Тёмная мудрость: новые истории о Великих Древних - Гари Майерс
— Вот о чём он толковал. Я уловила не всё. Но уразумела достаточно, чтобы понять, насколько разнятся наши стремления. Я стремилась быть со своим возлюбленным и отцом моего ребёнка. Он стремился лишь к своему богу. Но даже тогда я желала остаться с ним. И я так бы и поступила, если бы не одна вещь. Ангел сказал, что мне с ребёнком всё равно придётся сыграть важную роль в его великом труде, быть может, даже важнейшую роль из всех. Он не объяснил, какую именно, но мне это стало ясно. Моего ребёнка убьют, принесут в жертву в каком-то жутком обряде, ускоряющем божественное пришествие.
Девушка замолчала. Митч снова глянул в её сторону. Дэнни почти не переменила положения, но казалось, будто она съёжилась в тугой клубок, исходящий горем.
— Я верю тебе, — произнёс он, потому что следовало как-то отозваться. — Это не безумнее кое-чего ещё, что случается в наше время. Новости забиты бредовыми культами. Кажется, их с каждым днём становится только больше, под конец тысячелетия. Если они есть на самом деле, то почему бы не быть и такому тоже. И это весьма паршиво, поскольку означает, что нами заинтересуется не только закон.
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида.
— У нас сопровождение. Едут следом уже какое-то время, почти сразу, как мы бросили помощника шерифа. Может, это сам помощник быстро очухался и преследует нас. А, может, это его приятель. Но почему он держится в отдалении? Прямо-таки напрашивается оторваться от него, разве что…
Но Митч не договорил. Впереди показалось то, что закончило его фразу куда впечатляюще, чем удалось бы ему. Дорога там с обеих сторон была стиснута чёрными склонами холмов. Два пикапа стояли впритирку поперёк дороги, а перед ними — толпа людей с фонарями и оружием.
— Зачем сбавлять ход? — возразила Дэнни. — Гони прямо на них!
— Я не могу гнать на них!
— Тогда разворачивай!
— А если они начнут палить?
— Не начнут. Они не рискнут попасть в ребёнка.
Это прозвучало убедительно. Но, когда он развернулся и рванул прочь, то услышал звук выстрела, а за ним — ещё громче — звук лопнувшей шины. Митч ударил по тормозам, но у машины оказалось другое мнение. Она вильнула с дороги к правой обочине и нырнула носом в кювет.
Первой опомнилась Дэнни.
— Ходу, Митч, ходу! — гаркнула она. Затем девушка выскочила из машины и кинулась через освещённый кювет к тёмному склону по другую сторону. Митч задержался настолько, чтобы найти её фонарик, а потом выскочил за ней следом.
Поначалу они бежали под светом фар, но когда добрались до первого гребня, то очутились в кромешной темноте. Митч не желал включать фонарик, из страха выдать, где находится. Но не выдать, где он находится, было попросту невозможно, учитывая такую явственную просеку, проложенную ими в высокой, до пояса, траве. И было попросту невозможно не потерять Дэнни без фонаря. Поразительно, насколько быстро она удалялась. Митч поверить не мог, что кто-то, с таким сроком беременности, как у неё, сможет так передвигаться. Но ему следовало бы понять, что вечно это не продлится. Дэнни запнулась о пучок травы и рухнула лицом вперёд.
Когда Митч подошёл к ней и опустился рядом на колени, она перекатилась на спину.
— Ты цела? — задыхаясь, спросил он. — Подняться можешь?
— Вряд ли. Кажется, кажется, у меня…
Дэнни вцепилась ему в руку, словно утопающая.
— Ох, Митч, прости меня. Прости, что втянула тебя в это. Прости меня за всё.
Митч взглянул назад, туда, откуда они прибежали. Гребень полностью загораживал от него дорогу, но рёв моторов и обманчивая заря от света фар не оставляли сомнений в происходящем там. Он вновь повернулся к девушке.
— Ты в этом не виновата, — отвечал Митч. — Но теперь тебе нужно послушать меня. В таком состоянии, как сейчас, ты не сможешь идти дальше, а если мы остановимся, они нас схватят. Но у меня есть план. Я вернусь назад и постараюсь увести их подальше от тебя. Ты остаёшься тут, пока не услышишь, как погоня пройдёт мимо, а потом возвращаешься на дорогу. Я дам круга и встречусь с тобой там. Если удастся, мы уедем отсюда на одной из их машин. Ясно?
— Ясно, Митч. Но постарайся не слишком затягивать. Мне жутко.
Он успокаивающе похлопал Дэнни по руке, а потом мягко, но решительно отстранился.
Митч в одиночестве направился на вершину гребня, прямиком к огням и гомону. Он подполз к гребню на четвереньках и высунулся из высокой травы, чтобы глянуть на дорогу внизу. Там оказалось хуже, чем он ожидал. Внизу скопилось, пожалуй что, с полдесятка легковушек и грузовиков, а ещё, наверное, десятка два людей высыпали из машин и толпились под светом фар. Одного-двух Митч, вроде бы, даже опознал. Тот, который носил красную клетчатую куртку, мог оказаться стариком из закусочной. Другой, светловолосый мужчина в тёмном костюме, раздававший указания — это почти наверняка должен быть брат Ангел. Митч впился взглядом в этого второго, пытливо всматриваясь в лицо виновника всей этой суматохи. Но расстояние было слишком большим и чётко разглядеть его не удалось. Когда Митч заметил, что они расходятся и взбираются по склону, то поднялся на ноги и приготовился действовать по своему плану. Но в этот момент его внимание привлёк вопль до смерти перепуганной Дэнни.
Потребовался лишь миг, чтобы вернуться к ней. Но Митч уже опоздал её спасти. Дэнни лежала на спине, окружённая высокой травой, недвижимая и очень бледная в луче света от фонарика. Странно, насколько умиротворённой она выглядела, будто весь страх и боль последних мгновений даже не смогли её коснуться. Потому что самому Митчу никогда не удастся стереть из памяти то, что эти монстры с ней сотворили. Но как они сумели до неё добраться? И как сумели сделать то, что сделали, без малейших следов своего присутствия? Трава оставалась непримятой, а кровавая полоса была не такой, какой должна оказаться, если…
Его рассуждения прервал шелест полога травы позади Дэнни. Подняв луч фонарика, Митч увидел, что этот полог разошёлся и оттуда на него смотрит крошечное личико. Оно было маленьким, как и любое другое младенческое личико, таким же пропорционально нежным и на его бледно-восковой коже ещё оставалось достаточно крови, выдающей, откуда оно взялось. Но ничего младенческого не было в этих огромных тёмных глазах, противоестественно древних и мудрых. Ничего младенческого не было в этой безжалостной улыбке, незатронутой зрелищем человеческой боли и смерти.
