Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
* * *
Я подумала, что если бы это был Рихтер, то сейчас я бы выцарапала ему глаза. Или, по крайней мере, дала такую пощечину, что запомнил бы надолго. Потому что это верх подлости – бросить меня одну ночью, на насыпи, и потом говорить, что знал, что я его найду.
Но то было бы с Рихтером. С моим Рихтером. Который никогда бы так не поступил.
А сейчас передо мной стоял совершенно чужой человек, который ничем был мне не обязан. Значит, и вести себя с ним нужно как с чужим. Мало ли, что я про него миллион раз читала в сети? Это мне он после этого кажется близким знакомым, а я-то ему – нет.
– Хорошо, что знал, – спокойно сказала я. – А я тебя ждала до утра, а потом ушла. Вдоль насыпи.
– Правильно сделала. Я же тебя звал.
– По навигатору? – хмыкнула я.
– По навигатору, – кивнул он.
– Ну вот я пришла. И что дальше?
– А дальше я отведу тебя к твоему Рихтеру.
У меня затряслись руки, и в горле стало тесно и больно. Мне захотелось спросить его, где Рихтер. Спросить и мчаться туда, наплевав на все условности. И вообще на всех. Но я как будто онемела. Только стояла напротив Вика и смотрела на него широко открытыми глазами.
* * *
Мне было все равно, где мы. Мне было наплевать, сколько идти и по каким дорогам. Меня не волновало ни то, как я выгляжу, ни то, что внутри разгорается непонятная боль. Сперва.
Сначала эта боль меня жгла крохотной искоркой, потом искра подросла, но зато будто чуть-чуть остыла, а потом превратилась в огненный шар размером с кулак, не меньше.
Я остановилась и еле смогла сказать:
– Стой. Я сейчас… Всё.
И упала в траву, не соображая, не слыша и почти ничего уже не чувствуя, кроме этого огненного шара.
Вик остановился, обернулся и за мгновение будто стал старше.
– Сейчас, – сказал он. – Потерпи, пожалуйста!
Я не знала, что он сделает сейчас, но ничего, кроме как «потерпеть», мне не оставалось. А он рывком расстегнул карман на груди, вытащил серебристый баллончик и сел на траву рядом со мной.
– Открой рот.
Я хотела спросить, что это у него, но сил не хватило. А вот рот открылся сам, и Вик направил баллончик так, чтобы струя из него попала как можно точнее. И она попала – в рот, в горло, и даже, кажется, глубже, чем это в принципе могло быть.
Я задохнулась, перед глазами поплыли радужные пятна, сердце сжалось, а потом то ли забилось тихонько, то ли вовсе замерло.
Не замерло на самом-то деле. Я вдохнула прохладный, пахнущий почему-то сеном воздух, стряхнула с ресниц слезы и поняла, что нет больше обжигающего шара. Ни шара, ни искры, ничего.
– Отпустило? – спросил Вик.
Я осторожно кивнула. Он помог мне подняться, но я все равно боялась. Вдруг сейчас опять заболит от резких движений или просто закончится действие лекарства?
– Ничего, это бывает, – сказал Вик.
Голос прозвучал ровно, как будто он сам ничего особенного в моем приступе не заметил. Подумаешь, упала девчонка. Вон, говорит, бывает. Не скажу, что меня это успокоило, но, с другой стороны, если бы Вик сейчас надо мной трясся, я бы испугалась еще сильнее.
– Что бывает? – все-таки уточнила я.
– Плохо. От воздуха. От воды. И вообще. Тут же все другое. Думаешь, зря нас на карантин посадили?
– А не зря?
– Ну такое не очень часто случается. Но с теми, кто здесь в первый раз, не так уж и редко. У меня было.
– Так ты уже сколько туда-сюда попадал?
Вик усмехнулся:
– Да я только и делаю, что попадаю. Главное, что лекарство есть. И не те, дурацкие, из аптечки, а нормальное. Местное.
– Откуда, кстати?
Вик прищурился:
– Ну я же сюда тоже не с пустыми руками приходил. У местных тоже кое-чего нет, что у нас есть.
– А чего нет? – не отставала я.
Идти мне было еще страшно, а стоять и болтать – в самый раз. К тому же и узнать хотелось хоть что-нибудь про этот непонятный мир. Или вовсе не мир, а закуток нашего мира, просто хорошо огороженный?
– Ну чего, – как-то сразу потерял энтузиазм Вик. – Я тебе скажу, а ты же меня будешь считать чудовищем.
– Не буду, – пообещала я. – Ты меня сейчас спас, в конце концов.
– Ну спас. Но это для собственного удобства, можно сказать. У меня на тебя большие планы.
Я отшатнулась от него.
– Какие планы? Я думала, что мы сейчас пойдем к Рихтеру.
Даже от одного слова «Рихтер» мне стало чуть теплее и на душе, и в сердце. Как же я его люблю. Как же я без него живу столько времени. Как?!
– Пойдем-пойдем, – успокоил Вик. – Рихтер – это святое.
Ох, как мне не понравилось его выражение лица, которое появилось при этих словах!
– Ну ладно-ладно, – сказал Вик. – Я пошутил. Чего ты? Мои планы очень просты. Я отведу тебя к Рихтеру – сделаю доброе дело. Сам себя опять зауважаю. А то уже как-то перестал. Вот и все.
– Хорошо, – кивнула я. – Но ты и так вполне заслуживаешь уважения.
Мне показалось, что прозвучало это довольно убедительно.
– Пойдем уже?
– Пошли.
– А как ты узнал, где его искать?
Вик посмотрел на меня внимательно:
– Ты мне не веришь, что ли? Все же просто. Этот мир – он как наш, только чуть-чуть другой. Если в нашем мире Рихтер учился в музыкальной школе города N, значит, и в этом мире он в ней учится. Но разница тоже есть, конечно. Скорее всего, здесь у него пальцы не сломаны. Скорее всего, здесь он может стать профессионалом.
– Ясно, – кивнула я. – Пошли.
И мы пошли.
У меня в голове что-то звенело. Негромко, жить особо не мешало, но мне все равно не нравилось. Это напоминало многоголосый писк комаров, который можно услышать в мае, где-нибудь у реки, но там, где нет ветра, зато есть густая тень.
– Как-то мне опять не очень, – честно призналась я Вику. – Даже в ушах звенит.
– Ну ты даешь, – остановился он. – Ты правда, что ли, решила, что это в ушах?
– А где?
– Это от Станции. Она всегда так гудит ближе к полудню. Не парься.
– Какая станция?
– Железнодорожная.
– Тут есть железная дорога? – удивилась я.
– Тут все есть. Просто мы на краю мира. А чем дальше, тем реальней. Да нет, я далеко не был. Но
