Кого не взяли на небо - Клим Мглин
«Йоля», — понял сержант, — «Режет их в темноте, как свиней».
— Пойдём-ка, тёте поможем! — задорно предложил гигант и, разбежавшись, сиганул в примеченное для несостоявшегося отступления окно, выдавливая своим телом витраж, изображающий овцу и коленопреклонённых седобородых старцев вокруг.
Глава третья. Та, что красит волосы кровью врагов
На ржавом кресте покосившейся колокольни сельской церквушки, с иссечёнными пулями стенами и огромной дырой вместо фасада, сидел громадный ворон, уставившись вдаль неподвижным взглядом агатовых глаз. Дождь лил пятые сутки кряду, но его холодные капли не докучали величественной птице. Он раскрыл огромные крылья и победоносно прокричал в тёмное, свинцовое небо.
Светало. Аглая Бездна, блуждавшая среди древних могил, с тремя автоматическими винтовками за спиной и сумой, набитой боеприпасами, наткнулась на очередной растерзанный труп. Человек сидел, привалившись спиной к надгробию: ноги широко разведены, руки сомкнуты на страшной ране, начинавшейся от шеи и раскроившей туловище до самой промежности. Внутренности вывалились наружу и лежали в луже крови и говна. Аглая ещё раз внимательно посмотрела на сидящего и её вырвало — мощно и обильно. Подобрав с земли винтовку мертвеца, она поплелась дальше, не удосужившись проверить его карманы.
— Мелкая, дуй сюда, — донёсся сбоку голос сержанта. — Этот ещё может говорить.
Среди серых надгробий Аглая обнаружила Монакуру; тот склонился над лежавшим на боку человеком. Раненный выглядел так, будто повздорил с пьяным самураем. Кровоточащие порезы покрывали его тело, но ни один из них не являлся смертельным. Аглая Бездна подошла ближе. Последний из атакующих, из тех, кому не удалось сбежать.
— Монакура, ты врубаешься? Она его слегка порезала, а потом бросила здесь истекать кровью. Она же навзничь ебанутая, — прошептала, тревожно оглядываясь, ошеломлённая девушка.
— Мы уложили четверых, мелкая. Всего четверых. А она зарубила шесть человек. Средневековым мечом, в полной темноте, окружённая со всех сторон врагами.
Аглая приблизилась к замершему на месте барабанщику — синие бездонные глаза встретились с пугающей чернотой её взгляда:
— Восхищаешься ей? Ты влюбился, дурило старое?
Отставной сержант ничего не ответил — ухватив раненного за шиворот куртки, он потащил его, словно мешок гнилой картошки, в сторону церкви. Бездна подобрала очередной ствол и, стеная от тяжести, поплелась следом.
На углу здания, под ржавым дождевым стоком, стояла абсолютно голая Йоля, воздев руки вверх, навстречу потоку воды. Белую кожу плеч покрывали многочисленные веснушки, а всё тело — не менее многочисленные царапины, ссадины и синяки. Большие розовые соски более чем скромных грудей, затвердели и соблазнительно торчали в разные стороны. Волосы отмылись от грязи и отливали красной медью. Она негромко напевала что-то в минорном ключе. Раздувая ноздри, словно бык, учуявший тореадора, Монакура, замедлился, зачарованный открывшимися ему видами.
Раненный, приметив голую поющую девушку исступленно забился об землю и, издав жалобный вскрик, обхватил двумя руками сапоги сержанта. Монакура высвободился из страстных объятий и неохотно продолжил путь, часто оглядываясь назад.
* * *
— Звание, имя. Кто, откуда, почему, и так далее — по порядку, с чувством, с толком, с расстановкой, — обратился Пуу к пленнику, привязанному к распятию в позе повторяющей оригинал.
Бывший диверсант нагревал чугунную кочергу в пламени костра, разложенного перед алтарём.
Раненный молчал, мышцы лица подрагивали, взгляд прикован к пламени. Из-за его плеча выглядывал улыбающийся красными губами Иисус.
Огромный барабанщик влепил ему оплеуху.
— Ммм, — замычал пленник.
— Значит отказываешься докладывать, — обрадовался гигант, вытаскивая раскаленную железяку из костра.
— Монакура, больной ты на голову ублюдок! — рассмеялась Аглая Бездна.
Она забралась на алтарь и вытащила кляп, плотно засунутый пленному в рот.
— Говори, иначе он тебя съест, — она сострадательно посмотрела на пленника и, открыв канадским штык-ножом консервную банку, уселась у костра.
— Воняет, как хер собачий! — отшвырнув жестянку, она потянулась за следующей.
Сержант поднял брови, швырнул кочергу обратно в костёр, и поднял отвергнутую провизию. Понюхал.
— Мелкая, это сардины, они всегда так пахнут, — заключил он, — Неужто не помнишь: сардины в масле, сардины в томатном соусе, сардины на завтрак, сардины на обед и, если останется, на ужин... Чего это ты там нашла? Вкусненькое?
— Ананасы, — с набитым ртом ответила девушка, — Смотри, — указала на двери кирхи, — Она реально блаженная.
Обнажённая Йоля шла будто по подиуму — лисьей походкой, ставя ступни на воображаемую линию. В одной руке она бережно несла меч в потёртых ножнах, в другой постиранное чёрное платье в белую крапинку. На правом бедре и части бритого лобка таился искусно изображённый дельфин на фоне океана. Когда владелица татуировки переставляла свои роскошные ноги, создавалась чудесная иллюзия движения блестящего красавца по катящимся голубым волнам.
— Меня зовут Хансель... Мы пришли с натовской базы... Она тут недалеко... Герта, моя сестра, она главная... Мы вас приметили ещё на въезде... У нас патруль стоял перед городом... Проследили, решили ночью напасть... — торопливо и бессвязно затараторил человек с креста, в ужасе глядя на приближающуюся девушку, — Уберите её от меня... Христом богом прошу...
— Тише, тише, — улыбающийся сержант снова подхватил раскаленную докрасна кочергу.
— Ты молодец, Хансель, — похвалил он пленника, — В твоём положении самое полезное действо — предавать своих. Однако я приказал тебе сделать это стильно, членораздельно и лаконично. Ты же вещаешь, будто базарная бабка. Вот тебе первый урок.
Раскалённая кочерга впечаталась в наиболее скверный порез на теле распятого. Раздался шипящий треск — в воздухе запахло палёным мясом. Бедняга Хансель широко разинул рот, и бешено вращая красными глазами, попытался исторгнуть вопль, но выдал только невнятный шелест.
— На вашей базе бабы есть? — вполголоса спросил сержант, отводя глаза от голой Йоли, — Нормальные бабы?
Предводительница остановилась, привлечённая ходом допроса. Она подошла к сержанту вплотную и погладила по заросшей щеке.
— Малыш, нет сейчас никого нормального, — Йоля обвела пространство церкви зажатым в руке мечом, — Мы все тут ненормальные, а нормальные давно уж одесную господа нашего, там, — она показала мечом на потолок, где кружились нарисованные крылатые ангелы среди белых облаков, — Там, в раю.
— Я приду к тебе погреться сегодня ночью, — пообещала она, глядя в бездонные голубые глаза, грозно пучившиеся на красном лице.
— Только меч сними, — ухмыльнулся сержант, — Ладно, Хансель, ты ещё не ушел? Продолжай предавать своих и предавай, сука, подробно. Мелкая,
