Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова
Я кивнула и вцепилась ему в рукав, чтобы не свалиться. Лезть на насыпь оказалось совсем трудно, песок под ногами скользил и норовил столкнуть нас вниз. Нужно было изо всех сил вдавливать подошвы и держаться руками – не друг за друга, как я собиралась сначала, а за комья земли и стебли, торчавшие кое-где под ногами.
В общем, наверное, не повредило бы держаться и зубами, и чем-нибудь еще, если бы это что-нибудь у нас было. Но ведь не было.
Стебли мгновенно расцарапали кожу, в сапоги набилась грязь, натирающая и без того горящие ступни.
– Я не могу, – прошептала я, в очередной раз свалившись на колени.
Вик схватил меня за шиворот и подтянул к себе. Я вцепилась в него и встала. И увидела, что до верха насыпи каких-то полметра.
– А-а-а! – выдохнула я и почти прыгнула.
– Тише ты! – прошипел Вик. – Шею свернешь.
И снова подхватил меня.
С другой стороны насыпи мы съехали, раздирая одежду ветками и жесткой травой. Один раз я зацепилась всерьез и, кажется, порвала плащ. Но разбираться и рассматривать себя было некогда. Шум мотора стал громким-громким, и у меня заложило уши. Но это, может, и от страха. Сердце-то билось как ненормальное и ладони вспотели, хоть вытирай.
– Сиди внизу, – велел Вик. – А я гляну.
И быстро вскарабкался обратно на насыпь. Он лез ловко, и мне показалось, что его глаза видят в темноте. Иначе как бы он ни разу не споткнулся и не упал?
Когда Вик оказался наверху, для меня он исчез. Даже тени, даже неясного силуэта не осталось. И я почувствовала, до чего же мне страшно.
Двигатель зазвучал тише. Наверное, машина проехала мимо Вика. Наверное, все хорошо, и сейчас он вернется.
Я осторожно перевела дух и приготовилась ждать. Зря. Вик не вернулся ни через пять минут, ни через десять. Ни к рассвету.
Глава четвертая. Чтоб я провалилась
Когда окончательно рассвело, я вытерла слезы, подобрала рюкзак и пошла вдоль насыпи. Мне было так плохо, что мысли еле ворочались в голове. Думать не хотелось, идти тоже. Но сидеть там, где провела всю ночь, сперва надеясь и вздрагивая от каждого шороха, а потом отупев и ничего не чувствуя, я больше не могла.
И было еще одно – вернее, одна причина. В моем рюкзаке что-то пискнуло и заговорило человеческим голосом. Сперва я решила, что рехнулась. Потом вспомнила про навигатор и стало легче, потому что это на самом деле он разговаривал. Включился и вопил: «Маршрут построен! Маршрут построен!»
Я начала рассматривать карту вокруг этого самого маршрута и, конечно, ничего не поняла. Не было там ни названия шоссе, ни домов, ни улиц, только линии, непонятно что изображающие, насыпь и какой-то красный квадрат на ней. Конечная точка маршрута, не иначе. Ладно, глюк так глюк. Но идти мне куда-то было нужно. Почему не туда?
Насыпь казалась бесконечной, тропа под ней то прерывалась и тогда приходилось идти напрямик по траве, то опять появлялась, и становилось чуть легче. Я промочила ноги, замерзла и, кажется, простудилась. В горле что-то мешало, левое ухо заложило, я слышала ветер и птиц как через слой толстой ткани.
Минут через десять я увидела в склоне насыпи дверь. Когда-то, в другой жизни, в которой были родители и Рихтер, нам попадались на глаза такие под Кольцевой дорогой. Не знаю, что за тайны скрывались под Кольцевой, но те двери всегда были закрыты. А эта скрипела и качалась на ветру.
Я не думала, что в помещении под насыпью сильно согреюсь или что одежда обсохнет, но зато появилась надежда: а вдруг окажусь на той стороне.
Судя по навигатору, именно там была конечная точка моего маршрута. Жаль только, что заряд аккумулятора закончился, и навигатор пискнул и отключился.
Я распахнула дверь. Передо мной открылось сырое помещение, больше похожее на пещеру, чем на комнату. На улице грело солнце, а здесь от стен тянуло холодом, промозглым, пробирающим до костей. И не было никакого тепла, ни сверху, ни снизу. Освещения тоже не было, только свет, попадавший с улицы через дверь, немного разбавлял темноту, и она казалась не сплошной, а полупрозрачной и мерзкой, как слабенький растворимый кофе.
Через несколько шагов я увидела у противоположной стены прямоугольник второй двери, тоже не закрытой. Под ногами что-то захлюпало. Я сперва удивилась, но подумала, что это просто лужа после дождя.
Идти стало неуютно, но я решила не возвращаться. В конце концов, ноги и так промокли, подумаешь. Хуже не будет.
Я сделала шаг, еще шаг, а потом почувствовала, что подошвы скользят, и что еще чуть-чуть, и я упаду. Руки попытались найти, за что схватиться, но пальцы проехались по гладкой влажной стене и не нашли ни выступа, ни ниши. Ничего там не было.
Я попыталась затормозить сапогами, но не успела. Пол закончился то ли высокой ступенькой, то ли обрывом, и последняя опора под ногами исчезла.
Это было страшно, но я настолько отупела от усталости, что даже бояться по-человечески не могла. Вроде бы на щеках появились слезы, но это было не точно. Вроде бы я прикусила губу и, может быть, даже до крови. Но и этого никто бы не смог проверить.
Наверное, со мной случился обморок. Или я уснула. Или сошла с ума. Но на какое-то время сознание провалилось в черную глубину, гораздо более дальнюю, чем яма, в которую я упала. Меня как будто не стало. А может, и не как будто.
Когда я открыла глаза, тут же захотелось зажмуриться. Солнце светило ярко, смотреть на его свет не было никаких сил. Я повернула голову, чтобы не ослепнуть, приподняла ресницы и увидела огромное голубое небо. Мне показалось, что оно везде – надо мной, слева от меня, справа, сзади, впереди. И даже, может быть, я лежу на чем-то таком же голубом и прозрачном. Через минуту, когда глаза немного привыкли, я поняла, что лежу-то как раз не на голубом, а на зеленом. На яркой, почти изумрудной траве, с мягкими короткими стеблями и крохотными листьями. Мне было уютно, тепло и легко, словно я проспала спокойную ночь на удобной кровати, а теперь проснулась, и впереди меня ждет душ, завтрак и много приятных дел.
Тут я подумала, что одно дело меня точно ждет, и это как минимум. Нужно встать, осмотреться и понять, могу ли я идти дальше и, если могу, то куда.
– Привет! – сказал
