Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи
– А теперь попробуй мяса! – продолжал Горм, и по приказу Тюры к гостю подошла Хлода с деревянным блюдом, на котором стояла миска с мясом и отваром. – Это главное угощение на нашем пиру, и ни один почетный гость не должен быть им обнесен!
– Но конунг! – убедительно воззвал епископ. – Это ведь жертвенное мясо! Это конина!
– Именно так! Ты мой самый почетный гость, приехавший от самого Отты кейсара! Я должен непременно почтить тебя всеми силами, и будет непоправимым упущением, если ты будешь лишен самого главного дара сегодняшнего дня!
– Но конунг, моя вера запрещает мне принимать участие в жертвенных пирах! – Епископ сидел очень прямо, словно стараясь уберечь нос от запаха мяса, которое уже стояло на столе прямо перед ним. – Апостол Павел писал: «Но если кто скажет вам: это идоложертвенное, – то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести».
– Никому не рассказывай об этом! – Горм замахал руками, будто стремился сохранить тайну. – Если хоть один человек откажется принять участие в пире, боги разгневаются на нас и не дадут урожая и мира, о котором мы молили их сегодня весь день. И если виновником этого окажешься ты – боюсь, даже я не сумею защитить тебя от людского гнева! Тогда тебя, да и всех христиан заодно, посчитают виновниками войн и неурожаев, которые смогут случиться, и это грозит самыми страшными последствиями. Многие из ваших уже отказывались от жертвенного мяса и тем навлекали много бед на себя и других! Дети Гевьюн снова, как уже бывало, примутся изгонять христиан, разрушать церкви, даже убивать служителей Христа! Я ни за что не могу допустить, чтобы в моей стране произошли подобные бедствия, которые надолго рассорят нас с Оттой, а мы ведь всем сердцем желаем быть с ним в как можно более хороших отношениях!
– Скушай хоть кусочек! – смеясь, убеждала епископа Ингер, будто капризного ребенка. – Совсем маленький кусочек, от этого тебе вреда не будет!
Епископ тяжело вздохнул. Из речей Горма он понял одно: отказ может привести к плохим последствиям для христиан в Дании и всего дела Христовой церкви во владениях норманнских королей. Поэтому он, вскинув глаза и, вероятно, вознеся молитву, быстро перекрестил поднесенное, отщипнул несколько жестковатых волокон мяса и положил в рот – с таким видом, будто это яд, от которого он должен будет немедленно умереть. И поспешно запил вином, стараясь не разобрать вкуса съеденного.
– Ну, вот и хорошо! – одобрила Ингер.
Хорит сидел с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами, будто боялся: то ли того, что нечестивая пищи или будет отторгнута его благочестивым чревом, то ли что за первым кусочком может последовать второй.
– А остаток доест Хлода. Ешь, тебе полезно! – насмешливо обратилась Ингер к невестке. – Может, Фрейр и Фрейя наконец вспомнят о тебе и пошлют Харальду сына.
С этими словами она ушла к матери за женский стол. Хлода проводила ее глазами, но доедать мясо не стала.
– Я уже пять лет просила старых богов послать мне дитя, – вполголоса обронила она, глядя в спину Ингер. – Но они меня не слышат. И я стала уже подумывать, что, может быть, мне стоит попросить об этом какого-то другого бога, более сильного? Что ты скажешь об этом, епископ?
– Ты очень здраво рассуждаешь… добрая женщина. – Глотнув из чаши, чтобы смыть вкус языческой пакости, Хорит кивнул. – Если ты обратишься к Христу и матери Его, святой Деве Марии. Они непременно помогут тебе.
– Хотела бы я знать, что мне нужно делать, чтобы добиться их милости?
– Я охотно расскажу тебе об этом, но, пожалуй, завтра или в другой день. Сейчас время неподходящее для такой беседы.
Кивнув, Хлода удалилась, оставив миску на столе перед епископом.
– Если ты больше не хочешь конины, не возражаешь, если я доем? – раздался рядом бесстыдный в своей непринужденности голос.
Обернувшись, Хорит увидел Кетиля Заплатку, уже протянувшего грязные руки к миске.
– Не следовало бы тебе этого делать, сын мой, но… для тебя это определенно меньший грех, чем для меня, так что забирай! – с явным облегчением позволили епископ.
И Кетиль, забрав миску, поспешил со своей добычей к двери, где среди других непочетных гостей ждала его тощая дочь, как всегда, с немытыми волосами. Ибо светлый праздник, День Госпожи, всем равно приносит тепло и радость – и конунгам, и нищим.
Глава 10
После Дня Госпожи, открывавшего летнюю половину года, по всем Северным Странам спускали на воду корабли. Миновало зимнее затишье, сообщение оживилось, появились торговые гости, а с ними и новости. С первым же кораблем из Бьёрко Гунхильда и Эймунд узнали, что Олав конунг находится именно там, надеясь уговорить шведского конунга Бьёрна оказать ему поддержку. Но, как говорили торговые люди, Бьёрн не очень-то спешит, хотя Олав тоже на День Госпожи приносил жертвы «за победу».
Гости, зимовавшие у Горма, разъезжались по домам, даже нищие поползли потихоньку по другим усадьбам. Еще некоторое время они везде будут желанными гостями, так как смогут рассказать много любопытного: приезд женщин Инглингов, попытку похищения Гунхильды, поединок, смерть фру Асфрид, необычно пышное празднование Дня Госпожи, обручение! Вот сколько новостей, да еще столь значимых для судеб Южного Йотланда и все Дании! Гунхильда думала, что и Кетиль со своей дочерью по имени не то Замарашка, не то Злюка, тоже тронется в путь, но эта пара оставалась в Эбергорде. Вероятно, Эймунд имел намерение в будущем снова прибегнуть к их помощи – ведь о том, что они принимали участие в попытке увезти Гунхильду, так никто и не узнал.
В прежние годы Кнут или Харальд, а чаще оба сразу, снаряжали в это время корабли для походов. Нередко они присоединялись к войску своего зятя Эйрика по прозвищу Бродекс – он когда-то владел Норвегией, но уж лет пятнадцать как был свергнут и изгнан своим сводным братом Хаконом. С тех пор Эйрик жил и правил в Нортимбраланде – эту землю ему отдал Адальстейн, конунг Бретланда, при условии, что тот станет оборонять ее от других викингов, в том числе данов. Эйрик жил в Йорвике, которым прежде владели сыновья знаменитого Рагнара Кожаные Штаны, но земли у него было так мало, что ему каждый год приходилось ходить в походы ради добычи: на Скотланд, в Ирландию и острова Западного моря. А с тех пор как Эйрик узнал, что новый бретландский конунг Ятмунд думает заменить его в Нортумбрии другим, он стал проводить большую часть времени на Оркнейских островах, думая обосноваться там, и только жена его с детьми еще жила в Йорвике. В этих походах к нему и присоединялись братья королевы Гуннхильд, чтобы объединенными силами добиться наибольших успехов. Вот только тягаться с Хаконом, к чему их постоянно подбивал зять, надеясь вернуть власть в отцовской державе, они не брались.
Однако в этом году Горм не считал разумным отпускать сыновей за море. Пока Олав, живой и даже наладивший связи со шведами, оставался в Бьёрко, Горм предпочитал сохранить все свои силы под рукой.
Легко догадаться, с каким нетерпением внуки покойной Асфрид ждали хоть каких-то новостей. И вот однажды, дней десять спустя после празднества и обручения Гунхильды, прибыл гость, который заставил весь дом забыть о Олаве и обратить свои взоры совсем в другую сторону.
Под вечер в усадьбу прибежали люди с вестью, что в гавань входит большой боевой корабль, под красно-белым полосатым парусом, незнакомый, однако с белым щитом на мачте в знак мирных намерений. Осторожный Горм немедленно приказал дружине на всякий случай изготовиться и послал гонца за Харальдом и его людьми. Королева Тюра тоже приказала женщинам начинать готовить пир: если белый щит не лжет, обладатель такого корабля, кто бы он ни был, заслуживает самого почетного приема.
Королева оказалась права. Владелец корабля имел самые мирные намерения, которые и подтвердил немедленно, как только сошел на берег. Это был человек лет пятидесяти, невысокого роста, плотного сложения и внушительного вида; в рыжеватых волосах уже проглядывала седина. Никто еще здесь его не видел, однако, когда он назвал свое имя, сам Горм вышел ему навстречу. Не будучи королевского рода, этот человек пользовался известностью и уважением не меньшим, чем иные конунги. Это был ярл из Хладира, по имени Сигурд Щедрый, по праву считавшийся одним из самых мудрых людей в Норвегии. В свое время он помог пятнадцатилетнему Хакону, младшему сыну прославленного Харальда Прекрасноволосого, убедив бондов признать его конунгом, и впоследствии Хакон назначил его правителем области Трёнделаг.
По случаю приезда Сигурда ярла в Эбергорде устроили пир, и сама Тюра, когда он вступал в дом, поднесла ему окованный позолоченным серебром рог, приветствуя под своим кровом. Его усадили на самое почетное место – напротив помоста, на котором сидел Горм, – и угощали гостя Ингер и Гунхильда. Сигурд ярл оказался очень приятным человеком, полностью заслужившим свою славу – мудрым, рассудительным, дружелюбным и щедрым. Таких подарков, какие он поднес каждому члену Гормовой семьи, они не получали давно: здесь были серебряные чаши исключительно тонкой работы, ларцы, украшенные резной слоновой костью, позолоченные блюда, златотканые одежды.
