Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
Внезапно тот словно копьем ткнул рукоятью секиры в нижний край Торова щита, а затем нанес удар сверху так сильно и быстро, что Кнут едва успел увернуться. Не давая ему опомниться, Турс рубанул над самой землей, метя в ноги. Ловко подпрыгнув, так что лезвие прошелестело у самых его подошв, Кнут в свою очередь ударил в голову, но Турс принял выпад на древко, вскинув секиру перед собой и врезал Кнуту обухом в ухо, так что шлем зазвенел на всю округу.
Ошеломленный Кнут попятился, а Зимний Турс ринулся на него, вскинув топор. Используя длину рукояти, он рубил по щиту противника, не позволяя тому приблизиться, и теснил к краю площадки. У Кнута мелькнула мысль, что брат забыл, кто в этой схватке должен одержать победу, и намеревается вытеснить его, чтобы утвердить вечную власть зимы. Он с трудом оборонялся, подставляя щит под углом, чтобы лезвие соскальзывало с него, но было ясно, что долго он так не продержится. Сам Кнут понимал это лучше всех. Выбрав мгновение, он бросился вперед; щит его хрустнул под страшным ударом, зато Кнут сумел подойти к противнику почти вплотную, чего и добивался. Топор ударил, метя великану в левый бок, но тот чуть сместился, снова прикрылся древком секиры и, зацепив им за выемку в лезвии топора, рванул.
Золоченый топор Кнута взмыл в воздух, сверкая, будто молния, и полетел под ноги зрителям. Вопль ужаса и отчаяния прокатился по толпе, но старший сын Горма не даром получил право носить в этот день имя Тора. Не растерявшись, он тут же метнул свой расколотый щит в лицо противнику и сам прыгнул на него, обеими руками вцепившись в рукоять ростового топора. Несколько мгновений они боролись, каждый тянул древко в свою сторону, но более тяжелый и плотный Кнут одержал победу: рванул Ключ от Счастья к себе, он немедленно так же резко толкнул его, заставив Турса потерять равновесие, и подбил ему ноги.
Зимний Турс рухнул на спину, а Кнут вскинул к небесам обретенное оружие и с силой вонзил лезвие в землю возле самой головы поверженного врага. Народ кричал от восторга, и казалось, ликующие вопли достигают небес, отражаются от холмов и возвращаются усиленные эхом – будто сами боги кричат и смеются в небесах, радуясь победе Тора над силами зимы.
Поверженного турса забросали соломой и начали здесь же, внутри каменной ладьи, складывать погребальный костер. А победитель Тор направился с оружием побежденного на вершину кургана.
– Люди, приветствуйте могучего Тора, что громовым ударом освобождает землю! – воскликнула Тюра, ликующе вскинув руки. – Приветствуйте светлых владык, что ныне даруют нам лето!
Общий дружный крик сменил прежние разрозненные веселые выкрики. Кнут приблизился к дверце, блестевшей начищенной бронзой, и торжественно стукнул в нее обухом секиры три раза. Потом наклонился, потянул за кольцо и откинул крышку.
– Здесь ли ты, моя дорогая? – крикнул он, склоняясь к черной дыре. – Жива ли ты, мое солнце весны?
– Я здесь! – Гунхильда, стоя под самым отверстием, помахала ему рукой снизу. – Ты наконец пришел освободить меня?
– Да, Зимний Турс повержен, ты свободна! – На расстоянии и за криками толпы никто не слышал их беседы, кроме богов, но все должно быть проделано как следует. – Готова ли ты выйти в земной мир и озарить своей сияющей красотой небосклон?
– Я готова! Но тебе понадобится веревка!
– Она у меня есть! Моя мудрая мать посоветовала мне запастись веревкой!
Кнут сбросил вниз конец веревки, и Гунхильда привязала к ней верхнюю перекладину лестницы, которая до этого была спрятала под Фрейровой кроватью. Потянув за веревку, Кнут поднял верхний конец лестницы к лазу и придерживал, пока Гунхильда осторожно поднималась.
– А мои башмаки вы так и не принесли? – спросила она, когда Кнут, подав руку, помогал ей выбраться наружу.
– Башмаки?
– Понятно. Значит, дальше ты понесешь меня на руках, богиня ведь не может ходить по мокрой земле в одних белых чулках!
Ступив на землю, Гунхильда встала на откинутую крышку – влага земли быстро проникла сквозь чулки двойной вязки – и уже тогда, рука об руку с Кнутом, повернулась к людям, чтобы все могли видеть освобожденную богиню. И каждому подумалось, что только истинная жительница Асгарда может быть так прекрасна: окутанная волнами янтарно-рыжих волос, спускавшихся почти до колен, в красно-белом ярком наряде, с золотом на руках и груди, Гунхильда испускала сияние и была так хороша, что у смотревших на нее перехватывало дух и выступали слезы счастья. Казалось, сейчас она шагнет с вершины холма прямо на небо и пойдет по нему, озаряя сиянием земной мир.
– Радуйтесь, люди! – воскликнула Тюра. – Вот королева победы занимает свое место на небесном престоле, вот солнце и краса Дании выходит в путь по небесному синему кругу!
И по знаку королевы все, кто собрался возле священного холма, подняли руки, приветствуя живое солнце Дании, и запели старинную песнь, знаменующую высшую точку праздника.
Вслед за тем Кнут взял на руки свою богиню и осторожно понес с холма вниз.
– А теперь давайте наконец избавимся от этого чудовища! – Горм указал на то место, где валялся «убитый» Зимний Турс, прикрытый соломой.
Однако за то время, пока Кнут вытаскивал Гунхильду из холма и никто сюда не смотрел, Зимний Турс «превратился» в чучело, сделанное из соломы последнего снопа, который хранили для этой цели с осеннего праздника урожая. Было оно в рост человека и одето в те рваные шкуры, в которых турс сражался. Внутри ладьи из белых камней уже сложили костер, на который теперь с победными криками перетащили чучело, и Горм сам выбил огонь, чтобы его поджечь. Высушенная у очагов солома вспыхнула быстро, ярко, огонь почти мгновенно охватил поверженного врага.
Пока он догорал, Ингер подошла к Гунхильде, за ней девушки несли корзины. Начиная с королевской четы, все присутствующие стали подходить к ним, и каждому они вручали дары: Ингер – яблоко, а Гунхильда – крашеное яйцо как знак вечной молодости, возрождения и плодородия. Каждый отвечал двум юным богиням подарком. Горм и Тюра подарили обеим девушкам по ожерелью и шелковому покрывалу в знак того, что вскоре им предстоит покрыть головы и стать хозяйками. Знатные хёвдинги дарили гребни, новые маленькие ножи, которые носят на цепочках под нагрудными застежками, круглые застежки на плащ, а простой народ и дары подносил простые: мотки шерстяной пряжи, крашеные яйца взамен получаемых.
Раздавая и принимая дары, Гунхильда все смотрела в толпу, ожидая, желая и где-то боясь увидеть Харальда. Все, что случилось во тьме, казалось сном, но каков он предстанет перед ней при дневном свете? С кем все это происходило – с ней или с богиней, занявшей ее тело? Она знала только, что никогда не испытывала такого потрясения и никогда не была так счастлива, хотя счастье это было окрашено пугающей близостью бездны. И кто был с ней там – Харальд сын Горма или иное существо, один из богов, возлюбленный и супруг Сунны – сам Тор?
Зато теперь она поняла, почему Харальд с самого начала их знакомства вызывал в ней такие сильные и противоречивые чувства, почему так притягивал и восхищал ее, одновременно внушая некий страх своей грозной силой. Никогда еще Гунхильда не встречала человека, в котором так ярко и полно воплотилась бы божественная сила и дух Тора. Даже внешность Харальда – высокий рост, светлые волосы и золотисто-рыжая борода, светло-голубые, как небо, глаза – наводила на мысль о повелителе молний. В нем жил неукротимый и бестрепетный воинственный дух, непримиримая враждебность ко всем злобным и темным силам, но в то же время прямота, открытость, веселость, неизменная бодрость и решительность. И даже то, что он был наделен неутомимой жаждой любви – как она сама теперь знала – было даром Тора: ведь его, рыжебородого, а не Фрейра, называют своим покровителем земледельцы.
При воспоминании о ночи Гунхильду охватывал жар. А если учесть, что думать о чем-то другом у нее сейчас получалось плохо, не покажется удивительным, что она была румяна, глаза ее сияли звездами, лицо светилось, и в толпе непрерывно звучали восхищенные возгласы по поводу ее красоты. С одной стороны, ей было неловко думать о своем женихе, стоявшем от нее по другую руку, а с другой она знала, что все случилось так, как и должно было случиться. Сам Тор под личиной великана обнимал в подземелье свою солнечную супругу, и без этого весна могла бы не наступить. Даже этот день, светлый, полный солнечного сияния, первой зелени на холмах и веселых лиц, Гунхильда в душе считала своей заслугой – это было следствием ее трудов. Харальд своей мужской силой разбил зимние оковы земли, а она приняла его силу, как земля.
Людей вокруг было много, и с каждым она и Ингер должны были обменяться подарками и пожеланиями. Прошло немало времени, пока обряд раздачи даров был завершен. Чучело турса успело полностью сгореть, и только тогда наконец появился Харальд. Оставив соломенному великану свои шкуры, он успел сбегать к источнику, где начался сегодняшний праздник, и искупаться, чтобы смыть с себя следы зимней тьмы, за которую он сегодня якобы сражался. Там ждала его Хлода, принесшая нарядную одежду, и теперь они вместе присоединились к веселящейся толпе. Уже получившие дары богинь затеяли обычную в этот день игру: крашеное яйцо следовало подкинуть как можно выше и поймать. Тот, кому удавалось схватить яйцо, не повредив скорлупы, получит удачу во всем на ближайший год. Парни и девушки обменивались яйцами и улыбками, и каждый стремился поднести дар тому, кто по сердцу.
