Почему не утащили, почему не обглодали до костей, если это были волки? — не унимался Степан. Его всего колотило. Руки-ноги ходили ходуном.
— Успокойся, коллега, — хлопнул по плечу Семен. — На нас не нападут. Судя по всему, они и не голодны были. Ты правильно подметил — иначе растерзали бы до конца.
— Тогда что? Не могут же звери бросать недоеденной жертву? Смотрите на раны: его терзал не один волк, а несколько сразу. И что? И не съели?
Он таращил глаза, не веря в этот жуткий, осязаемый ад.
Строев, напротив, был настроен решительно. В нападении не было
