Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
Глава пятая. Встреча
– Быстрее! – крикнул Вик.
Я уже задыхалась и не могла не то, что быстрее, я и так же, как сейчас, больше не могла. Но электричка открыла двери и было понятно, что через минуту или две закроет. А следующая электричка приедет на этот край земли только завтра. А для меня это, как только что напомнил Вик, все равно, что никогда.
И я, стараясь не поддаваться панике и боли в боку, побежала дальше по траве. И добежала. И поднялась по корявым ступенькам на перрон. А потом прошла, задыхаясь, по щербатому асфальту и в последний момент успела перешагнуть щель между электричкой и проклятой реальностью, в которой не было ни Рихтера, ни, по сути, меня. Была только моя оболочка, измученная и потерявшая всякую привлекательность.
Я вошла в тамбур, Вик мелькнул за спиной, и двери вагона закрылись. Электричка едва заметно дернулась и поплыла по рельсам, набирая скорость.
Я вдруг подумала, что Рихтер становится мне ближе и ближе с каждым километром, с каждым оставшимся позади верстовым столбом. И с каждой минутой. Вот только я никак не могла представить, что будет, когда мы увидимся.
Пока это было невозможно в принципе или просто невозможно далеко, я представляла встречу легко, как полное и абсолютное счастье. А сейчас, когда до нее оставались считанные часы, а может, и минуты, мне было страшно. Страх начинался в висках и холодил их изнутри так, что голова начала болеть, как при простуде. Страх продолжался в шее, в груди, в животе и, кажется, даже не заканчивался вместе со мной, а тянулся следом бесконечным шлейфом. Мой страх. Он бы, наверное, затопил меня целиком, но я вспомнила – я люблю. Я люблю Рихтера. Рихтер любит меня. И это главное. А остальное, остальное как-нибудь сложится из того, что есть. Из любви, из страха, из возможности преодолеть любые преграды и невозможности превратиться ему и мне в кого-то другого, чужого и чуждого.
– Контролеры! – шепнул мне в ухо Вик.
Я подняла голову и увидела в углу вагона двух мощных теток в черной форме. Тетки подходили к пассажирам по очереди и проверяли билеты. У нас, конечно, билетов не было. Откуда бы?
У меня тоскливо заныло под ложечкой. Вот сейчас они дойдут до нас – и что? Нас высадят посреди лугов и бездорожья? Или начнут проверять документы и убедятся, что мы сбежали из карантина и находимся здесь на птичьих правах?
Но Вик держался уверенно. Он вытащил из кармана небольшую коробочку с прозрачной крышкой и сунул ее под нос первой тетке, которая к нам подошла.
У нее изменилось лицо. Раньше оно было непроницаемым, как каменная глыба, теперь чуть побледнело и покрылось крохотными бусинами пота.
– Это не билет, – чуть заикаясь, сказала она и вцепилась в коробочку.
Я подумала, что бы это ни было, вряд ли Вик сможет отобрать его обратно.
– Это гораздо лучше, – ответил Вик вкрадчиво. – Это гораздо лучше, чем целая пачка билетов.
Я думала, что контролерша разорется, но она посмотрела на Вика доверчивыми глазами маленькой девочки и кивнула.
– Намного лучше. В тысячу раз лучше, – бубнил Вик монотонно, словно читал заклинание или пытался загипнотизировать тетку голосом.
Судя по тому, что тетка молчала и кивала, ему это удалось. Но в этот момент подошла вторая проверяющая.
– Что тут у нас? – спросила она, и по интонации стало понятно, что на мирный исход дела рассчитывать не приходится. – Подкуп должностного лица при исполнении…
Она не договорила. Коллега ткнула ее локтем в бок и выразительно стрельнула глазами на коробочку.
– Мамочки! – охнула вторая контролерша. – Откуда? Как?
– С берега Илга, конечно, – спокойно ответил Вик. – В сезон цветения его открыли. На три дня. Мне хватило.
– Подождите, – попросила первая контролерша. – Но вы действительно отдадите его нам? Просто так?
– Ну почему же просто так? – пожал плечами Вик. – В обмен на билет. Даже на два билета.
– Цветок…
– Тише ты! – перебила вторая контролерша и быстро оторвала от рулона два прямоугольничка.
– Забирайте! Тут до конечной.
– Спасибо. А нам и нужно до конечной, – ответил Вик и улыбнулся улыбкой хорошего мальчика. – Надеюсь, эта маленькая история останется между нами?
Тетки синхронно кивнули и уже обе вцепились в коробочку. Вик отпустил ее.
– Пусть поможет. Но времени у вас немного.
– Мы знаем, сколько у нас времени, – улыбнулась первая контролерша.
И удивительное дело, ее лицо осветилось таким счастьем, как будто у нее сбылась давняя мечта.
– Что это было? – спросила я, когда в вагоне снова остались только пассажиры.
– Что-что, – проворчал Вик. – Цветок папоротника.
* * *
– Объясни мне, что такое цветок папоротника? – попросила я.
– А, так это очень просто. Трава такая. Можно собирать только одну ночь в году на берегу Илга. Из нее омолаживающий крем делают. Женщинам нравится – страшное дело. Потому и зовут цветком папоротника – типа чудо настоящее.
– А у тебя они откуда?
– Сам собрал. Ну ты думаешь, я чем занимаюсь? Брожу туда-сюда просто так? Нет. У меня, считай, бизнес.
– Ну и хорошо, – пожала плечами я. – А ночью ты пропал тоже из-за бизнеса?
– Ночью меня остановила патрульная машина. Там был отец той девчонки, с которой мы сюда попали. Кстати, это она меня выпустила. К тебе.
* * *
Город был серым, как будто его нарисовал на газетной бумаге художник-график, но хороших карандашей у него не было, и линии получались то неяркими, то кривыми, а то просто рвали бумагу, превращая асфальт и небо в полигон для трещин.
Мы шли, щурясь от непривычного едкого света, падающего с неба, будто бы и не солнечного, потому что солнца не было видно, а искусственного, напоминающего освещение в кабинете зубного врача. У меня даже во рту появился привкус временной пломбы и ваты, и захотелось сплюнуть лишнюю слюну в эмалированное корытце, подставленное медсестрой. Но никакой медсестры под боком не оказалось, корытца тоже, а плевать себе под ноги я так и не научилась.
– Странное место, – сказала я. – Как будто в нем пропадают цвета.
– Город как город, – пожал плечами Вик. – Просто пасмурно сегодня.
Я видела, что ему не по себе, но он изо всех сил старается не показывать этого. А я не могла понять – что его пугает, что не так. Если бы я раньше была здесь, то, наверное, о чем-нибудь догадалась бы, но я в первый раз