Кого не взяли на небо - Клим Мглин
Аглая Бездна послушно метнулась прочь, и вскоре вернулась с пожелтевшим от времени мешочком. Лохматый барабанщик сыпанул дорожку на тусклое лезвие армейского ножа и поднёс к открытой кровоточащей ране, зияющей на бедре распятого.
— Выкладывай, паскуда, всё о вашей горе-группировке, — лезвие накренилось — желтоватая струйка пролилась на красную, сочащуюся плоть.
Пронзительные вопли вознеслись вверх, под купол храма, где грустно улыбались нарисованные ангелы.
* * *
— Что там случилось? — спросил Якоб.
Герта покачала головой и сплюнула, но тягучая слюна не упала, а повисла, покачиваясь длинной жёлтой нитью. Она помогла себе рукой, скинув неудавшийся плевок на пол.
Девушка сидела на табурете, а толстяк возвышался сверху — злой, седой, с опасной бритвой в руке. Якоб плеснул ей на голову водки — Герта зажмурилась, в уголках глаз появились слезинки.
— Ну? — жирные пальцы повара грубо схватили остатки волос на её окровавленной плеши, бритва издала противный треск — к глубокой ране, оставленной гранитной крошкой кладбищенской ограды, прибавился свежий порез.
Снова полилась водка. Герта отклонилась, развернулась и выхватила у толстяка бутылку. Припала к горлышку, Два огромных глотка. Выдох. Ещё два.
— Ты невесть что возомнил о себе, старик. Да кто ты такой?
— Напомню, — Якоб схватил её за плечи и снова развернул спиной к себе, — Я тот, кто пожалел прекрасную грудь твоей матери, поэтому в младенчестве ты терзала отвислые сиськи моей никчёмной жёнушки. А твоему покойному отцу, что прикрыл меня от пули своим телом, я обещал, что позабочусь о тебе. И поверь — если для твоего блага понадобится тебя убить, я без раздумий убью. Отвечай, кто положил десяток наших и где Хансель?
— Призрак в женском платье. Он был быстрее ветра, — Герта уставилась в точку перед собой, — Он убивал нас длинным мечом. А иногда превращался в огромного волка, стоящего на задних лапах. Тогда он звал меня по-имени.
Якоб отложил бритву и отобрал у неё бутылку. Покопался в кармане своего засаленного поварского передника. Рука вытащила горсть таблеток.
— На-ка вот, — он втиснул кругляшки в женские, плотно сжатые губы, — Сейчас быстренько залатаю, потерпи.
Он снова плеснул водки и воткнул в обритую кожу головы толстую швейную иглу. Герта заскрипела зубами.
— Ещё стежок, — толстые пальцы двигались весьма проворно — они прекрасно управлялись и с иглой, и с кухонным ножом, и со спусковым крючком любого оружия.
— Хансель остался лежать на окровавленных могильных плитах. Эта тварь ударила его пять раз, я сама видела — стояла рядом. Она не тронула меня. Я и оставшиеся в живых бежали.
— Ложись спать, — толстяк вытер руки о свой замызганный передник, — Я схожу к бойцам, перетрём, покумекаем. Завтра съезжу к нашим гостям — заберу труп твоего брата. Заодно осмотрюсь. Не переживай, мы их накажем.
Он помог ей подняться с табуретки. Перекрытая водкой, обезболивающими и транквилизаторами, девушка едва держалась на ногах.
— Вот так, порядочек, — он уложил её — грязную, окровавленную на мягкую перину, застланную свежими простынями; аккуратно прикрыл одеялом, разрисованным мишками, уточками и лосятами.
— Спи, лапушка, — старик нежно поцеловал её в лоб и вышел прочь, аккуратно притворив за собой дверь.
* * *
Помещение столовой переполнилось; два десятка бойцов, не участвовавших в провальном штурме кладбищенской кирхи сгрудились возле выживших участников ночного набега — внимали рассказам очевидцев. Обритые головы, покрытые шрамами свирепые рожи, свёрнутые носы, квадратные подбородки, недельные щетины, запах перегара и едкого пота.
— Я отклонился от её меча, ударил эту тварь прикладом, и выстрелил в упор пять раз кряду. И, прикиньте, не попал. А она уже сзади, и не поверите, братцы, не баба это, а огромный зверюга, волколака галимая.
Недоверчивые вздохи, угрюмое сопение, хриплый скорбный кашель.
Толстый повар знал многих из этих отморозков ещё до крушения мира. Ветераны бандитской грядки, которой заправлял его друг, старый Садулис, задолго до Судного Дня. А когда неистовый Садулис принял пулю в сердце, руководство бандой перешло к его отпрыскам, близнецам Герте и Ханселю, а Якоб взвалил на себя тяжкий груз власти «серого кардинала».
— Когда мы к погосту пробирались, над кладбищем ворон летал, размером с собаку, смерть нам пророчил человеческим голосом, сам слышал.
Смешки, цоканье языком, насмешливые комментарии.
Бойцы почтительно расступались, пропуская толстого повара. Многие из них появились в банде уже после Дней Гнева. Пришедшие были, в основном, уголовниками. В пятнадцати километрах от городка находилась колония, небольшая, особого режима. Когда рухнул мир, тюремные ворота распахнулись, немногие выжившие заключённые, те, которых не коснулась благодать господня, отправились бродить по искалеченному миру. Группировка, обосновавшаяся в опустевшем городке, росла и крепла.
— В церквушке нас уже поджидали — пацанов десять, не меньше. Да не вопрос: мы бы и их положили, у нас базука с собой была и гранат к ней ящик. Так то так: мы эту часовенку разнесли бы к хуям собачьим, если бы не сука эта оголтелая, что с мечом меж нас нарисовалась. Один взмах и головы нет, второй — и руки нет, как нет... Скажи, Смачный.
Смачный молчал, лишь протягивал вперёд обрубок правого, татуированного тюремными наколками предплечья.
Герта охотно принимала зеков в свой отряд. Дисциплину насаждала жёстко, практикуя публичные казни провинившихся и безудержные поощрения отличившихся. У этой девочки и до Судного Дня был несгибаемый стержень внутри, а Апокалипсис сделал железной её всю. Старый Якоб радовался успехам воспитанницы. Да что там радовался — старик души не чаял в этой беспощадной суке. Через год после Трубного Зова, группировка Герты подмяла под себя выживших городка. Обложила налогами, охраняла. Бодалась с подобными себе шайками, каталась по осквернённой Прибалтике, собирала подарочки: провизию, оружие, технику, рабов, всё ценное. Шесть лет так жили — не тужили. Дрались с пришлыми; частенько и сами отправлялись пограбить. Иногда побеждали, иногда проигрывали. А год назад Герта узнала, что на военной базе натовских морпехов кто-то выжил. Семеро постапокалиптических канадцев погибли, забрав с собой в могилу пятьдесят нападавших. Герте достались несметные сокровища, но группировка истаяла, превратилась в жалкий отряд. К тому же её мечта не сбылась — ядерных боеголовок на территории базы они так и не нашли, слава Господу. Девчонка мечтала взорвать одну над Балтикой — не со зла, а просто на гриб посмотреть. Атаманша обозлилась, замкнулась в себе, заперлась на отжатой базе с остатками отряда. Пацаны, разочарованные этаким отшельничеством, всё чаще вставали на тапки, а
